В условиях неуклонного роста численности «лишенцев» и количества нарушений при лишении прав увеличивался и поток жалоб.
Упорство, с которым многие «лишенцы» боролись за свои права в кампанию 1928/29 г., объяснялось, в частности, тем, что условия их существования становились невыносимыми из-за дополнительного ограничения прав во всех социальных сферах. К тому времени стремление некоторых представителей власти урезать права «лишенцев» достигло своего апогея. Сибирское руководство пыталось даже несколько умерить пыл особо ретивых местных работников. Так, Сибкрайисполком распоряжением от 8 марта 1929 г. запретил исключать детей «лишенцев» из школ 1-й и 2-й ступеней и рекомендовал вернуть к учебе всех исключенных ранее, а «в отношении лиц, лишенных избирательных прав, и их детей, обучающихся в ВУЗах и техникумах, установить индивидуальный подход»[159].
В ходе данной кампании, как и предыдущей, общекраевая статистика о поступлении и рассмотрении жалоб не велась. По данным Сибкрайизбиркома, за первую половину 1929 г. по 312 из 785 рассмотренных им жалоб было принято положительное решение. Среди заявителей преобладали представители «применявших наемный труд», но лишь 24 % из них были восстановлены в правах; за ними следовала группа бывших белых офицеров, из которых было восстановлено почти 60 %; наименьшая доля восстановленных приходилась на категорию «служащих религиозных культов» (всего 4 %)[160]. Окризбиркомы, стремясь занизить цифры, часто предоставляли недостоверную информацию о количестве поступивших жалоб, в них скапливалось много заявлений (от нескольких сотен в Омском до 1,5 тыс. в Ачинском), которые не рассматривались по нескольку месяцев[161].
Проблемами, связанными с «лишенцами», власти целенаправленно занялись между избирательными кампаниями 1928/29 г. и 1930 г. Сибкрайадмотдел подробно объяснил всем нижестоящим административным отделам их обязанности, а также задачи и объем учета «лишенцев». При передаче делопроизводства из гор- и райсоветов в соответствующие административные органы выяснилось реальное положение с учетом и жалобами. По единодушному мнению представителей адморганов всех уровней, делопроизводство, касающееся «лишенцев», находилось в удручающем состоянии. Начальник Барнаульского окрадмотдела отмечал: «Фактически и дел-то никаких не существовало, а были официальные и неофициальные бумажки о лишении избирательных прав такого-то»[162]. Адморганы еще не успели принять каких-либо мер по улучшению ситуации с учетом, списками, жалобами, когда вышло постановление ЦИК от 22 марта 1930 г. Создание комиссий по пересмотру списков ускорило работу в этом направлении.
31 марта 1930 г. по решению Сибкрайисполкома была организована краевая комиссия «для быстрейшей проверки списков лиц, лишенных избирательных прав и рассмотрения жалоб на неправильное лишение прав»[163]. Тем же решением предписывалось не позднее 10 апреля 1930 г. создать аналогичные окружные, городские и районные комиссии. Всю работу в крае предполагалось завершить к 1 июня.
При пересмотре списков специально созданными комиссиями выяснилось, что значительная часть «лишенцев» отсутствует на месте. Городские и районные комиссии, столкнувшись с этой проблемой, не знали, что делать с этими «мертвыми душами». Председатель краевой комиссии по пересмотру списков «лишенцев» дал указание всем окрисполкомам «списки лиц, лишенных избирательных прав, но выехавших из пределов города и о которых никаких материалов кроме списка нет, пересмотру не подвергать. Выделить эти списки с той целью, что возможны случаи, когда отдельные из них могут выявиться»[164]. Комиссии обнаружили также отсутствие документов, являющихся основанием для лишения избирательных прав. В информационном отчете о выполнении директивы о полном пересмотре списков лиц, лишенных избирательных прав в Сибирском крае от 20 июня 1930 г., отмечалось, что в делах нет справок административных, налоговых, судебных органов, личные дела «лишенцев» в сельской местности зачастую представляют собой «только выписку из постановлений бедняцких собраний и заявления отдельных граждан, непроверенные сельсоветами»[165].
