Затем последовали растянувшаяся на несколько лет депортация и геноцид понтийских греков – уничтожение коренного греческого населения исторического Понта (проживавшего на данной территории более двух тысяч лет), осуществленное правительством младотурок и продолженное кемалистами в период 1914–1923 годов. В рамках так называемой Освободительной войны (май 1919 – октябрь 1923) под руководством Кемаля Ататюрка шла война против христианских меньшинств – греков и армян. С мая 1915 года разворачивается следующая волна геноцида ассирийцев. Идут массовые убийства и насильственное выселение ассирийского населения в пустыни Сирии и Месопотамии. В этой «работе» принимали активное участие курдские племена.
Последний аккорд процесса уничтожения христианских народов на территории Турции – так называемый Стамбульский погром 6–7 сентября 1956 года. Из «Википедии»: «После погрома 2,5-тысячелетняя история греческого присутствия на территории современной Турции подходит к концу»8. Пострадало около 80 церквей, 4500 магазинов, 2500 квартир, 40 школ9. На этот раз число убитых было невелико. Ставилась цель выдавить греческое население из страны. Так, погромщики разрушали кладбища. При этом не только осквернялись памятники, но раскапывались могилы, из которых выбрасывали кости умерших. Грекам объясняли: «Уезжайте. Вам не будет покоя ни при жизни, ни после смерти». В результате из 140 тысяч греческого населения в городе остается несколько тысяч.
Понятно, что эти растянувшиеся на долгие десятилетия события нельзя списать на преступных правителей, группы радикалов и отдельных фанатиков. Перед нами подлинное историческое творчество широких масс. В отличие от погромов Средневековья геноцид христианских народов Османской империи и Турции, как и геноцид в Руанде, происходили сравнительно недавно и хорошо документированы. Эти свидетельства позволяют оценить масштабы и увидеть фактуру событий – разграбление имущества, убийства и изнасилования, вскрытие могил.
Оценка народов и народностей в категориях «хороший/плохой» бессмысленна. Народы различаются стадией исторического развития. Стадии эти задают типологию ментальности, которая определяет универсум человеческого поведения. На определенных стадиях вандализм, уничтожение противника, изгнание босых и голых на верную смерть – нормальная практика. Так же, как людоедство, человеческие жертвоприношения, работорговля и тому подобное. На другой стадии эти эксцессы воспринимаются как абсолютно невозможные. И, безусловно, рядом с теми, кто грабил и убивал, были другие, которые спасали, прятали несчастных, помогали скрыться. Сколь ни мал и даже ничтожен процент этих «других» – они были и будут. Знание об этом и уверенность в устойчивости данной категории дает нам силы жить на этой земле.
А вот еще одна прекрасно звучащая интеллигентская мантра: каждый человек от рождения в чем-то одарен и потенциально талантлив. Каждый в детстве-юности мечтал о прекрасном. Мы, общество, не смогли увидеть заложенные в нем потенции, развить их, дать раскрыться. Вот человек и спился, «сошел с круга», совершил преступление. Ложь это. Биологи свидетельствуют: в нормальной популяции млекопитающих 3–7 % «искателей», ориентированных на освоение новых территорий, одаренных особей10. Остальные созданы для обживания устойчивой реальности, они воспроизводят вечные модели бытия, плодятся и размножаются. Бывает, что талантливый человек задыхается в корежащей его среде и «сходит с круга». Но на каждого такого приходятся десятки заурядных, бесконечно скучных, бескрылых людей, которые проживают тоскливую и однообразную жизнь. Если они маргинализируются и погибают от варварского потребления наркотиков или спиртосодержащих хозяйственных жидкостей, то перед нами не трагедия нераскрывшегося таланта, а трагедия бескрылой заурядности, не нашедшей ни своего места в жизни, ни сил нести бремя существования в этом мире. В подобных процессах нет вины общества, школы или окружения (это окружение, как правило, мало отличается от погибшего). Есть жестокая поступь законов природы.
Особого внимания заслуживают две великие мифологии – Просвещения и Прогресса, доминирующие в европейском сознании последние два-три века. Надо заметить, что следует различать концепции просвещения и прогресса и мифологические интерпретации этих теоретико-идеологических конструкций. Массовому человеку свойственно мифологизировать любые теоретические модели, попадающие в поле его зрения.
Вначале необходимо одно обобщающее суждение: при том что Просвещение и Прогресс могут противостоять христианству либо отстраняться от него, эти учения базируются на позитивном религиозно-философском бэкграунде (оформление которого принадлежит христианской доктрине). Предельно обобщая – мир создан для человека, который находится в логическом центре творения.
В связи с этим стоит привести данные одного из научных экспериментов. Группа английских и американских ученых провела математический анализ истории человечества между 1500 годом до нашей эры и 1500 годом нашей эры. Была построена модель Афро-Евразийской суши, на которой были размещены как все кочевые народы, так и аграрные общества. Проверяемая гипотеза состояла в том, что движущей силой эволюции человечества было совершенствование орудий труда и последующие войны. Эта модель предсказывала, что становление сложных социальных институтов, способствующих сотрудничеству генетически неродственных людей, происходит быстрее там, где войны более часты и жестоки. Проверка показала, что гипотеза точно предсказывает то, что имело место в реальности11.
