Игорь Федюкин
Прожектеры Политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Работа над этой книгой продолжалась долго – слишком долго – и в процессе этой работы я накопил длинный список неоплатных долгов. Мой самый давний долг – А. Б. Каменскому и А. Л. Зорину, которым я обязан моим интересом к изучению России XVIII столетия и которым я глубоко благодарен за научное и житейское руководство на протяжении вот уже четверти века.
В основу этой книги легла диссертация, подготовленная в Университете Северной Каролины, и я признателен моим многочисленным коллегам и друзьям по департаменту истории и аспирантской программе по истории России за поддержку с их стороны. Среди замечательных профессоров, с которыми мне довелось встретиться в Чапел Хилле, я хотел бы отдельно упомянуть Дж. Смита. Его работа, посвященная зарождению меритократических идей во Франции в начале XVIII века, повлияла на меня сильнее, пожалуй, любой другой книги, прочитанной мною за время обучения в аспирантуре, а принципиальная позиция, которую он занял по вопросу об академической коррупции в Университете Северной Каролины, остается образцом для подражания. Завершение работы над диссертацией стало возможно благодаря поддержке С. М. Гуриева, который пригласил меня работать в РЭШ, а позднее предоставил мне творческий отпуск, позволивший дописать диссертацию и защитить ее.
За возможность переработать диссертацию в книгу я глубоко признателен Я. И. Кузьминову, пригласившему меня в 2013 году присоединиться к коллективу Высшей школы экономики. М. М. Юдкевич на протяжении всех этих лет относилась к моим разнообразным прожектам с неизменной благожелательностью. Я благодарен мои коллегам по Школе исторических наук НИУ ВШЭ и моим товарищам по Центру истории России Нового времени, в особенности И. А. Христофорову, М. Б. Лавринович и Е. С. Корчминой, которые на протяжении всех этих лет были всегда готовы поддержать, помочь, покритиковать и поделиться идеями. Отдельно хотелось бы высказать признательность за всегдашнюю поддержку научному руководителю Центра А. О. Чубарьяну. Н. Ф. Немцева оказала неоценимую помощь в подготовке рукописи к печати.
Разумеется, книга не могла бы состояться, если бы не неизменно профессиональная и доброжелательная поддержка со стороны уважаемых коллег – сотрудников Российского государственного архива древних актов, Российского государственного военно-исторического архива, Российского государственного архива военно-морского флота, других архивов и библиотек, в которых мне довелось работать. Эрнст Петрич и Лена Аннимер крайне любезно предоставили мне копии архивных документов из OeStA/HHStA в Вене и Riksarkivet в Стокгольме, соответственно. Я глубоко признателен О. Г. Промптовой, которая согласилась помочь с получением необходимого мне изобразительного материала из Черногории.
Я глубоко благодарен за поддержку друзьям и коллегам во Франции. Владимир Берелович, Ален Блюм и Франсуаза Досе неоднократно принимали меня в Центре исследований России, Кавказа и Центральной Европы (CERCEC), в том числе как лауреата стипендии Дидро в 2010–2012 годах. Анн Ле Уеру и Марта Кравери на протяжении многих лет оказывали неоценимую поддержку от лица Дома наук о человеке, предоставив возможность провести два месяца в 2015 году в парижских архивах и библиотеках в качестве приглашенного исследователя. Сотрудница секретариата Дома наук о человеке Соня Кольпар до своего выхода на пенсию неизменно была самым настоящим ангелом-хранителем российских гуманитариев, приезжавших с исследовательскими целями в Париж.
На завершающей стадии работы над рукописью мне посчастливилось провести время в качестве приглашенного исследователя в Институте наук о человеке (IWM) в Вене и в Международном центре Вудро Вильсона в Вашингтоне. Я признателен руководству этих организаций, и в особенности Ивану Крастеву в IWM, Мэтью Рожански и Уильяму Померанцу в Центре Вильсона, за возможность отвлечься от текущих дел и сосредоточиться на доработке книги. Среди прочего мое пребывание в Центре Вильсона позволило мне представить отдельные главы этой работы в целом ряде американских университетов. Рад, что выход этой книги на русском языке дает мне возможность еще раз выразить благодарность многочисленным коллегам, принявшим участие в обсуждениях и высказавших ценные замечания, но особенно Майклу Дэвид-Фоксу, Янни Коцонису, Дэвиду Гольдфранку, Екатерине Евтухов, Питеру Холквисту, Ричарду Вортману, Роберту Джераси, Дэвиду Макдоналду, Джону Рэндольфу, Полу Бушковичу, Юрию Слёзкину, Алексею Юрчаку, Скотту Гельбаху и Дейву Дэвидсону, сделавшим эти обсуждения возможными.
Крайне полезной, разумеется, была и возможность представить предварительные результаты моей работы в Европейском университете в Санкт-Петербурге, в РАНХиГС и в Уральском федеральном университете. Особенно я благодарен за сотрудничество Д. А. Редину, собравшему вокруг себя блестящую команду историков и превратившему Екатеринбург в один из ведущих мировых центров изучения России XVIII века. О. Е. Кошелева, Никос Криссидис, В. С. Ржеуцкий, Т. В. Костина и А. М. Феофанов любезно и очень щедро делились своими идеями, материалами и (тогда еще) неопубликованными работами. На разных стадиях работы над книгой Бен Эклофф, Гари Маркер, Харли Бальцер и Роб Коллис согласились прочитать фрагменты рукописи и высказали ценные замечания.