Каковы были итоги работы комиссий по пересмотру списков и дел «лишенцев» и как ее оценивали вышестоящие органы власти? Комиссии по пересмотру списков и дел не уложились в отведенные им три месяца; сроки продлевались неоднократно, сначала до 15 июля, затем до 1 сентября 1930 г. Но и к сентябрю, к моменту реорганизации округов, работа была далека от завершения. Как сообщал 10 сентября 1930 г. начальник ЗСКАУ, «к моменту ликвидации округов в районах имеется большое количество нерассмотренных дел. Дела рассматриваются безобразно медленно, в работе допускается волокита, жалобщики своевременно не уведомляются о рассмотрении дела, крайне плохо поставлено оформление дел»[166].
Сибкрайком дал невысокую оценку работе краевой комиссии по проверке списков «лишенцев» и отметил целый ряд серьезных недостатков. Однако в целом краевой комиссией было сделано очень много: с 1 апреля по 20 сентября 1930 г. она рассмотрела 4333 жалобы, по ним 29 % «лишенцев» были восстановлены в правах. Нерассмотренными остались 8774 жалобы[167].
Объем проделанной работы районными комиссиями по пересмотру списков и жалоб «лишенцев» оказался весьма значительным. По сведениям инструкторов ЦИК СССР, проверявших работу комиссий по пересмотру списков «лишенцев», на 1 июля «райкомиссиями было рассмотрено 61 755 лишенцев, из них исключено из списков 15 414 лишенцев, или 24,9 % от общего числа рассмотренных, городскими комиссиями рассмотрено 10 413 лишенцев, исключено из списков – восстановлено 4089, или 39,3 %»[168].
Результаты проверки в некоторых городах и районах стали откровением даже для краевого руководства. Например, выяснилось, что из 5057 «лишенцев», значившихся по списку Новосибирска, «2715 человек не проживают в городе и местожительство неизвестно; 617 человек – восстановлено; 343 человека – оказались одни и те же лица занесенными в списки по несколько раз и выявлено неправильностей в порядке нумерации списков; осталось реально в списках лишенцев – 1382 человека»[169].
К началу выборной кампании 1930 г. комиссии по пересмотру списков «лишенцев» закончили работу. Они рассмотрели огромное количество списков, жалоб, заявлений и тем самым помогли избирательным комиссиям. Главной особенностью этой кампании явилось то, что она совпала с началом широкомасштабной акции по «раскулачиванию» крестьян.
В кампанию 1930 г. после многочисленных проверок и работы комиссий по пересмотру списков лиц, лишенных избирательных прав, у избиркомов не должны были возникать проблемы, связанные с «лишенцами». В городах составлением списков занимались горадмотделы, и дела обстояли неплохо и со сроками составления, и с документальным обоснованием лишения. Горадмотделы весь 1930 г. вели тщательную проверку и к началу выборной кампании опубликовали списки. В деревне положение с составлением списков было гораздо сложнее. Как отмечается в докладной записке инструктора ЗСКИК от 28 ноября 1930 г., сельсоветы с опаской приступали к составлению списков «лишенцев» и направляли в райадмотделы старые списки (т. е. списки, проверенные комиссией)[170]. Но от сельизбиркомов требовали, чтобы они выявляли новых «лишенцев». Райкомы ВКП(б) возмущались, что «РАО предлагают при пересмотре дел лишенцев считать лишенцами тех, на кого достаточно документов… поэтому сельизбиркомы вместо организации работы по выявлению новых эксплуататоров сели за подбор материалов на тех, кто уже сосланы или распроданы»[171]. Райадмотделы и райизбиркомы, в свою очередь, недоумевали и с трудом понимали «требования момента». Найти новых «лишенцев» было трудно, т. к. всех, кого можно было отнести к ним, уже выявили и лишили прав еще в начале 1930 г., а позже часть из них восстановили. Чтобы выйти из трудного положения, сель- и райизбиркомы включали в списки крестьян, уже восстановленных в правах краевыми или окружными комиссиями, считая, что в их отношении было принято неправильное решение[172].
