Рис. 5b. Здесь мы видим образ солнечного божества Хнубиса. Он обладает телом змеи и головой льва, одет в римские доспехи и держит в одной руке пару кинжалов, а в другой – колоски пшеницы. Вокруг его головы видны лучи: иногда между ними вписывали буквы божественного имени или гласные греческого языка. Рядом с Хнубисом тянется бессодержательная надпись, обладающая магическими свойствами – «сороормерфергармармафрейуринкс» – заклинание для открытия дверей и замков (или, по аналогии, облегчения болей в матке или кишечнике). Геммы с этим образом носили в мешочке у живота, чтобы избавиться от боли: об этом упоминал еще римский врач Гален. На оборотной стороне таких амулетов обычно писали «переваривай, переваривай, переваривай!» или «Хнубис, уйми боль в животе».
Рис. 5c. Возможно, что магические украшения служили для магов и гностиков знаками отличия. Но, в любом случае, геммами пользовались не только они: их покупал каждый, кто хотел получить магическую защиту или другие силы. Вскоре божества с гемм стали настолько популярными в Римской империи, что в какой-то момент они перенеслись с крохотных амулетов на скульптуры. На этой композиции мы видим сцену ритуального подношения хлеба и бараньей головы волкоголовой статуе Абрасакса, стоящей в храмовой нише с ключом и керикейоном, посохом с двумя переплетающимися змеями.
Одним из таких тайных имен является и философский камень. Это привычное и растиражированное сегодня словосочетание, если вдуматься, звучит довольно загадочно – не удивительно, что изначально оно было шифром. Зосима впервые употребляет понятие «камня, что не есть камень» по отношению к окрашивающему эликсиру. В дальнейшем, в Средневековье, камень станет «философским»: тогда алхимики часто именовали себя просто философами, подразумевая, видимо, что они владеют тайнами натурфилософии.
Зосима полагал алхимическое окрашивание металлов своего рода духовной практикой. Адепт очищал их природу на химическом уровне и одновременно улучшал через это свою душу. При помощи алхимии было возможно побороть злых демонов, поработивших человека, и духовно переродиться. При этом Панополит предполагал, что алхимия, целью которой является только нажива, – это ловушка демонов, с помощью которой они держат в узде алчных людей. В трактатах Зосимы прослеживаются четкие параллели между его алхимической философией и гностическими ритуалами. Алхимик не просто очищал неблагородные металлы, делая из них золото, он проводил церемонию гностического «крещения» металлов. Для этого использовалась «божественная вода»: свинец погружали в верхний отсек наполненного серным реагентом керотакиса. Этот двухкамерный алхимический сосуд выполнял символическую роль купели. Серные пары поднимались и воздействовали на металл, который постепенно растворялся и трансформировался в сульфид свинца. Он конденсировался в верхних частях сосуда и стекал вниз. Жидкость нагревали снова, и цикл повторялся много раз. В итоге получался продукт в виде черной однородной массы, которую считали первоматерией. Ее нужно было очистить при помощи паров ртути, серы и мышьяка. В ходе этого процесса цвета субстанции менялись последовательно от черного к белому и красному.
Восходящие пары именовались древнегреческим словом «бафе», однокоренным с глаголом «бапто», от которого происходит термин «баптизм», или крещение. Изначально это слово означало просто «красить» или «окунать». Пары трактовались Зосимой как «душа», заключенная в «теле» металла. Только под воздействием стихии огня ей удавалось покинуть косную природу неблагородного вещества. Пробуждая «душу», скрытую в металле, алхимик выступал в роли посредника бога, дарующего освобождение душам, страждущим освобождения. Вместе с металлами очищался и сам экспериментатор, так как во время операции преображения неблагородного металла в драгоценный сам бог являл свою силу. Полученное «золото» служило знаком ритуального совершенствования алхимика, вестью о том, что его душа после смерти освободится от контроля демиурга и воссоединится с богом. Похожий ритуал, предполагающий очищение души при помощи сакрального созерцания, был в неоплатонической системе Ямвлиха, современника Зосимы.
Итак, духовная алхимия Зосимы – это попытка проиграть события герметического свода, описывающие низвержение человека в бездну материального мира, в обратном порядке; попытка усовершенствовать мир, полный косной материи и пагубного влияния демонов, огораживающих людей от восхождения к богу.
В других трактатах Зосима вводит множество аллегорических образов, которые затем прямо повлияют на иконографию средневековой алхимии. Борьбу воды и огня, в которой побеждала вода, Панополит представлял как любовное слияние мужчины и женщины, порождающих андрогина – существо, обладающее признаками обоих полов. Редкий иллюстрированный европейский трактат по алхимии обходился без этого образа (см. здесь). В своих знаменитых видениях египетский алхимик персонифицирует металлы и даже алхимические процессы: так появляются жрец Ион (это имя обозначало процесс окрашивания), дракон и несколько металлических человечков, которых сегодня назвали бы гомункулами. Один из них обращается к Зосиме: «Явился некто на рассвете, поспешая, и одолел меня, и разрубил меня мечом, расчленив по складу гармонии». Затем жрец велит Зосиме разрубить тело другого человечка: «Отсеки ему голову, предай тело его закланию и разруби плоть его на куски, дабы сперва сварить ее исправно, а затем передать на место казней».
