На другой день выводка состоялась довольно поздно, так как Охотников никогда рано не вставал. Конюшни были менее грандиозны, чем в Хреновом, но превосходно содержались. Чистота и порядок были образцовые. Производители мне понравились менее маток, но среди них один, белый Ветерок, оказался замечательной лошадью, и я просил мне его продать. Охотников сказал, что этот жеребец не продается».
Здесь я прервал рассказ Якунина и просил рассказать, каков по себе был Ветерок. Якунин сообщил, что Ветерок был невелик, но необыкновенно хорош: стоял на превосходных ногах, был сух и квадратен, то есть не был длинной лошадью. Он отличался необыкновенной шириной, имел превосходную спину, и все его части были очень дельны. Шея не была лебединой, скорее прямой, но не тяжелой. Ветерок был очень породен и совершенно белой масти. Увидев, что я особенно интересуюсь Ветерком, Якунин рассказал мне, что он видел его на езде. Когда он вторично стал просить Охотникова уступить ему эту лошадь и предложил за него 5000 рублей, Охотников сказал буквально следующее: «Я велю показать вам Ветерка на езде, и тогда вы сами поймете, почему эту лошадь нельзя продать не только за пять тысяч, но и ни за какие деньги!»
Ветерок (Кролик – Главная), р. 1868 г., зав. В.П. Охотникова
Ветерок был показан Якунину на другой день на бегу рано утром. Охотников при этом не присутствовал. Якунин с восторгом вспоминал езду Ветерка и сказал мне, что только его Петушок был не менее хорош. Петушок был кумиром Якунина, и такая оценка езды Ветерка в его устах значила многое. Управляющий заводом, присутствовавший во время езды Ветерка, сказал Якунину: «Это лучшая наша лошадь, а его мать находилась у нас долго в езде. Ветерок ее единственный жеребенок, она, дав его, к сожалению, пала».
Ветер-Буйный (Ветерок – Вихрястая), р. 1887 г., Хреновского зав., золотой медалист Парижской выставки 1900 г.
Волшебник 5.05 (Ветерок – Вихрястая), р. 1889 г., Хреновского зав., брат Ветра-Буйного
Ввиду того исключительного значения, которое имеет в рысистой породе Ветерок, я позволю себе сделать небольшой комментарий к рассказу Якунина. Прежде всего, нельзя не выразить радости, что Охотников не продал Ветерка Якунину, ибо случись это, мы не имели бы в настоящее время многих знаменитых лошадей, составляющих украшение рысистой породы. Достаточно сказать, что Вармик и Момент – внуки Ветерка. В заводе Якунина Ветерок, несомненно, погиб бы, как погибло в этом заводе немало замечательных лошадей.
Вармик (Варвар-Железный – Волна от Ветерка зав. В.П. Охотникова), р. 1894 г., зав. Н.И. Родзевича
Барин-Молодой 2.14(Вармик – Милушка), р. 1903 г.
Я считаю, что формы Ветерка Якунин охарактеризовал верно, особенно метко подмечено его квадратное сложение. Когда я описывал формы Барина-Молодого, то обратил внимание на квадратное сложение и ширину этого жеребца, и теперь мы знаем, от кого позаимствовали Барин-Молодой и Вармик эти отличительные черты экстерьера. Неменьший интерес представляет сообщение Якунина о том, что мать Ветерка долгое время находилась в езде, это до известной степени заменило ей тренировку. Я рассказал об этом С.Г. Карузо, он чрезвычайно заинтересовался и при первой возможности проверил этот факт. Когда в его руки поступила последняя опись завода В.П. Охотникова, он нашел в ней сведения о том, что Главная, мать Ветерка, родившаяся в 1859 году, находилась в езде до 1867 года, когда была случена с Кроликом.
