К Троцкому, в отличие от Сталина, общероссийская (и европейская) известность в качестве видного деятеля социал-демократии пришла очень рано. Однако его путь в революции был гораздо более противоречив. Как известно, при расколе в 1903 году Троцкий примкнул к меньшевикам, вскоре написав яростный антибольшевистский памфлет «Наши политические задачи», в котором не жалел обличительных эпитетов в отношении В.И. Ленина, обвиняя его в насаждении «казарменного режима» в партии[12].
Правда, в рядах меньшевиков Троцкий оставался всего около года, а затем 13 лет являлся внефракционным членом РСДРП. Сразу оговоримся: мы считаем несостоятельным известный пропагандистский штамп о «троцкизме как разновидности меньшевизма», где под «троцкизмом» имеется в виду деятельность Троцкого за весь период 1903–1917 годов. Этот штамп был изобретен в 1920-е годы, до революции же разницу между различными группами в РСДРП хорошо понимали все члены партии[13]. Троцкий и группа его сторонников после отхода от меньшевиков продолжали расходиться с большевиками по организационным вопросам, ратуя за объединение всех фракций РСДРП и считая, что главная причина раскола – амбиции лидеров как большевизма, так и меньшевизма. Однако Троцкий был близок к большевикам по важнейшему вопросу – о перспективах революционного движения в Российской империи, на чем он довольно быстро и разошелся с меньшевиками.
Как и большевики, Троцкий отвергал союз пролетариата с либеральной буржуазией в борьбе против самодержавия (вытекавший из меньшевистского догматизма), настаивал на гегемонии рабочего класса в революции в союзе с крестьянством. А после победы – на перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую без сколько-нибудь продолжительного промежуточного этапа[14]. Основой взглядов Троцкого стало применение к российским условиям идеи о непрерывной (перманентной) революции, выдвинутой Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом после поражения буржуазно-демократических революций 1848–1849 годов в Германии, Франции и других странах Европы. Видя предательство буржуазии, предпочитавшей договориться с монархическими режимами, и непоследовательность мелкобуржуазных элементов, основатели научного коммунизма сделали вывод о том, что руководителем революционных изменений теперь может быть только рабочий класс, который, возглавив демократическую революцию, не остановится на ее задачах, пойдя дальше, к революции социалистической[15].
Отличие «теории перманентной революции», сформулированной Троцким вместе с социал-демократом А.Л. Парвусом[16] в период революции 1905–1907 годов, от ленинской, большевистской позиции применительно к ситуации в России начала XX века сводилось к различной оценке роли крестьянства в революции. Ленин считал, что после свержения самодержавия власть в России будет «революционной диктатурой пролетариата и крестьянства». В то время как Троцкий, указывая на то, что крестьянство неизбежно пойдет либо за пролетариатом, либо за буржуазией, полагал возможным установление пролетарской диктатуры в России сразу же вслед за революционным переворотом:
«Но участие пролетариата в правительстве и объективно наиболее вероятно, и принципиально допустимо лишь как доминирующее и руководящее участие. Можно, конечно, назвать это правительство диктатурой пролетариата, крестьянства и интеллигенции или, наконец, коалиционным правительством рабочего класса и мелкой буржуазии. Но все же останется вопрос: кому принадлежит гегемония в самом правительстве и через него в стране? И когда мы говорим о рабочем правительстве, то этим мы отвечаем, что гегемония будет принадлежать рабочему классу»[17].
В этом вопросе хорошо видна некоторая схематичность мысли Троцкого и склонность к поспешным выводам. В своей знаменитой статье «Итоги и перспективы» он утверждал, что российский пролетариат, взяв власть в союзе с крестьянством, неизбежно лишится поддержки крестьянства после того, как будут выполнены буржуазные, антифеодальные задачи русской революции. Крестьяне, как мелкие собственники, отвернутся от той власти, которая возьмет курс на социализм, и все надежды на сохранение диктатуры пролетариата в России могут быть связаны только с революцией в наиболее развитых странах Западной Европы[18]. Эта ставка Троцкого, при всех изменениях его позиции в дальнейшем, неизменно сохранится во всех политических расчетах Льва Давидовича, сыграв роковую роль в его судьбе.
Позиция Ленина насчет перспектив, которые ждали союз рабочего класса и крестьянства после уничтожения самодержавия и феодализма в России, была более взвешенна. Он предпочитал не забегать вперед, понимая, что многое будет зависеть от конкретной ситуации, которая сложится к тому времени. В работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» Ленин писал:
«Наступит время – кончится борьба с русским самодержавием – минет для России эпоха демократической революции – тогда смешно будет и говорить о “единстве воли” пролетариата и крестьянства, о демократической диктатуре и т. д. Тогда мы подумаем непосредственно о социалистической диктатуре пролетариата и подробнее поговорим о ней»[19].