Зосима писал, что его учителем был сам Демокрит, греческий философ, предположивший существование атомов. Конечно, на самом деле это было невозможно, т. к.философ жил на несколько сотен лет раньше. Жизнеописание псевдо-Демокрита было составлено в IV в. алхимиком Синезием: атомист якобы пришел из Абдер в Египет, чтобы научиться истинной мудрости. Там, в храме Мемфиса, его и египетских жрецов якобы посвятил в тайное искусство алхимии знаменитый персидский маг Останес. Египет в те времена находился под властью персов, а Останес, согласно легендам, был настолько влиятельным, что даже сопровождал персидского царя Ксеркса во время завоевательных походов в Грецию и попутно обучал покоренные персами народы магии. Демокрит после этой судьбоносной встречи создал четыре книги об окрашивании, т. е.о том, как, окрасив неблагородные металлы, камни или ткани, создать фальшивые золото, серебро, драгоценные камни или поддельный пурпур.
Кем же был таинственный Останес, и можно ли предположить, что персидская алхимия действительно повлияла на александрийскую? Весьма вероятно, что нет, т. к. Останес был легендарной фигурой. К тому же, до нас не дошли персидские тексты, описывающие алхимические техники, подобные египетским. Несмотря на то, что сами египтяне называли «персидской» традицию алхимии, якобы принесенную магом Останесом, в те времена в эллинистическом мире было принято называть «магами» не столько самих персидских жрецов, сколько любого человека, сведущего в магии, астрологии и т. д., и происходящего из Вавилона, где этим искусствам обучали.
Мы немного знаем о персидской алхимии, однако ученым хорошо известны аналогичные греческим тексты из Месопотамии: самый ранний протоалхимический клинописный памятник датируется XIII в. до н. э. Шумеро-аккадская алхимия повествует о тех же четырех темах, связанных с окрашиванием и подделкой. Более того, по-видимому, именно из Вавилона алхимия и пришла в Египет. Свидетельством этому служат необычные ингредиенты, которые, следуя за своим духовным отцом Останесом, дословно перечисляет псевдо-Демокрит. Алхимик указывает, что для создания ванночки для окрашивания камней необходимы медная ржавчина, а также «желчь мангуста и грифа». Эти необычные компоненты являются лишь зашифрованными именами настоящих веществ, которые греко-египетские алхимики скрывали от профанов: к примеру, в алхимических папирусах среди реагентов часто упоминаются «человеческие экскременты», которые, впрочем, обозначали всего лишь чеснок. Обычно расшифровка передавалась изустно, а на письме ингредиенты намеренно скрывались эзоповым языком или тайнописью в надежде, что если непосвященный украдет текст рецепта, вместо изготовления золота он лишь отравится парами фекалий.
Желчь мангуста и желчь грифа ничем принципиально не отличаются. Уже это заставляет предположить, что эти понятия являлись зашифрованными алхимическими ингредиентами. Однако ключ к расшифровке находится не в египетском или греческом, а в аккадском языке. Слово «шикку», т. е. «мангуст», является омофоном слова «шику», обозначающего медь плохого качества. «Гриф», звучащий на аккадском как «эру», также является омофоном слова, обозначающего медь. Загадки, легко разгадываемые ученым носителем аккадского языка (для коего они и предназначались), стали принципиально нерешаемыми для алхимиков эллинистического Египта, не владевших месопотамским наречием. Таким образом, мы можем проследить цепочку передачи алхимического знания от вавилонских табличек XIII.до н. э.до византийского трактата XI в., содержащего рецепты египетских златоделов.
Части тела здесь рассматриваются как ингредиенты, участвующие в алхимических процедурах. Зосима называет этот процесс «философическим четвертованием» (см. здесь). Плоть нужно «разрубить», то есть – приготовить металлы для смешения в алхимическом сосуде для тетрасоматы, четверного сплава олова, железа, свинца и меди, из которого затем родится первоматерия. После всех операций по очищению и дистилляции (образно переданных как снятие скальпа и декапитация), алхимику явится медный гомункул. Его нужно будет сварить заживо на алтаре, формой похожем на алембик, чтобы тот превратился в серебряного. Серебряного же человечка необходимо подвергнуть пытке огнем: так он станет совершенным золотым гомункулом.