Н.Е. Сверчков «Кролик». Картина 1864 г.[7]
От этой случки в следующем году родился Ветерок, после чего Главная пала. Таким образом, Ветерок был действительно единственным приплодом Главной. Если предположить, что Главная поступила в езду в четырехлетнем возрасте, то, стало быть, она несла работу четыре года; если же она поступила в езду пяти лет, то работала три года. Надо полагать, что эта работа оказала на Главную самое благотворное влияние. Здесь я невольно припоминаю слова нашего незабвенного ветерана-коннозаводчика В.П. Воейкова, чьи мемуары я читал в отрывках – к сожалению, они никогда не были напечатаны. Давая наставления своим сыновьям о том, как надлежит вести заводское дело, Воейков писал, что заметил: те рысистые кобылы, которые ходили у него под охотой и потом поступили в завод, давали резвых жеребят. Отсюда он сделал вывод, что кобыл, поступающих в завод, необходимо работать. На примере охотниковского Ветерка это положение подтвердилось. Теперь все это для нас азбука, но в те времена слова Воейкова звучали откровением.
Шемснур 2.15 (Вармик – Леда), р. 1903 г., рыж. в сед. жер. зав. Н.И. Родзевича
Тоня Р. 4.38,4 (Вармик – Межа), р. 1901 г., гн. коб. зав. Н.И. Родзевича
Эсперанс 2.24 (Вармик – Милушка), р. 1906 г., гн. коб., сестра Барина-Молодого
Вий 2.16,1 (Вармик – Таковская), р. 1909 г., вор. жер.
Ветерок 2.16,7 (Вий – Утрата), р. 1915 г., кар. жер.
Реум 2.13,7 (Барин-Молодой – Проталинка), р. 1913 г., гн. жер.
Керамика от Реума, р. 1930 г., мать Квадрата
Турчаночка 2.16 (Барин-Молодой – Турочка), р. 1918 г., у В.В. Костенской (возможно, на фото с лошадью)
Вожак 2.15,5 (Лесок – Вольная-Ласточка, дочь Ветерка), р. 1899 г.
Ледок 2.11,7; 4.43 (Вожак – Леди), р. 1909 г., гн. жер.
Шквал (Ветерок зав. В.П. Охотникова – Лучина), р. 1886 г., сер. жер. зав. гр. И.И. Воронцова-Дашкова
Ментик 4.53,6 (Лесок – Ментичка), р. 1897 г., зав. Щёкиных[8]
Меценат 2.14,3 (Ментик – Краля), р. 1914 г., вор. жер.[9]
Ментичка 2.28,4 (Ментик – Мощная), р. 1914 г., мать рекордистки Муравушки 2.10
Барчук (Барин-Молодой – Молния), р. 1912 г. Фото 1926 г.
Муравушка 2.10,6 (Барчук – Ментичка), р. 1925 г., вор. коб.
Вернемся к рассказу Якунина об охотниковском заводе.
«После заводских жеребцов были показаны заводские матки. Они произвели на меня очень большое впечатление. Здесь я увидел, что Пономарёв не прав: состав кобыл был такой, какого я не видел потом в других заводах. Правда, все кобылы были некрупны, около трех вершков, но замечательно глубоки, сухи, низки на ногах, правильны и очень породны. Я весь был под впечатлением от этих кобыл и мечтал уже купить чуть ли не лучших из них. Все они были в превосходном порядке. Молодежь мне понравилась меньше: попадались лошади чересчур мелкие, у некоторых спины были слабоваты, у других – тяжелые головы; кроме того, они были худы и, видимо, мало работались. В заводе все внимание было сосредоточено на заводских жеребцах и матках, а молодежь оказалась как бы в загоне. Среди молодежи мне очень понравились вороная кобылка трех лет и одна годовичка, и я их купил. Одной из них была Бархатка, бабка моего Петушка».
Я спросил Якунина, правда ли, что в заводе Охотникова лошади плохо кормились. Он опять повторил, что молодежь была в забросе и кормилась плохо, но заводской состав был в блестящем порядке. Уже тогда можно было заметить, что Охотников охладел к лошадям. Якунин мог судить об этом по тому, что почти все кобылы, которых он отобрал, были ему сейчас же проданы.
