В этот период тематика выставок музеев менялась в сторону их актуализации. Так, экспозиция «Разгром немецких оккупантов под Москвой» была создана в Центральном музее Красной Армии к 24-й годовщине РККА – в феврале 1942 г. На ней экспонировались документы, плакаты, лозунги, листовки, зарисовки фронтовых художников, уникальные фотографии, богатейшие трофеи: военное снаряжение противника и его оружие, карты, бинокли и т. д. Она была своеобразным учебным пособием: для посещавших ее бойцов и командиров коллектив музея организовывал специальные консультации с демонстрацией приемов владения трофейным оружием и его устройства. По мере развития событий на фронтах войны эта выставка оперативно пополнялась новыми материалами и в конце 1943 г. уже имела три дополнительных раздела: «Разгром немцев под Сталинградом», «Провал летнего наступления немцев в 1943 г. и победоносное наступление Красной Армии», «Укрепление антигитлеровской коалиции». К этому времени Центральный музей Красной Армии начал готовиться к перестройке всей экспозиции и созданию нового ее отдела, посвященного боевым действиям частей Красной Армии и Военно-Морского Флота на фронтах Великой Отечественной войны[43].
В блокадном Ленинграде художественно-документальная рефлексия на актуальные военные события развивалась в 1942–1943 гг. в несколько ином направлении: здесь, несмотря на чудовищные тяготы первой блокадной зимы, открывались художественные выставки, участники которых «фиксировали» не только картины города, но и выезжали на линию фронта (проходившую вдоль городской черты) и в партизанские отряды для создания «репортажных» по жанру зарисовок. «Минус десять градусов в выставочном зале. Минус семь в мастерских. Освещение – коптилки. Питание – паек зимы 1941–1942 гг. [в этот период в Ленинграде норма выдачи хлеба была снижена до 125 г в сутки, и смертность достигала 3 тыс. человек в день[44].– Ю. К.] Лютая зима, обстрелы, бомбежки. В подоконник мастерской ударяются осколки… но работа кипит, как никогда. Союз художников – боевой штаб, – сообщал журнал “Ленинград” о выставке. – Днем и ночью здесь оживление. Ленинградские художники делают плакаты, лубки, открытки, эскизы для будущих картин, запечатлевая героизм, непоколебимость, несокрушимость ленинградцев в борьбе с ненавистным врагом, воодушевляя своими творениями на борьбу и победу, разя врага сильнейшим оружием, – оружием художника… Фронт был рядом, свистели снаряды, убивая людей… Но выставка была открыта. И чего не ожидали сами художники – выставку посетили восемьсот человек!»[45]
В марте первая выставка ленинградских художников обновилась и пополнилась новыми работами, созданными на передовой и присланными в блокадный город. Обновленная выставка собрала в течение месяца шестьсот посетителей – для изможденного города количество огромное. С одобрения Горкома партии и Политуправления Ленфронта 12 июня 1942 г. открылась экспозиция, на которой было представлено более двухсот работ. Среди них ставшие впоследствии хрестоматийно известными – полотно Серова “Враг над городом”, картины Рутковского “Наши летят”, “Десант”, “Проводы партизан”, Пакулина “Ленинград в дни блокады”, “Эрмитаж”, работы Павлова, привезенные им с Ладоги, графика Пахомова и Белухи, ленинградские пейзажи Мочалова, “Эвакуация” Раевской и скульптура Пинчука, Боголюбова, Исаевой[46]. К этой выставке были предъявлены более жесткие идеологические требования, нежели к первым двум: показа героизма, несокрушимого сопротивления и веры в победу, нежелательности «смакования бытовых трудностей» – ленинградским властям нужна была «парадная версия» событий, востребованная «политическим моментом» и законами пропаганды. Произведения, посвященные трагическим сторонам блокадной повседневности, на экспозицию не попали (но, к счастью, сохранились в фондах городских музеев) – поскольку это был своего рода «отборочный тур» для экспонирования в Москве, на выставке в ГИМе, где не должно было даже частично вскрыться истинное положение дел в Ленинграде. Побывавшая тогда в Москве О. Берггольц испытала шок: «О Ленинграде все скрывалось, о нем не знали правды так же, как о ежовской тюрьме. Я рассказываю им о нем, как когда-то говорила о тюрьме, – неудержимо, с тупым, посторонним удивлением… Трубя о нашем мужестве, они скрывают от народа правду о нас. Мы изолированы, мы выступаем в ролях “героев” фильма “Светлый путь”. Для слова – правдивого слова о Ленинграде – еще, видимо, не пришло время… Придет ли оно вообще?»[47]