В 1931 г. ведение учета «лишенцев» вновь передавалось сельсоветам в сельской местности, райсоветам в городах, имевших районы, и горсоветам в городах, не имевших их. Руководство по учету в Западной Сибири возлагалось на Президиум ЗСКИК. На практике контроль ведения учета, а также рассмотрение жалоб лиц, лишенных избирательных прав, осуществлял орготдел крайисполкома. Ведение учета в 1930-е гг. стало более упорядоченным (по крайней мере, в городах), чем в 1920-е гг.
Перевыборная кампания 1934 г. проходила в условиях дефицита информации о ее ходе. Ранее в вышестоящие комиссии каждая окружная, районная, городская комиссия направляла подробные отчеты, а проверяющие инструкторы, уполномоченные – докладные записки. Крайисполком отмечал: «…чтобы судить достоверно о ситуации[,] информации с мест недостаточно»[173]. Сложившееся положение, как нам представляется, было результатом потери интереса власти к проблемам «лишенцев».
Следует признать, что эта кампания 1934 г., последняя перед ликвидацией самого института «лишенчества», прошла без особых нарушений в сфере лишения избирательных прав. Возникали лишь отдельные проблемы с определением круга «лишенцев», рассмотрением жалоб и заявлений от них. Власть, имея 15-летний опыт, смогла наладить систему выявления лиц, подлежащих лишению избирательных прав, и их учет. Можно считать, что кампания 1934 г. завершила оформление практики лишения различных групп населения избирательных прав.
По завершении выборной кампании 1934 г. единственной проблемой, связанной с «лишенцами», оставалось содержание в порядке делопроизводства по ним. Как и ранее, ситуация была непростая. Крайисполком пытался навести соответствующий порядок. Была создана даже специальная картотека по прохождению дел через краевую комиссию. Постановлением ЗСКИК от 20 января 1935 г. орготдел последнего обязан был к «1 января 1936 г. тщательно проверить картотеку по прохождению дел, установив окончательную задолженность РИК и горсоветов как по жалобам, направленным на непосредственное их рассмотрение, так и по делам, запрошенным для рассмотрения в крайисполкоме»[174].
Орготдел крайисполкома, в свою очередь, дал указания райисполкомам и горсоветам привести делопроизводство в порядок. Отмечалось, что некоторые решения по ходатайствам горсоветами и РИК приняты неверно (в 1934 г. крайисполкомом было отменено 24 % решений, в 1935 г. – 16 %)[175].
Судя по тому, что в 1936 г. выходили абсолютно аналогичные распоряжения орготдела ЗСКИК, ситуация в этом секторе делопроизводства в лучшую сторону не изменилась. Современные историки могут судить об этом и по состоянию хранящихся в архиве самих личных дел «лишенцев». До конца существования института «лишенчества» не был наведен порядок в делопроизводстве «лишенцев» и работе по рассмотрению жалоб. В 1936 г., как и ранее, фиксировались факты, когда ходатайства лежали без движения по нескольку лет[176].
Численность, состав и структура «лишенцев»
Данные о численности «лишенцев» публиковались в официальных сборниках с материалами перевыборных кампаний. Однако это не означало, что статистика была достоверной. В начале 1920-х гг.
«лишенцам» не уделяли пристального внимания по причине незаинтересованности в этом властей, и сведения собирались выборочно, для иллюстрации общих тенденций. Данные о трех избирательных кампаниях (1925, 1926/27 и 1928/29 г.) считаются наиболее полными и относительно достоверными, в сборниках о выборах в советы приводились и сведения по «лишенцам» отдельных категорий и регионов. В этот период властям было важно знать подлинную численность «лишенцев», но поскольку те скрывались, а избирательные комиссии вели списки крайне небрежно (в них не включались вновь лишенные и не исключались восстановленные в избирательных правах), в полной достоверности официальной информации приходится сомневаться. В 1930-е гг. власти сознательно начали фальсифицировать данные о подлинной численности «лишенцев».