Весь следующий день, по словам Якунина, ушел на выбор кобыл. С разрешения Охотникова он направился в завод, пересмотрел всех маток по отделам, потом еще раз на выводке, выбрал одиннадцать кобыл и направился в дом. И тут судьба Якунина как коннозаводчика была решена. Охотников взял список, медленно его прочел, вычеркнул три имени и назначил цену за восемь кобыл в 8000 рублей. Якунин с радостью взял из рук Охотникова записку в контору с распоряжением принять деньги и выдать аттестаты. С его же согласия кобылы на два месяца были оставлены в заводе. Так была совершена эта историческая для Якунина покупка, и он стал коннозаводчиком.
После того как Охотников уехал в Москву, Якунин купил у Перепёлкина еще двух кобыл охотниковских кровей и стал собственником десяти маток. Вот их список: Бархатка (Соболь 2-й – Ходистая), вороная кобыла, р. 1873 г.; Богатырка (Богатырь 2-й – Смелая), вороная кобыла, р. 1868 г.; Грозная (Вельможа – Рында), вороная кобыла, р. 1871 г.; Готовая (Вельможа – Ретивая), вороная кобыла, р. 1875 г.; Жемчужная (Бобрик 2-й – Орлица), серая кобыла, р. 1856 г.; Смелая (Горностай – Вьюга 2-я), караковая кобыла, р. 1863 г.; Суровая (Задорный – Сурьёзная), серая кобыла, р. 1858 г.; Усадница (Верный – Беглянка 2-я), серая кобыла, р. 1861 г.; Флейщица (Бедуин – Флейщица 2-я), серая кобыла, р. 1870 г.; Скромная (Скромный 2-й – Горностайка), серая кобыла, р. 1869 г.
Интересно посмотреть, что представляли собой все эти кобылы, ведь они были взяты из заводского состава, то есть из того материала, которым пользовался сам В.П. Охотников. Якунин говорил мне, что он выбрал лучших по экстерьеру кобыл, так как после слов Охотникова о кровях его завода не сомневался больше в том, что все охотниковские матки высочайшей породы и происходят от шишкинских лошадей.
Бархатка была от Ходистой, которая дала призовую Гильдянку и известного Завета, отца резвой Тайны. Сама Ходистая, дочь одной из лучших шишкинских кобыл Домашней, приходилась полусестрой Главной – матери Ветерка. Якунин говорил мне, что из всей молодежи она больше всего ему понравилась. Бархатка дала у Якунина Горку – мать Петушка. Отдадим должное Якунину: он проявил большое чутье, купив Бархатку самостоятельно, без подсказки.
Богатырка и ее мать Смелая, самые крупные кобылы во всей партии, были выставочного экстерьера.
Грозная была дочерью Рынды, что от Соболя 2-го, а мать Рынды Уборная дала Охотникову Строгого – замечательного производителя. Грозная получилась очень хороша по себе и была награждена медалью на выставке в Москве в 1875 году.
Готовая оказалась так хороша, что Якунин купил ее годовичком. Она была дочерью Ретивой, что от Соболя 2-го и Фортуны, матери заводского жеребца Бедуина. В прямой женской линии Готовая происходила от знаменитой шишкинской Вострухи, дочери Доброго 3-го, которая дала Шишкину Атласного 3-го (Павлова), Миловидного (Колюбакиной), Бобрика (Охотникова) и Точёного (Тулинова). Готовая принадлежала по породе к лучшим рысистым лошадям и вполне подтвердила высокое происхождение своей заводской деятельностью.
Жемчужная была дочерью Бобрика 2-го и внучкой Кролика. Ее мать – знаменитая Орлица, что от Бриллиантки, дочери старого шишкинского Горностая. Бриллиантка – дочь Богатой от Полкана 3-го и мать голицынской Мятелицы. Жемчужная, по словам Якунина, была лучшей из всех охотниковских кобыл, им купленных. Это меня нисколько не удивляет, так как ее мать Орлица в свое время на Всероссийской конской выставке в Москве получила высокую награду.
Суровая была очень хороша, но имела, по словам Якунина, тяжелую голову. В его заводе она дала белого Удалого – замечательную лошадь, получившую заводское назначение у Охотникова. В прямой женской линии Суровая происходила от знаменитой Карнаушки, матери Задорной, от которой родился Горюн, так прославивший завод Дубовицкого. От дочери Суровой Доброй родилась Волшебница, мать призового Алмаза.