Человек не является самоценной сущностью. Он – расходный материал, позволяющий разворачивать всемирно-исторический процесс. Зачем это нужно и каковы цели Создателя – специальная религиозно-философская проблема. Однако трогательное утверждение чеховской героини: «Человек создан для счастья, как птица для полета» – не выдерживает сопоставления с реальностью. Реальность эта имманентно драматична. Она требует постижения, мужества и личностного достоинства.
А теперь перейдем к более подробному анализу. Начнем с Просвещения. Свет знания, рассеивающий темноту невежества и просвещающий живших во мраке несчастных, которые, просвещенные светом знания, идут к новой, счастливой жизни, – это сказка. В реальности научно-рациональная картина мира отрицает и разрушает альтернативную ей модель Вселенной, структурированную мифологическими комплексами архаического сознания. Картина эта существовала тысячелетия, необычайно цепкая, закрепленная в каждой клетке социокультурного пространства (в фольклоре, мифах, убеждениях) и то и дело прорастающая в новом «просвещенном мире» в новых/ старых мифах, ментальных привычках, фантастических слухах и поверьях.
Разрушение культурной парадигмы, слом картины мира – всегда трагедия, раскалывающая поколения, проходящая через судьбы людей, травмирующая сознание, которое стремится примирить, «сшить воедино» исконные модели миропереживания и новые установки. На такую смену уходят века. Но в реальности общество расслаивается, и рядом со слоем, преимущественно живущим в Новом времени, существует слой по преимуществу традиционный, обреченный на периферию социокультурного пространства и маргинализацию.
Прогресс не только завершает эпоху перманентного голода и безобразной нищеты социальных низов, но и несет массу проблем. Он уничтожает профессии, ликвидирует целые отрасли экономики, рушит устойчивый образ жизни, стирает с карты населенные пункты, ведет к переселению в мегаполисы миллионов людей и обезлюживанию огромных пространств. Современные ученые, исследующие проблемы модернизации, работают с понятием «созидательное разрушение»12, указывая, что технологические инновации приносят обществу процветание, но эти результаты сопровождаются созидательным разрушением, затрагивающим работу и образ жизни массы людей, которые оказываются «вчерашними» и ненужными в новой реальности. Прогресс несет перманентные изменения. Все это – полноценная человеческая трагедия. Порожденная прогрессом реальность в буквальном смысле утверждается на костях «вчерашних», проигравших социальных общностей, поколений, племен и народностей, которые не смогли вписаться в новый, яростный мир. Историческая динамика неизбежна и единственно возможна, но она всегда порождает человеческие трагедии.
А есть и особый механизм исторического снятия больших нетрансформативных целостностей, о котором не любят говорить вслух. Речь идет о том, что стадиально «вчерашние» сообщества, оказавшиеся в резко изменившейся реальности и не способные к необходимому изменению, переживают глубокий кризис и входят в разнообразные процессы исторического снятия. Для того чтобы живо представить себе, о чем речь, достаточно обратиться к судьбам сельской глубинки Нечерноземья, которое от тоскливого прозябания позднесоветской эпохи перешло к вымиранию и деградации. Колхозы и совхозы кончились; все, что можно было растащить, ушло сквозь пальцы. Наиболее подвижные сбежали в мегаполисы. Оставшиеся спиваются, гибнут в бессмысленных драках, замерзают в неотапливаемых помещениях. И это не единственный сценарий схождения с исторической арены общностей, зашедших в тупик. Они могут гибнуть в бессмысленных войнах, исчезать на пути в неведомые дали13.
Негативные последствия трендов глобальной исторической динамики многообразны. В самое последнее время специалисты стали называть вещи своими именами и заговорили об эпидемии ожирения, поразившей человечество. За последние 15–20 лет число избыточно тучных людей выросло на порядок. От них некуда спрятаться. Нарушение биологических констант бытия homo sapiens даром не проходит. Десятки тысяч лет люди периодически недоедали, жили под угрозой голода, переходили с места на место в поисках элементарного пропитания. Хоронили близких и жили с ощущением, что смерть где-то совсем рядом. В 50-х годах прошлого века вначале США, а затем Западная Европа вступили в эпоху общества потребления. Во второй половине XX века голод отступил по всему миру и стал локальным явлением. Ситуация, когда пропитание гарантировано, стала естественной и превратилась в константу бытия. Человеческая природа мгновенно отреагировала на это массовым ожирением, то есть ухудшением качественных характеристик популяции14.
Рост плотности населения земного шара, ведущий к исчерпанию территории и ресурсов, задал мощный импульс объемному росту гомосексуальных практик и изменению культурного статуса этого явления. Гомосексуальные отношения существовали всегда. С утверждением христианства они были отодвинуты за рамки Должного во внекультурное пространство и занимали незначительный объем. Сегодня наблюдаются резкий рост и легализация гомосексуальных практик. Это очевидным образом связано с демографическим переходом в урбанизированных обществах, а также с окукливанием белой расы. Но об этом не говорят вслух.
