Триллион-то ладно, но что такое мульярд?
Тут один сказал, что понятия не имеет. «Триллион? У меня не спрашивай, Пат. Что такое миллиард, я тебе скажу, будь спокоен… Но триллион… это не ко мне». И для меня это что-то новенькое. Я только-только сжился с миллиардом. Прорва народу сказала мне то же самое. Они и сами только-только начали осваиваться. «Ой, да конечно это будет стоить, может, пару миллиардов или около того… пустяки».
Ведущий теленовостей наскочил на меня с этим на прошлой неделе. Сказал, что Россия хочет взять в долг что-то вроде семи триллионов. У меня даже умозрительной картинки не складывается. Сколько же это чемоданов, набитых деньгами? Или речь о целых комнатах? Сколько это комнат, заполненных до потолка? Миллион больше не канает. Его в Лото можно выиграть хоть завтра, а Тони Каскарино[27]вам все равно не по карману. Нет уж, спасибо, миллион не стоит и бумаги-то, на которой напечатан. Уж точно столько и нужно, чтобы соорудить Театру Аббатства[28]новый фасад.
Читал я про одну птицу высокого полета в Америке – он обнищал до последних трех миллионов, и мне, по чести сказать, жалко этого парня. Ловлю себя на мысли: «Боже храни его. Перебивается, как и все мы тут, с хлеба на воду». Читал, что ему пришлось продать свой личный самолет и два-три особняка, и поймал себя за руку, чтоб не послать человеку фунт-другой – дать перекантоваться, пока все опять не наладится.
Знаю, что будет дальше. Начнут потихоньку внедрять триллион. Годика два-три – вы и глазом не моргнете. «Слыхал, тут одна штука в Саудовской Аравии стоит пару триллиончиков или вроде того… плюс-минус миллион. Ну, сам понимаешь… э… еще две пинты и одну маленькую сюда, Джерри».
Буду скучать по миллиону. Я вроде как привык к тому, что компании теряют по семь-восемь их ежегодно. «Желаем сообщить о торговых потерях в восемь миллионов фунтов по нашим зарубежным операциям за прошлый год. Однако наши потери за год до этого составили десять миллионов, и таким образом наш текущий убыток на самом деле представляет чистую прибыль в два миллиона». Если б вы так упражняли арифметику в школе, оказывались бы на принимающем конце учительского ремня.
Моя первая работа в страховании сводилась к тому, чтобы следить за мелкой наличностью. Пять фунтов в зеленой жестяной коробке. Меня чуть не уволили, когда сумма в кассе не сошлась на четыре пенса в минус. Не понимаю, чего я беспокоился. Нынче можно в перерыве на обед потерять пару миллионов. Помяните мое слово: дальше – мульярд.
Разговоры с ридикюлем
Похоже, нынче едва отложишь на секундочку свой ридикюль, как его ищи свищи. Многие женщины рассказывают мне о воровстве в пабах и ресторанах. И я им отвечаю, что пришло самое время для нового революционного орущего ридикюля.
Идея – проще некуда. Ваш ридикюль электронно запрограммирован откликаться и распознавать ваши прикосновения. Даже если вы к нему кончиком пальца притронулись, он прошепчет успокаивающе: «Ни о чем не волнуйся. Я знаю, это ты». Если же кто угодно другой наложит лапу на вашу сумочку, она вжарит первые аккорды из увертюры «1812 год», а затем завопит на полной громкости: «ЧУ! ЭГЕГЕЙ! ПРОЧЬ РУКИ ВОРОВСКИЕ ОТ МЕНЯ, О ГНУСНЫЙ ЛИХОДЕЙ!» Явно сработает. Никто в своем уме не станет удирать с ридикюлем, орущим: «О БОГИ! МЕНЯ ОГРАБИЛИ! ЗОВИТЕ ЖЕ ИЩЕЕК С БОУ-СТРИТ!»[29]
Думаю, пришла пора хорошенько присмотреться заодно и к противокражной сигнализации в домах, поскольку никому ни до чего нет никакого дела. Люди идут ночью мимо магазинов и домов и совершенно не обращают внимания на мигающие синие огни и перезвон. Самое время для сигнализации, от которой волосы на загривке дыбом: «НЕ СТОЙ ПРОСТО ТАК, О БЕЗРАЗЛИЧНЫЙ! Я НЕ ДЛЯ ПОЛЬЗЫ ОРГАНИЗМА РАЗОРЯЮСЬ. ПРЯМО СЕЙЧАС МУЖЧИНЫ В ЧЕРНЫХ МАСКАХ И ПОЛОСАТЫХ СВИТЕРАХ КЛАДУТ ОТБОРНЕЙШЕЕ СЕРЕБРО В МЕШКИ С ПОМЕТКОЙ “ДОБЫЧА”! ЕСЛИ НЕ ПОБЕЖИШЬ ЗВОНИТЬ В ГАРДУ СЕЙ ЖЕ МИГ, Я ТЕБЯ СФОТОГРАФИРУЮ И ОТПРАВЛЮ МАРИОН ФИНУКЕН В ЕЕ ПРОГРАММУ “ПРЕСТУПЛИНИЯ”[30], И ПЕНЯЙ ТОГДА НА СЕБЯ!»