Однако и у Ленина в этой же работе присутствует мысль о том, что при переходе к социалистическим задачам революции былой союз пролетариата и крестьянства неизбежно подвергнется эрозии:
«Несомненно, наконец, что и у нас в России успех крестьянской борьбы, т. е. переход к крестьянству всей земли, будет означать полный демократический переворот, являясь социальной опорой доведенной до конца революции, но отнюдь не социалистический переворот и не “социализацию”, о которой говорят идеологи мелкой буржуазии, социалисты-революционеры. Успех крестьянского восстания, победа демократической революции лишь расчистит путь для действительной и решительной борьбы за социализм на почве демократической республики. Крестьянство, как землевладельческий класс, сыграет в этой борьбе ту же предательскую, неустойчивую роль, какую играет теперь буржуазия в борьбе за демократию. Забывать это – значит забывать социализм, обманывать себя и других насчет истинных интересов и задач пролетариата»[20].
Таким образом, при всем различии антагонизма в позиции Троцкого и большевиков не было и в данном вопросе. Можно согласиться с Троцким, писавшим впоследствии:
«Если рассматривать давние мои разногласия с Лениным не в разрезе вырванных на лету цитат такого-то года, месяца и дня, а в правильной исторической перспективе, то станет совершенно ясно, что спор шел, по крайней мере с моей стороны, не о том, нужен ли для разрешения демократических задач союз пролетариата с крестьянством, а о том, какую партийно-политическую и государственную форму может принять революционная кооперация пролетариата и крестьянства и какие из этого вытекут последствия для дальнейшего развития революции»[21].
Как известно, революция 1905 года потерпела поражение и сменилась периодом реакции. Таким образом, в то время история не устроила практической проверки подхода Ленина и подхода Троцкого к революции в России. Оказалась бы «теория перманентной революции» действительно «несуразно-левой» (как отозвался о ней Ленин в ходе полемики с Троцким накануне начала Первой мировой войны[22]) в условиях свержения самодержавия в России в 1905 году и образования демократического правительства, теперь никак не установить. А 12 лет спустя расстановка сил в России была уже иной, и новая ситуация сняла разногласия между Троцким и Лениным.
Несколько забежав вперед, скажем тут о том, что в 1928 году, уже будучи исключенным из ВКП(б) и сосланным в Алма-Ату, Троцкий написал работу «Перманентная революция», где «актуализировал» свою старую теорию с учетом опыта Октябрьской революции. Смысл этой теории он резюмировал следующим образом:
«…Она показывала, как демократические задачи отсталых буржуазных наций непосредственно ведут в нашу эпоху к диктатуре пролетариата, а диктатура пролетариата ставит в порядок дня социалистические задачи. В этом состояла центральная идея теории. Если традиционное мнение гласило, что путь к диктатуре пролетариата лежит через долгий период демократии, то теория перманентной революции устанавливала, что для отставших стран путь к демократии идет через диктатуру пролетариата. Этим самым демократия становится не самодовлеющим режимом на десятки лет, а лишь непосредственным вступлением к социалистической революции. Они связываются друг с другом непрерывной связью. Между демократическим переворотом и социалистическим переустройством общества устанавливается таким образом перманентность революционного развития.
Второй аспект «перманентной» теории характеризует уже социалистическую революцию как таковую. В течение неопределенно долгого времени и в постоянной внутренней борьбе перестраиваются все социальные отношения. Общество непрерывно линяет. Один этап преобразования непосредственно вытекает из другого. Процесс этот сохраняет по необходимости политический характер, т. е. развертывается через столкновения разных групп перестраивающегося общества. Взрывы гражданской войны и внешних войн чередуются с периодами “мирных” реформ. Революции хозяйства, техники, знания, семьи, быта, нравов развертываются в сложном взаимодействии друг с другом, не давая обществу достигнуть равновесия. В этом перманентный характер социалистической революции как таковой.
Международный характер социалистической революции, составляющий третий аспект теории перманентной революции, вытекает из нынешнего состояния экономики и социальной структуры человечества. Интернационализм не есть отвлеченный принцип, но лишь теоретическое и политическое отражение мирового характера хозяйства, мирового развития производительных сил и мирового размаха классовой борьбы. Социалистическая революция начинается на национальной почве. Но она не может на ней закончиться. Сохранение пролетарской революции в национальных рамках может быть лишь временным режимом, хотя бы и длительным, как показывает опыт Советского Союза. Однако при изолированной пролетарской диктатуре противоречия, внешние и внутренние, растут неизбежно вместе с успехами. Оставаясь и далее изолированным, пролетарское государство в конце концов должно было бы пасть жертвой этих противоречий. Выход для него только в победе пролетариата передовых стран. С этой точки зрения национальная революция не является самодовлеющим целым: она лишь звено интернациональной цепи. Международная революция представляет собою перманентный процесс, несмотря на временные снижения и отливы»[23].