Забегая вперед, необходимо отметить, что тенденция цензурирования творческого отображения действительности, в том числе в музейной сфере, как ни покажется парадоксальным, нарастала пропорционально успехам на фронте. И наиболее ярким (но отнюдь не исключительным) примером в этом отношении служит печальная история открывшейся в Сталинградском драмтеатре (одном из немногих сохранившихся в городе зданий) в марте 1945 г. выставки сталинградских художников. На ней были представлены 38 живописных произведений пяти авторов, и хотя эти картины были выполнены в разных жанрах (пейзажи, панорамные зарисовки, портреты участников битвы), их объединяло одно – все они являлись отражением образа восстающего из руин города[48]. Вызвавшая огромный интерес сталинградцев, выставка подверглась разгромной критике партийных органов и была свернута (к счастью, значительная часть представленных на ней произведений сохранилась и ныне находится в музее-панораме «Сталинградская битва»). Художников обвинили в «воспевании руин», «смаковании разрухи… без ощущения перспективы (не пространственной, а временной)», отсутствии в картинах военной тематики «ощущения Победы»[49]. Причину «посредственности» многих выставленных работ партийные критики видели в отсутствии у художников способности «четко и верно сформулировать тему своего произведения, определить его идею», что в свою очередь шло «от недостаточной политической подготовки, отсутствия у них знаний основ марксизма-ленинизма»[50].
Весной 1942 г. открылась выставка работ ленинградских архитекторов, имевшая отчетливый героико-мемориализационный акцент. На ней были представлены плакаты, выполненные зодчими, когда встала задача провести боевую агитацию путем показа великолепных памятников города, которому продолжает угрожать враг. Здесь органично смотрелась и сюжетная перекличка с дореволюционным прошлым. «Плакат архитектора А. Барутчева “Будем достойны великих предков, чьи славные деяния увековечены в памятниках Ленинграда”, – изображающий памятник великому русскому полководцу Кутузову на фоне одного из лучших произведений русского зодчества – Казанского собора, очень выразителен и по своим художественным качествам один из лучших на выставке. Интересна серия плакатов архитекторов А. Грушко, К. Игнатова Д. Шпрайзера, которые удачно использовали в своих работах известные всему миру замечательные памятники нашего города. Несмотря на все трудности, в нашем замечательном городе продолжается творческая жизнь всех видов искусства, вдохновляющая русского человека на новые подвиги во имя Родины»[51]. Знаковой приметой той выставки стало и наличие на ней эскизов реставрационных проектов разрушенных исторических зданий, к реализации которых участники призывали приступить не дожидаясь окончания войны (что справедливо рассматривалось как акт гуманистического сопротивления и было воплощено – первые восстановительные работы в Ленинграде начались в 1943 г., сразу после прорыва блокады). Предполагалось, что на восстановленных зданиях как акт фиксации военной памяти появятся и соответствующие мемориальные (памятные) доски – «Восстановлено в 1943 г.». Отметим, что в это же время (1942–1943 гг.) группа художников и реставраторов Государственного Эрмитажа по распоряжению его директора академика И. А. Орбели создала серию рисунков, воспроизводящих картины музейной повседневности, видов зданий и залов музея, а также панорам архитектурных ансамблей исторического центра, изуродованных бомбежками и артобстрелами. Эта коллекция, ныне хранящаяся в фондах Эрмитажа, не предназначалась для выставок, но была призвана сохранить «визуальную память».