В Центрально-Европейском университете мне повезло работать с выдающимся историком Российской империи Альфредом Дж. Рибером, знакомство с работами которого подстегнуло мой интерес к бюрократической политике. Ключевую роль в формировании моего подхода к проблеме институциональных новаций в образовании сыграли работы С. Л. Козлова, а беседы с Сэмом Грином и В. Я. Гельманом помогли мне, хотя бы до некоторой степени, взглянуть на проблему административного предпринимательства сквозь политологические очки. Коллеги из Института образования НИУ ВШЭ, и в особенности И. Д. Фрумин, не давали мне забыть, что изучение истории школ может и должно помогать нам лучше понимать наши сегодняшние споры об образовании – и наоборот. Наконец, было бы странно отрицать, что на мои размышления о прожектерах и прожектерстве сильнейшим образом повлияло общение с выдающимися административными предпринимателями в области образования – С. М. Гуриевым, Д. В. Ливановым, Я. И. Кузьминовым, В. А. Мау, С. Э. Зуевым, О. В. Хархординым, С. М. Реморенко, С. М. Кадочниковым, И. Д. Фруминым, С. В. Салиховым, А. А. Климовым, А. Б. Повалко – и я глубоко благодарен коллегам за полученный опыт.
В завершение остается сказать особые слова благодарности нескольким дорогим друзьям и коллегам. Эрик Зитцер всегда был готов поделиться своими обширными знаниями и яркими идеями. Катя Правилова поддерживала и советовала, когда поддержка и совет были особенно нужны. Трейси Деннисон подталкивала, подбадривала и направляла на протяжении вот уже более чем двух десятков лет. И конечно же, эта книга едва ли состоялась бы без помощи, советов и поддержки со стороны Дона Роли. Хотя формально он и не был моим научным руководителем, он принял меня в ряды своих учеников как лидер аспирантской программы в Университете Северной Каролины и оставался ментором на протяжении последующих двух десятилетий.
Никогда не была бы книга завершена, конечно, и без поддержки Кати и Пети, которые не просто терпели мою привычку допоздна засиживаться за письменным столом, возиться с черновиками рукописи во время каникул и убегать в архив в самые неподходящие моменты, но придавали смысл и значение этой работе.
И наконец, мои заключительные слова благодарности обращены к Дэвиду и Карен Грифиттс. Дэвид и Карен приняли меня в Чапел Хилле осенью 1999 года и поддерживали на протяжении всей моей учебы в аспирантуре. Профессор Гриффитс был не только замечательным знатоком истории России и Европы XVIII века, но и одним из самых щедрых и добрых людей, которых мне доводилось встречать. К сожалению, он не дожил до выхода этой книги: надеюсь, она бы ему понравилась. Его памяти она и посвящена.
Я глубоко признателен И. Д. Прохоровой и издательству «Новое литературное обозрение» за возможность представить эту книгу российской аудитории. Работа над подготовкой русского издания книги позволила обнаружить и исправить целый ряд досадных оплошностей, вкравшихся, к сожалению, в ее английскую версию; учесть некоторые новые работы по теме, вышедшие за последние два года; а в некоторых случаях и включить кое-какие дополнительные материалы.
Монография подготовлена в результате проведения исследования (проект № 15-01-0148) в рамках Программы «Научный фонд Национального исследовательского университета „Высшая школа экономики“ (НИУ ВШЭ)» в 2015–2016 годах и в рамках государственной поддержки ведущих университетов Российской Федерации «5-100».
ВВЕДЕНИЕ
Сильвестра Медведева вывели на эшафот на Красной площади подле Спасских ворот 11 февраля 1691 года. Ученый монах был приговорен к смерти еще за год до того: его обвиняли, ни много ни мало, в намерении извести царя Петра и патриарха Иоакима, посадить на престол царевну Софью, а себе самому присвоить патриаршество. Но казнить Сильвестра правительство Нарышкиных не спешило: от него требовали показаний, которые изобличали бы других предполагаемых сторонников Софьи. Этого, однако, добиться не удалось даже после «истязания его огнем и бичами до пролития крови». Теперь, наконец, мучениям пришел конец: книжнику отрубили голову, а тело похоронили в яме близ Покровского убогого монастыря, вместе с трупами нищих1.