В этом виде «теория перманентной революции» сводится в основном лишь к адекватной коммунистической позиции, которую разделяли и разделяют все марксисты, начиная с Ленина и (с оговорками, о которых еще пойдет речь в этой книге) Сталина. Все это актуально и сейчас, особенно учитывая опыт ревизионистского разложения социалистических стран и коммунистических партий, в ходе которого совершалась подмена марксизма мелкобуржуазными идеями: вместо ориентации мирового коммунистического движения на пролетарскую революцию – реанимация реформизма, изобретение «некапиталистического пути развития» ради компромисса с национальной буржуазией, вместо строительства коммунизма в социалистических странах – некий «развитой социализм» с весьма неясными перспективами, вместо борьбы за победу коммунизма в мировом масштабе – различные сорта «национально-патриотического социализма». Явно ошибочным у Троцкого является лишь упование в первую очередь на «пролетариат передовых стран». Также особняком стоит вопрос о «построении социализма в отдельно взятой стране», о котором мы напишем ниже.
Таким образом, неудивительным является совпадение взглядов Троцкого и Ленина в условиях революционного кризиса 1917 года – разногласий в коренных вопросах социалистической революции у них не было, тактические же моменты 1905–1907 годов (в частности, вопрос о конкретных формах союза пролетариата и крестьянства) ушли в прошлое.
Однако после поражения Первой русской революции будущих главу советского правительства и председателя Революционного военного совета ждало острое противоборство периода реакции. В контексте борьбы внутри РСДРП в эти годы Троцкий был противником Ленина, отвергая большевистские организационные принципы и пытаясь объединить большевиков с меньшевиками на позициях пролетарской революции. Утопичность этого подхода Троцкий впоследствии признавал сам:
«…Я занимал тогда в отношении к меньшевикам позицию, глубоко отличную от позиции Ленина. Я считал необходимым бороться за объединение большевиков с меньшевиками в одной партии. Ленин считал необходимым углублять раскол с меньшевиками, чтоб очистить партию от основного источника буржуазных влияний на пролетариат. Значительно позже я писал, что основная политическая моя ошибка состояла в том, что я не понял своевременно принципиальной пропасти между большевизмом и меньшевизмом»[24].
Наиболее яркие документы периода данной полемики, в которых Ленин и Троцкий в весьма резкой форме отзываются друг о друге, впоследствии стали «визитной карточкой» антитроцкистской публицистики и историографии. Это, прежде всего, письмо Ленина «О краске стыда у Иудушки Троцкого»[25] (оставшееся неотправленным и найденное в ленинских бумагах лишь в начале 1930-х годов) и письмо Троцкого к меньшевику Чхеидзе, написанное в 1913 году, в котором Троцкий все так же ратует за «идейное и организационное разрушение переживших себя фракционных перегородок» в РСДРП[26]. Не пытаясь оправдать оппортунистические позиции Троцкого в эти годы, отметим, что дальнейшая его деятельность в рядах партии большевиков, особенно в период Октябрьской революции и Гражданской войны, гораздо более весома, нежели антиленинская работа периода реакции.
Начавшаяся Первая мировая война приблизила Троцкого к большевизму. Как и Ленин, Троцкий выступил с однозначным осуждением социал-шовинизма, поддержки буржуазных правительств социал-демократическими партиями[27]. Правда, его позиция была менее последовательна, чем ленинская. Так, Троцкий не разделял лозунга «поражения своего правительства», считая, что призывы к поражению России означают призыв к победе кайзеровской Германии.
«Поскольку поражение, при прочих равных условиях, расшатывает данный государственный строй, постольку предполагаемая поражением победа другой стороны укрепляет противную государственную организацию. А мы не знаем такого европейского социального и государственного организма, в упрочении которого был бы заинтересован европейский пролетариат, и в то же время мы ни в каком смысле не отводим России роли избранного государства, интересам которого должны быть подчинены интересы развития других европейских народов… Поражения дезорганизуют и деморализуют правящую реакцию, но одновременно война дезорганизует всю общественную жизнь, и прежде всего ее рабочий класс.
Война не есть, далее, такой “вспомогательный” фактор, над которым революционный класс мог бы иметь контроль: ее нельзя устранить по произволу, после того как она дала ожидавшийся от нее революционный толчок, как исторического мавра, который выполнил свою работу.
Наконец, выросшая из поражений, революция получает в наследство вконец расстроенную войной хозяйственную жизнь, истощенные государственные финансы и крайне отягощенные международные отношения», —