Усадница – дочь Беглянки 2-й. В заводе А.В. Якунина она оставила хороший приплод.
Флейщица была замечательной кобылой. От ее сына, серого жеребца Безымянки, который пришел к Якунину в брюхе матери, впоследствии родилась мать знаменитого Бедуина.
Я могу решительно утверждать, что немногие коннозаводчики начинали свою работу с таким выдающимся материалом. Самые смелые мечты А.В. Якунина осуществились, ибо он купил кобыл в одном из лучших заводов России. Нечего и говорить, что все лучшие лошади, вышедшие впоследствии из завода Якунина, происходили от охотниковских кобыл.
Якунин так продолжил свой рассказ:
«Мне предстояло теперь подобрать жеребцов-производителей. Я хотел купить двух жеребцов, но купил четырех. Вспомнив слова Пономарёва, я от Охотникова вернулся в Хреновое, и вместе с Пономарёвым мы посетили заводы В.Я. Тулинова и князя Орлова, но там подходящих жеребцов не оказалось: ставочные четырехлетние жеребцы были уже уведены с этих заводов, а из производителей никто не продавался. Подовские лошади мне не понравились, после охотниковских они показались мне простыми и сырыми. Тулиновские лошади были лучше, элегантнее и суше, но я в душе ставил своих охотниковских кобыл выше. Пономарёв восхищался подовскими кобылами, хотя и говорил, что им далеко до “наших”, то есть хреновских.
От Тулинова мы поехали в Воронеж, но и там не нашли ничего подходящего. Решено было отправиться в Тамбов, а если и там ничего не попадется, то ехать прямо в Москву, где можно купить жеребцов с призовых конюшен. В Тамбове пересмотрели у барышников всех лошадей, и по совету Пономарёва я купил двух жеребцов. Обе лошади были капитальные, густые, крупные и замечательно красивые. Это были идеальные, по словам Пономарёва, производители. Один – вороной Мудрец завода Битко, а другой – серый Ласковый завода Голубцовой. Мне Мудрец нравился больше, чем Ласковый. Пономарёв говорил, что лошади, собственно, одного завода, так как к Битко перешел весь завод Голубцовой, и что порода самая знаменитая, поскольку лошади кругом от болдаревских, а генерал Болдарев был великий знаток и завод свой развел от хреновских лошадей. Купив жеребцов, вечером я пошел в коннозаводской клуб. Там я познакомился с несколькими коннозаводчиками. Узнав, зачем я приехал в Тамбов, они начали давать мне советы. Мою покупку не особенно одобрили, говорили, что лошади хотя и хороши, но порода не призовая, а в завод теперь, когда за резвых лошадей платят тысячи, надо брать только производителей призовых пород. В это время в клуб вошел А.И. Загряжский, и меня с ним познакомили. Это был знаменитый тамбовский коннозаводчик, как мне сказали. Загряжский, узнав, что я купил охотниковских кобыл, одобрил мой выбор и спросил: “Наверное, вы думаете разводить призовых?” Я ответил утвердительно. “Тогда берите жеребца породы Бычка, без этого не обойдетесь”, – безапелляционно заметил он и направился в другую комнату играть в карты. Немного позднее я опять с ним разговорился и по его совету купил у Дёмина Ловкого и Уборного. Оба жеребца были завода Загряжского, дети голохвастовского Бычка. Еще накануне в клубе, указав на полного господина, Загряжский сказал мне: “Это купец Афанасьев, у него знаменитый завод, получает бешеные деньги за лошадей. А почему? Потому что все матки – голохвастовского завода и Бычковой породы. Оттого у него всё и бежит”. Пономарёв покупку жеребцов завода Загряжского не одобрил, про Уборного сказал, что это дерьмо, а Ловкий хотя и очень хорош, да спины мало. Лично мне Ловкий очень нравился. Погрузив жеребцов, мы с Пономарёвым расстались, и я уехал домой».