Боевые традиции в их преемственности с актуальными событиями пропагандировали первые военные выставки краеведческих музеев Свердловска, Перми, Саратова, Горького, Томска, Барнаула и др. Они были построены, преимущественно на местном материале. Характерна в этом отношении экспозиция об истории Красной Армии в Дагестанском краеведческом музее, демонстрировавшаяся в первом полугодии 1942 г. Она состояла из разделов: «Основоположники и организаторы Красной Армии», «Государственный Комитет Обороны», «Главнокомандующие войсками», «Боевые эпизоды Красной Армии», «Отомстим за кровь наших детей», «Они не будут сиротами»[52]. В Шуйском музее им. М. В. Фрунзе большая «глава» была посвящена теме «Герои Советского Союза»[53]. В Калининском областном музее на выставке «Великая Отечественная война», открывшейся весной 1942 г., был создан раздел «Грабеж Европы», в котором экспонировались консервные банки из Норвегии и Дании, бутылки из-под французского и венгерского вина, папиросные коробки из Алжира, Марокко и т. д.[54] Примечательно, что она стала первой экспозицией в освобожденном от оккупантов городе.
В Куйбышеве, в помещении драматического театра, в 1942 г. появилась экспозиция из эвакуированного из Ленинграда Центрального музея Военно-Морского Флота СССР, которая познакомила посетителей с моделями действующих кораблей – линкора «Октябрьская революция» и крейсера «Киров». На ней были представлены документы и личные вещи участников войны: обожженные пороховым огнем комсомольские билеты защитников Севастополя; книга Л. Фейхтвангера, принадлежавшая Герою Советского Союза краснофлотцу И. Г. Голубцу, погибшему 25 марта 1942 г.; матросская ленточка с английского крейсера «Кент» и ветромер – подарки английских моряков советскому морскому летчику Б. Ф. Сафонову. Кроме того, на этой выставке также экспонировались трофеи, захваченные моряками в боях[55].
В 1942 г. среди обязательных к исполнению в выставочной деятельности музеев указаний Наркомпроса появилось директивное письмо «Об использовании сводок Советского Информационного бюро в выставочно-экспозиционной работе». Документ предписывал вывешивать последние, «сегодняшние», сообщения Советского Информбюро. «Для этих сводок должно быть отведено определенное и обязательно видное место, и они должны даваться крупным, броским планом, чтобы ни один посетитель не прошел бы мимо этих публикаций, не обратив на них внимания. Необходимо вводить сообщения “В последний час” в соответствующие тематические разделы и монтажи выставки, посвященные крупным успехам Красной Армии, как центральные кадры, как ведущие тексты»[56]. Очевидно, что это указание носило декларативный характер, весьма далекий от выставочной практики: даже в условиях необходимости максимальной актуализации «отражаемых» событий, предъявляемых военным временем, новости Информбюро не могли органично вписываться в ткань экспозиций, охватывающих относительно большие по времени и сюжетам периоды. Однако подобное указание имело «задачу не только всячески способствовать ознакомлению широких масс с последней сводкой Советского Информбюро», но и практическую идеологическую цель – на основе сводок, являющихся единственным официально разрешенным источником новостей обо всех важнейших событиях военной поры, создать унифицированное информационное пространство, лишенное лакун[57]. Неслучайно, в развитие этой инициативы Наркомпроса, в бюллетене «Спутник агитатора» появился специальный раздел с конкретными и, увы, несколько наивными «рецептами» включения сводок в выставочный контекст: «Рядом дают краткие справки о городах или о странах, о которых есть упоминание в этих сводках: о территории, населении, столицах, основных чертах хозяйства отдельных государств, о прошлом и настоящем городов, освобожденных от немецкой оккупации и т. д. Сочетание общих итогов с конкретным вещевым экспонатом производит очень сильное впечатление. Посетитель выставки, видя перед собой воочию один трофейный танк, мысленно представляет себе, прочтя сообщение Совинформбюро, тысячи таких же танков, захваченных у немцев»[58].