Среди прочего, Медведев был автором и «Привилегии на Академию», первого в России проекта школьного устава, в самом названии которого заложена отсылка к западноевропейским образовательным моделям2. Вероятнее всего, монах подготовил «Привилегию» еще в 1681 году, намереваясь представить ее царю Федору Алексеевичу. После смерти Федора Медведев еще раз попытался добиться ее утверждения, на этот раз царевной Софьей, но снова потерпел неудачу. Правительница какое-то время колебалась, но в итоге поручила создание училища недавно прибывшим из Греции братьям Лихудам: судя по всему, это была уступка патриарху в тщетной надежде заручиться его поддержкой в противостоянии с юным Петром и стоящими за ним Нарышкиными3. Такое решение, разумеется, спровоцировало ожесточенную вражду между Медведевым и поддержавшей Лихудов группировкой, вылившуюся в публичный теологический спор с неизбежными в таких случаях взаимными обвинениями в ереси. Пока Софья оставалась у власти, она и ее ближайший приспешник Федор Шакловитый, глава Стрелецкого приказа, защищали Сильвестра от его недругов, в число которых теперь входил и сам патриарх. Но с падением в 1689 году режима Софьи эти связи лишь окончательно обрекли монаха на гибель4.
История Сильвестра Медведева поучительна в нескольких отношениях. Наиболее очевидным образом она напоминает нам, что политические столкновения той эпохи сложно описывать как борьбу между «модернизаторами» и «консерваторами». Группировка, которая свергла в 1689 году Софью и привела к власти Петра, включала также и целый ряд изоляционистски настроенных представителей элиты, в том числе и самого патриарха, тогда как на противоположной стороне мы находим таких ведущих «западников», как князь В. В. Голицын и сам Медведев. Скорее, политические альянсы формировались в ту эпоху не на основе идеологий, а по принципу принадлежности к аристократическим кланам и патрон-клиентским сетям. Одновременно этот эпизод показывает, как тесно попытки Медведева основать академию были переплетены с его политическими интригами. Амбиции монаха, его жажда власти и статуса прямо определяли и приемы, с помощью которых он продвигал свой образовательный проект, и облик училища, которое он хотел создать.
И в самом деле, в «Привилегии» удивительно мало говорится о содержании и методах преподавания в будущей академии. Вместо этого в документе заложена попытка установить единоличный контроль ректора за любым вообще преподаванием мало-мальски продвинутых предметов во всем Московском государстве. Среди прочего, «Привилегией» запрещается преподавание греческого, польского, латинского и других иностранных языков где бы то ни было, кроме академии, даже в частных домах, без предварительного одобрения со стороны ректора академии. Академия должна была также играть роль своего рода инквизиции, исследуя религиозные воззрения иноземных учителей, намеревавшихся преподавать в России; содержание подозрительных книг; случаи публичного поругания православной веры и церковных традиций и так далее. Более того, согласно тексту «Привилегии», академия, по сути, выводилась из-под власти патриарха – не потому, конечно, что Медведев был ранним сторонником секуляризации образования, но потому что он состоял в конфликте с тогдашним главой церкви. Поэтому в документе также перечисляются и многочисленные монастыри, которые должны были быть переданы, вместе с принадлежащими им вотчинами, на содержание академии. Наконец, в тексте делается и попытка заручиться твердыми гарантиями со стороны монарха, который, утверждая «Привилегию», обязался бы также от своего имени и имени своих наследников академию «содержати во всякой целости без всякого изменения».
Итак, составленный монахом проект «Привилегии» был направлен, называя вещи своими именами, на монополизацию образовательного поля, устранение конкурентов и присвоение его автором некоторых ресурсов и полномочий. Медведев основывался на более ранних наработках своего бывшего учителя, поэта и придворного проповедника Симеона Полоцкого (1629–1680)5, но непосредственно к составлению документа и к попыткам добиться его утверждения монаха подтолкнуло, похоже, прибытие в Москву некоего Яна Белобоцкого, который предлагал здесь свои услуги в качестве преподавателя и потому был воспринят Медведевым как опасный соперник, – а также успех другого конкурента, монаха Тимофея и его Типографской школы. Как замечает по этому поводу Б. Л. Фонкич, «честолюбивые замыслы, ревность и ненависть к возможным противникам своих планов – вот что водило пером Медведева в те месяцы, когда он сочинял „Привилегию на Академию“»6.
Судьба Медведева и его попыток добиться утверждения своей «Привилегии» интересна не просто как исторический анекдот: на примере этого эпизода наглядно видно, как вообще происходили институциональные изменения на заре Нового времени. Как показывают многочисленные примеры, разбираемые в этой книге, новые институты не возникали «сами по себе» и не вызывались к жизни ни некоей безличной волной «европеизации», ни потребностями войны и технологического прогресса. Наоборот, возникновение новых институтов и укоренение новых организационных форм следует рассматривать в первую очередь как результат усилий, предпринимавшихся вполне конкретными индивидами и группами для реализации их личных проектов и достижения их собственных целей – карьерных, материальных, идейных, а чаще всего их сочетания. Проекты эти могли быть самого разного характера и масштаба. В некоторых случаях речь шла о создании новых организаций, например, об основании Московского университета (1755) или Горного училища (1773), в других – об изобретении новой правительственной должности; описании новой административной функции; введении нового регламента. В значительной мере рост государства и в России, и в других странах происходил постольку, поскольку он создавал предприимчивым деятелям благоприятные условия для реализации их инициатив. Проекты, которые они придумывали и воплощали в жизнь, служили теми кирпичами, из которых на пороге Нового времени складывалось здание «рационального» и «бюрократического» государства.