В начале 1920-х гг. публичная избирательная статистика практически не уделяла «лишенцам» внимания. В сводках о выборах содержались какие угодно сведения (о депутатах, участии в выборах населения, съездах и т. п.), но только не об интересующей нас категории. Не было разработано единых статистических форм по учету категорий «лишенцев», и данные о численности в архивных и опубликованных материалах значительно разнятся. Согласно официальной статистике, доля «лишенцев» в сельской местности составила в 1922 г. 1,4 %, в 1923 г. – 1,3 % (около 7 % в городах). В 1924 г. в РСФСР не имело избирательных прав 843 217 чел. Среди них преобладали торговцы, предприниматели и лица, живущие на нетрудовой доход, – 76,9 % в городах и 37,6 % в сельской местности. За ними следовали лишенные прав по политическим мотивам – 11,7 и 30,1 % соответственно. Духовенство составляло 5,2 % в городах и 20,5 % в сельской местности. На категории лишенных по суду и душевнобольных 4,7 % приходилось в городах, в сельской местности – 9,4 %[177].
Впервые подробная статистика по «лишенцам» в целом и их отдельным категориям по всем регионам и стране появилась лишь в ходе кампании 1925/26 г. В эту кампанию в СССР насчитывалось 1 млн 40 тыс. «лишенцев» (1,63 % от числа избирателей). Самую многочисленную категорию по-прежнему составляли «торговцы и посредники» (43,3 %); доля «живущих на нетрудовые доходы» достигала 14 %, лишенных за применение наемного труда – 3,8 %, духовенства – более 15 %; лишенных по политическим мотивам – 9 %. Введенная в 1925 г. категория членов семей «лишенцев» пока была немногочисленной – 6,5 % от общей численности[178]. В сельской местности удельный вес «лишенцев» равнялся 1,18 %, тогда как в городах – 5,1 %[179]. По РСФСР показатели были чуть ниже общесоюзных: 1,0 % в деревне и 4,8 % в городах, или в целом 700 621 чел.; пропорции по категориям в целом совпадали с общесоюзными[180]. В Сибирском крае лишенными избирательных прав оказались 32 931 чел. (0,9 % от взрослого населения), при этом на селе лишили прав всего 0,52 %, а в городах – 3,5 %; эти показатели оказались существенно ниже, чем в РСФСР и СССР. Пропорции по категориям не отличались от общероссийских[181].
Итоги выборов 1926/27 г. и по стране, и по РСФСР продемонстрировали значительное увеличение численности «лишенцев». Если в городах РСФСР в 1925 г. было лишено избирательных прав 4,8 %, то в 1927 г. – 6,9 % (590 тыс. чел.), в сельской местности доля «лишенцев» возросла соответственно с 1,0 до 3,3 % (1 млн 390 тыс. чел.)[182]. Общая же численность «лишенцев» по стране достигла 3 млн чел., тогда как в предыдущую кампанию она составляла 1 млн 40 тыс. чел.[183] Динамика отчетливо прослеживается в численности всех, без исключения, категорий. Наиболее заметно увеличилась категория членов семей «лишенцев», в РСФСР в деревнях ее доля составляла 39,5 %, а в городе – 32,9 % от всех «лишенцев». В городах самой многочисленной продолжала оставаться категория «торговцев и посредников» – 43,6 %[184]. В Сибирском крае численность «лишенцев» выросла более значительно, чем в среднем по стране, – с 32 тыс. до 141 тыс. чел., или в 4 раза; среди взрослого населения доля этой группы достигала 3,48 %. Пропорции категорий в регионе и стране в целом совпадали, исключение составляла категория бывших белых офицеров и полицейских – в стране она равнялась 6,5 %, в Сибири – 9,5 %, при этом в городах достигала 17,5 %[185].