1943 г. – год «коренного перелома» в Великой Отечественной войне, и Наркомпрос опубликовал серию документов как рекомендательного, так и подытоживающего характера. Наиболее важные из них: «Основные вопросы музейно-краеведческого дела: пособие для работников музеев», «О работе музеев в дни Великой Отечественной войны», «Музейно-краеведческое дело» и ключевая работа «О дальнейшем развитии музейно-экспозиционной работы по тематике Великой Отечественной войны». В тот же период Наркомпрос в тандеме с Управлением агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) провел в Москве несколько совещаний и конференций с музейщиками освобожденных и тыловых регионов РСФСР, посвященных как реставрационно-восстановительной работе, так и актуальным экспозиционным задачам. Впервые не только высказана, но и официально одобрена идея создания в краеведческих, историко-революционных музеях постоянно действующих разделов (экспозиций), посвященных Великой Отечественной, в которых наряду с местным материалом предписывалось показывать общий ход войны[59]. Вслед московским установкам прошла серия совещаний на периферии, где разрабатывались концепции подобных экспозиций. Для тыловых регионов таким «мозговым центром» стал старейший музей Сибири – Красноярский краевой краеведческий музей, собравший на тематическую конференцию коллег из Зауралья[60]. Сформированная по итогам совещаний схема отдела «Великая Отечественная война Советского Союза против гитлеровской Германии» стала базовой для региональных музеев. Она состояла из пяти разделов: «Период подготовка и проведение Великой Октябрьской Социалистической Революции под руководством В. И. Ленина и И. В. Сталина – 1917 г.», «Военная интервенция и гражданская война. Роль В. И. Ленина и И. В. Сталина. 1918–1920 гг.», «Основные этапы мирного социалистического строительства», «Наша страна и край – под знаменем Сталинской Конституции», «Великая Отечественная война и участие в ней Красноярского Края» (ключевым в этом, самом обширном разделе предлагалось сделать стенд «И. В. Сталин – великий полководец, организатор и вдохновитель наших побед»), каждый из которых имел дробную структуру и охватывал различные стороны военной жизни[61].
После прорыва блокады в Ленинграде по инициативе Политуправления Ленфронта состоялась выставка художников-фронтовиков, приславших свои произведения с передовой. «Искусство мобилизовано, поставлено на вооружение Действующей Красной Армии»[62]. В каталоге этой выставки впервые была высказана мысль о создании музея обороны Ленинграда. Помимо уверенности в необходимости увековечить подвиг ленинградцев и тех, кто их защищал, отчетливо звучал отсыл к героическому прошлому, понятный каждому горожанину: военная галерея появилась в Зимнем дворце после победоносного окончания Отечественной войны 1812 г.
В 1943 г. посетители увидели и выставку «Оборона Царицына и разгром немецко-фашистских войск у Сталинграда», созданную Государственным музеем революции СССР на основе материалов, только что привезенных его сотрудниками с мест боев у Волги. Затем была выставка «Три года Великой Отечественной войны». Она – самая большая по занимаемой площади (11 залов) – детально освещала события войны, успехи советских людей на фронте и в тылу[63]. В мае 1943 г. Смоленский облисполком и обком приняли решение о создании экспозиции музея «Смоленщина в Великой Отечественной войне», параллельно с восстановлением музеев города, разрушенных в период оккупации[64]. Государственный музей Татарской АССР организовал в Казани большую выставку «Великая Отечественная война», в 1944 г. ставшую базой для создания самостоятельного отдела музея[65], а Омский краеведческий в тот же период открыл выставку «Битва за нашу Советскую Родину»[66]. Музеи подготовили немало экспозиций о тружениках тыла. Наиболее значительными из них были: «Трудящиеся Ивановской области в дни Отечественной войны» (Ивановский краеведческий музей), «Тыл подпирает фронт» (Новосибирский краеведческий музей), «Урал – фронту» (Свердловский краеведческий музей), «Советский тыл – тоже фронт» (Пермский краеведческий музей), «Средний Урал – фронту» (Свердловский краеведческий музей), «Тыл – фронту» (Краеведческий музей в Нижнем Тагиле)[67]. Как видно даже из этого беглого обзора, география актуальных выставок была всеохватной, а их тематика соответствовала указаниям партийно-государственного руководства. Невозможно судить, «отвечало» ли музейное освещение военной проблематики на социальный запрос: не существует каких-либо свидетельств «обратной связи» – тем более, что в военное время значительная часть посетителей в музеи ходила «в обязательном порядке» – в составе сформированных на предприятиях и в организациях групп, и по этой причине даже Книги отзывов являются минимально репрезентативными (их нередко заполняли активисты или организаторы посещений). Но при общей скудости и безальтернативности информационного поля именно музеи с их комплексным воздействием на публику, безусловно, являлись лидерами в формировании представлений о ходе войны и унификации восприятия ее событий на всем пространстве РСФСР.