Возможно, имеет смысл и обновить сирены у «скорой помощи», раз уж мы взялись за это дело. Министру здравоохранения следовало бы записать резкое сообщение, которое можно орать с крыши реанимобиля: «С ДОРОГИ! Я “СКОРАЯ ПОМОЩЬ”, И У МЕНЯ НА БОРТУ, ВОЗМОЖНО, ВАША ХВОРАЯ БАБУШКА, ТАК ЧТО ПОДВИНЬТЕСЬ ИЛИ Я ПРОБЬЮ ВАМ ПОКРЫШКИ НАШИМИ СМЕРТОНОСНО ПРИЦЕЛЬНЫМИ ДЖЕЙМЗБОНДОВСКИМИ РАКЕТАМИ!» Ракеты будут не всамделишными, но людям про это знать не обязательно.
Я б уж точно порадовался введению скрытных шепчущих молний на ширинке или пуговиц там же. Я не нарочно, однако на прошлой неделе опять целый час или около того разгуливал по центру города совершенно беззащитный посередке. Никто ни словом не обмолвился о том, что у меня на подбородке сыр[31], – ничего подобного. Ей-же ей, раз голос у вас в машине напоминает вам о ремне безопасности, так же просто было б и вашим джинсам или брюкам шепнуть: «Пс-с-ст! Милый странник… продукт молочный на браде твоей!» – ну или что-то в этом духе.
От тигров голодных заторопишься
Мисс Мур была абсолютно права. Вот бы повидаться с нею, чтобы сообщить об этом. Когда мы учились в третьем классе, она поведала нам о голодных тиграх. Никогда не узнаете, с какой прытью способны бегать, пока за вами не погонится голодный тигр. Эта мысль время от времени посещала меня с тех пор: даже если у тигра состоялась трапеза из пяти блюд и он гонится за вами на полный желудок, вы все равно будь здоров как пошевелитесь.
На прошлой неделе двое парней потребовали с меня денег. Дело было вечером на Северной кольцевой дороге[32]. Еще засветло. Ничего привычного вроде «не одолжите ли пару пенсов?» Скорее вот такое: «А ну отдавай все по-быстрому, а не то очухаешься, а вокруг тебя толпа в кружок стоит». Я пошел очень быстро. Они за мной. Я ускорился. Они тоже. И вдруг я побежал со всем изяществом и ловкостью газели, которая сообразила, что ее собираются грабить тигры мисс Мур. Астму у меня как рукой сняло.
Поразительно, какие мысли мелькают в голове, когда мчишься по Северной кольцевой с двумя злодеями на хвосте. Помню, думал: «Ну никак не может быть, что это я, поскольку так быстро бегать я не умею». А затем наддал еще немножко и поймал себя на мысли: «Жалко, что секундомер с собой не взял, – никто ж не поверит». Начал сразу за церковью св. Петра, а финишировал у больницы св. Брендана[33]. Наконец стряхнув преследователей, я ощутил восхитительное ликование. Такой адреналиновый заряд обычно ощущаешь после хорошего концертного выступления. Ноги у меня все еще просили бега. «Ну же, Пат, давай до Слайго и обратно, пока мы в настроении?»
Помню, что те ребятки сказали мне, когда я им сообщил, что никаких денег им не дам. «Да ты в телике. При деньгах, значит». Не было у меня времени объяснять, что телек я бросил три года назад. Не было времени сказать: «То, что вы собираетесь со мной сделать, – это очень скверное поведение, я все расскажу вашим маманям и они на вас очень рассердятся». Тут был самый что ни есть случай «хей-хо, Серебряный»[34]– сматывать удочки.