Прогресс медицины ведет к накоплению генетического груза и разрушает устойчивые биологические механизмы пресечения нежизнеспособных, тупиковых «побегов». Женщина, которая прежде не могла разродиться, умирала родами и завершала тем самым нежизнеспособную линию развития, сегодня рожает, и ее потомки воспроизводят и накапливают генетические проблемы. Те же процессы связаны с выхаживанием детей с врожденными заболеваниями и аномалиями. Здесь мы сталкиваемся с неразрешимым противоречием. Святое родительское чувство и прогресс медицины разрушают естественный биологический механизм саморегуляции, отсекающий воспроизводство неадаптивных особей.
Человек фундаментально не создан для счастливой и спокойной жизни; он, как и все остальные виды млекопитающих, создан для выживания в жесткой и стрессогенной конкурентной среде. А будучи вырванным из этих условий, стремительно деградирует как биологический вид.
Люди, пару поколений прожившие в обществе потребления, не отдают себе отчета в том, что перманентная опасность голода и смерть – неустранимые условия существования. И более того, что за сотни тысяч лет сложилась устойчивая психологическая потребность в проживании и переживании этих состояний. В первое послевоенное десятилетие европейский и американский кинематограф снимал красивые костюмированные сказки из жизни высшего общества прошлых веков. Люди, пережившие ужасы мировой войны, искали красивую сказку и образы покоя. Но в 1960–70-е годы в массовую культуру приходит жанр фильмов-катастроф. С одной стороны, фильмы-катастрофы художественно оформляли перспективу ядерной войны. А с другой – реализовывали потребность населения евроатлантического мира в художественно замещенных образах смерти. Малые дети пугаются страшного мультипликационного волка, но они испытывают потребность в переживании эмоционально оформленного образа смерти. И это не ограничивается кинематографом XX века. Мир народной сказки и фольклорной песни несет тот же образный строй. В замечательной народной колыбельной «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…» входящий в жизнь ребенок обретает важнейшую истину – прижмись к маме, смерть бродит где-то совсем рядом.
Здесь имеет смысл обратиться к эксперименту американского этолога Джона Кэлхуна «Вселенная-25» (Universe 25, 1969–1970). Ученого интересовали связи между популяционной плотностью и поведением сообществ грызунов. Для мышей был создан «рай» (изобилие еды, чистота) в строго ограниченном пространстве. Вслед за взрывообразным ростом популяции на начальном этапе наступило снижение темпов, появились отверженные молодые особи, росла агрессия. Самки стали убивать своих детенышей, становились агрессивными отшельниками и отказывались от размножения. На последней стадии, или «стадии смерти», появилась генерация самцов, названных «красавчиками». Красавчики не вступали в борьбу за самок и территорию, не проявляли активности к размножению – только ели, спали и чистили шерстку. К моменту завершения эксперимента вся популяция вымерла.
Предвидя катастрофу, несколько самок и самцов-красавчиков были перенесены в отдельные загоны. Обнаружилось, что мыши и там не пытаются спариваться. К изумлению ученых, покинувшие рай мыши своего поведения не изменили и отказались выполнять функции, связанные с репродукцией. В итоге не было новых беременностей и все мыши умерли от старости. Иными словами, трансформация, которую пережило сообщество мышей, включенное в эксперимент, оказалась необратимой.
Эксперимент Джона Кэлхуна в высшей степени поучителен и наводит на размышления. Специалисты говорят о том, что прогресс генной инженерии позволит корректировать любые врожденные дефекты. Далее прогресс технологий может снять проблему размножения, минуя сексуальные отношения между людьми. Наверное, все это возможно. Однако такой уровень вмешательства в природу человека представляется мне запредельным, и жить в этой стерилизованной реальности категорически не хотелось бы. Слава Богу, до той поры я не доживу.
Отдельного разговора заслуживают идеологические искажения реальности.
Если культура трансформирует картину мира сравнительно мягко и слабозаметно, то любая идеологическая традиция воинственно партийна. Культура существует в более или менее гомогенной реальности. Она всеобща и самоочевидна. Идеологии возникают и существуют в мире, который не удовлетворяет идеологов. В этом мире существуют конкурирующие социальные силы и идеологические построения. Исходная цель всякой идеологии – коррекция либо полное преобразование «старого мира». А потому идеологии несут в себе мобилизационный потенциал, импульс действенного преобразования.
Идеология диктует картину мира и вытекающую из нее систему норм таким образом, что любая другая позиция трактуется как чуждая либо прямо враждебная. Идеологические конструкции формируют острое неприятие альтернатив. Профанируют и демонизируют их, объясняют чьими-то происками, в основе которых лежат своекорыстные интересы врагов божественной истины и справедливости. В этом отношении идеологии выступают мощнейшими механизмами порабощения человеческого сознания. В культурно-психологическом плане идеологии представляют собой механизм комфортного закабаления сознания. Апеллируя к якобы очевидным резонам и обстоятельствам, психологически комфортным для адепта данного учения, идеологи выстраивают картину мира, в которой нет ни альтернатив, ни места для сомнений.