Мне больше нравятся дублинские дети, которые рассказывают, что потеряли деньги на автобус. Такое впечатление, будто они заняты исключительно этим. Когда предлагаешь им помочь с поисками, они отвечают, что проку не будет – деньги потерялись в Лиффи. Мило, разумно. И никаких голодных тигров.
За милю бросалось в глаза, что эти ребята собираются грабить банк. А местная публика ни сном ни духом. Ну в смысле, трое зловещих с виду молодчиков верхом на лошадях скачут по главной улице и музыка внезапно: «БОМ… БОМ… БОМ»…
Местная публика в старых черно-белых вестернах, похоже, никогда не смекает. Ну, допустим, БОМ-БОМов им не слышно, однако все равно кажется, что могли б и знать. У зловещих молодчиков глаза прищурены, на молодчиках потасканные черные шляпы, и перешептываются молодчики краем рта.
Местная публика продолжает себе переходить улицу, приподнимая шляпы, здороваться с женщинами в здоровенных капорах, и хочется заорать на них: «Да ради господа же, зовите шерифа, а еще лучше – начальника полиции, если он у вас есть».
В последнем фильме, какой я смотрел, зловещие молодчики зашли в банк, и никто не замер, ничего такого. Вопиюще очевидно было, что не собираются они класть карманные денежки на счет или отправлять их мамочке. Окажись там Рой Роджерз[35], он бы врезал каждому в подбородок, без пыли и шуму, да и вся недолга.
Но Рой был занят в другом месте – беседовал с новорожденным жеребенком о том, как жизнь бывает иногда сурова, но все на самом деле не так плохо, если говорить только правду и приподнимать шляпу перед пожилыми дамами в здоровенных капорах.
Но банковский охранник узнал этих троих, потому что сам втихаря тоже был негодяй, хотя управляющий банком, когда нанимал охранника, про это не ведал. Охраннику полагалось смотреть в другую сторону и бездействовать. Но какая-то былая проповедь Роя об уважении к старикам, даже если они плюются жижей от жевательного табака, очевидно, очень глубоко тронула охранника. Внезапно он схватился за ружье и выстрелил в молодчиков – к их большому изумлению и досаде. Сразу стало видно, до чего оно им против шерсти, – по тому, как они попáдали.
Управляющему банком, похоже, было хоть бы хны. Попросту перешагнул через три неподвижные фигуры на полу своего заведения и сказал охраннику: «Я прослежу, чтобы тебя повысили в должности и прибавили к жалованью». Местная публика выбралась из-за бочек и вновь начала переходить улицу, и жизнь на некоторое время вернулась в свое привычное русло.
Они будто вообще ни разу не улавливали и когда набегали краснокожие. Чудо вообще, что хоть кто-то из них дожил до пятидесяти.
Большой Никси тебе все отмоет
Я б никогда не стал красть кучу денег. Два с половиной миллиона фунтов займут в доме чертову прорву места. Один таксист сказал мне, что это полтонны бумаги. Куда ее складывать? Под кровать не засунешь – у меня ее нет. После стольких лет нервотрепки насчет того, что серенький волчок схватит за бочок, мне теперь гораздо спокойнее спать на матрасе прямо на полу. Это замечательно: утром просто скатываешься вбок, и схватить тебя нет никакой возможности.
Одному Богу известно, как столько денег притащить в банк. Придется одолжить тележку уличного торговца и замаскировать ее сверху бананами или «тоблеронами». Одному Богу известно и как положить столько денег на счет, не вызывая подозрений. В банке привыкли, что я забредаю к ним с мешочками мелочи, накопленной в цветочном горшке для телефонных счетов. У меня для счетов от Комиссии по электроснабжению выделен специальный цветочный горшок. Раз в неделю я кладу мелочь оттуда в мешочки для денег и несу их в банк. Как бы непринужденно ни попытался я положить два с половиной миллиона фунтов на свой счет, уж будьте уверены, в банке тут же поймут, что эти деньги возникли не в моих цветочных горшках. Всегда, конечно, можно класть по сто тысяч фунтов за раз и очень непринужденно говорить, что у меня с поэзией просто страсть какая удачная неделя задалась. Но меня не покидают сомнения.
Выиграть в Лотерею куда надежнее, потому что там тебе не выдадут полтонны бумаги. Получишь удобный маленький чек, он помещается в карман. Сдается мне, когда мильон-другой украл, их надо отмывать. Не уверен, что отчетливо понимаю, как это, но вроде все так делают. У меня нет никаких соответствующих связей, и я не знаю, где их берут. Наверное, идешь на скачки или в бильярдную и разговариваешь с людьми уголком рта. «Псс-с-ст… Мне тут надо отмыть кое-что». И они тебя знакомят с «Большим Никси» или с кем-то с подобным же именем, и он тебе все отмывает. В газету объявленьице дать не рискнешь, как бы осторожно ни формулировал: кто-нибудь непременно догадается, чтó ты там замыслил. «Мужчина нуждается в отмывке полутонны бумаги. Расценки разумные». Такое с рук не сойдет ни за что.
Швейцарские банки – вещь хорошая, но не в тех случаях, когда боишься летать до смерти. Придется ехать по земле, а это не один день. Человек же, вкатывающий тележку, обложенную бананами, в судно на воздушной подушке, привлекает к себе нежелательное внимание. Лучше уж останусь при своих цветочных горшках. Их никакими «тоблеронами» маскировать не нужно.
Восторг от банков и строительных кооперативов
Идти в строительный кооператив я несколько опасался. Добил меня плакат на автобусной остановке. Здоровенная цветная фотография пяти сотрудников, они смотрели на меня с широченными улыбками на лицах. Поверху крупными буквами надпись: «Хотим с вами поговорить». Мне с таким очень трудно. Бог ты мой, вот захожу я с улицы, а тут они такие пятеро стоят и улыбаются мне – я бы сразу понял, что нужно предпринять первым делом. Проверил бы ширинку и убедился, что она застегнута. Нелегко мне дается разговаривать с людьми, которые все время улыбаются. Всегда кажется, будто им есть что скрывать. Или они знают такое, чего не знаю я, но мне не говорят.
По телевизору показывали рекламу еще одного строительного кооператива, и в ней молодая пара выходит из кабинета управляющего. Это явно самый счастливый день в их жизни. От радости они утратили дар речи. Не знаю, чем там эти двое занимались, но оно, очевидно, осчастливило их неимоверно. Управляющий стоял в дверях кабинета. Лицо у него сияло такой любовью, радостью и заботой, что я смотрел на экран и ждал, когда управляющего призовут на небеса. Наверное, это они в рекламе снять не смогли, потому что управляющий тогда бы влепился прямо в потолок. Какая-то его сотрудница в таком восторге от того, до чего все вокруг с ума посходили от радости, что совершенно ясно: ей не терпится метнуть все свои папки вверх и загарцевать по столу.
Они все заодно. Видел тут недавно рекламу супермаркета – все улыбаются, ухмыляются и оглаживают детей по головам, – и я задумался: «Батюшки, и сюда я тоже не ходок. Эти люди явно не вполне в себе». Если кто-то врожденно радушен, ему вряд ли нужно это рекламировать. Я бы заподозрил в нехорошем любого, кому неймется прислать мне свою улыбающуюся фотокарточку с надписью: «Я вам точно понравлюсь».
В прошлом месяце я наведался в строительный кооператив и сказал, что желаю взять в долг три тысячи фунтов на издание своей книги. Девушка объяснила, что мне нужно будет произвести оценку моего дома, там полагаются пошлины, и мне их предстоит заплатить, и, отдам ей должное, она улыбалась, а вот я – нет. Подумывал резко обернуться и посмотреть, улыбаются ли мне в спину все остальные сотрудники – с любовью, радостью и обожанием. Но не стал.
Оплачиваю счета
Колесики у меня в голове, занятые вычислениями, не сцепляются и всё тут. Когда пересчитываю в магазинах сдачу, приходится очень сосредоточиваться. У продавцов есть свои методы подсчитывать деньги у вас в ладони и попутно проговаривать цифры. Такие у них выходят мантры: «И пять это двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят…» А мне хочется сказать им: «Прошу вас, бросьте считать монеты и проговаривать, потому что я понятия не имею, что вы делаете. Давайте отойдем вместе к столику с карандашом и бумажкой и просто вычтем в столбик без всяких декламаций, разговорчиков и всякого прочего».
Мне стыдно за свою математическую дислексию, и чтобы не показывать растерянности на публике, я забираю сдачу и делаю вид, будто кладу ее в карман. На самом же деле тайком продолжаю держать ее в кулаке, чтобы она не смешалась с остальными моими деньгами. Затем прячусь в дверной нише где-нибудь рядом с магазином и произвожу вычисления своим способом.