В алхимических верованиях Зосимы причудливо смешиваются гностицизм, герметизм, неоплатонизм, аристотелевские и стоические учения об элементах и материи, иудейская мудрость, древнегреческая катархическая астрология и древнеегипетская религия. В его вселенной постоянно снуют злые демоны, пытающиеся контролировать людей. Только избранные, способные сопротивляться ложным богам, с помощью алхимии могут возвысить свою душу и победить власть демиурга. Эта идея об эксклюзивности алхимика, его особой мощи и таланте, пожалуй, наравне с философским камнем, божественной водой, гомункулами и самим понятием духовной алхимии навсегда вошла в историю именно благодаря Панополиту. Зосима объединил множество совершенно разных, иногда даже противоречащих друг другу областей знания, чтобы создать самое влиятельное за всю историю алхимии учение. В сирийских, а затем и в арабских переводах (см. здесь) идеи египтянина доберутся до Европы, где пустят глубокие корни.
Золото из яйца: византийские эпигоны
На рубеже Античности и Средневековья алхимия выходит за рамки узкого круга причастных к ней авторитетов и их подмастерьев и начинает быть интересной для правителей. В III–IV вв. алхимики подвергаются гонениям со стороны римского императора Диоклетиана. Панодорос Александрийский, египетский монах, описывает эти события: «Диоклетиан – говорят нам – сжег порядка 290 старинных книг о науке химии, в которых говорится о злате и сребре, и теперь народ не может обогатиться от знаний о том искусстве и получить богатства, о которых повествуют книги – это подтолкнет его поднять мятеж против римлян». Если доверять сказанному, можно предположить, что алхимия была распространена ко времени правления Диоклетиана настолько, что ее запрет мог вызвать протесты. Впрочем, сами алхимики ни обмолвились о них ни словом – а потому неясно, что же все-таки произошло в Риме. Так или иначе, в дальнейшем преследования алхимиков в связи с их попытками фальшивомонетничества и другими видами подделки золота будут устраиваться не только из-за очевидного экономического вреда, наносимого ими государству, но и из-за посягательств на священную природу правителя, портрет которого часто изображался на монетах из золота.
Во времена подъема Византийской империи алхимией впервые начинают интересоваться философы. В V в. неоплатоник Прокл выступает против идеи трансмутации. Примерно в то же время мыслитель Эней Газский, напротив, защищает идею о превращении неблагородного металла в золото, используя аргумент трансмутации для обоснования воскресения тела на Страшном суде. Согласно его теории, алхимическое делание меняло сам эйдос (форму) материи. Византийские златоделы явно были заняты теоретическими вопросами в большей степени, чем экспериментами. В IV в. алхимик Синезий разрабатывает философскую теорию о ртути как ключевом элементе трансмутации. Ученый Олимпиодор в V–VI вв. сравнивает натурфилософию древних александрийских алхимиков и греческих философов-досократиков. В VII в. энциклопедист Стефан Александрийский рассматривает образ змея уробороса как символ, который может обозначать процессы возникновения и уничтожения, что показывает нам, что в доступных ему текстах были его изображения или их описания (6). В трактате «О великом и святом искусстве изготовления золота» Стефан обращается к самому императору Ираклию II, который ранее позвал его в Константинополь, где его назначили учителем. Стефан не только занимался там алхимией, но и читал лекции о трудах Платона и Аристотеля, музыке, астрономии и математике. Именно благодаря интересу Ираклия к алхимии (ему даже приписывали несколько трактатов) и его денежным ресурсам, Стефан и другие ученые начали массово собирать и комментировать древние тексты, благодаря которым мы и знаем об алхимии псевдо-Демокрита, Клеопатры, Марии, Зосимы и других.
На этом интерес властителей Византии к алхимии не закончился. В VIII в. император Константин V, по свидетельству персидского посла Умары ибн Хамзы, хранил особые порошки – белый и красный – в здании рядом со своим дворцом. Там была расположена его личная лаборатория, в которой Константин продемонстрировал послу превращение свинца и меди в серебро и золото: вести об этом вдохновили на занятия златоделием и персидского халифа. Век спустя патриарх Иоанн Грамматик ненадолго запретит занятия алхимией.
В XI в. византийский монах Михаил Пселл по просьбе патриарха Константинополя Михаила Керулария изучил древние методы хризопеи и сравнил превращение свинца в золото с преобразованиями стекла, жемчуга и драгоценных камней. В своем письменном ответе патриарху Пселл искал причины трансформации материи в изменениях пропорции аристотелевских четырех элементов. Он утверждал, что если возможно корню дуба от удара молнии, удаляющей из дерева воздушное и водяное начала, превратиться в камень, то похожим образом происходит и трансмутация золота. Один из его рецептов подразумевал добычу золота из смеси песка, серебра и серы, другой – из сандарака (смолы) и киновари, смешанных с серой и мышьяком, в третьем используется даже нефть. Монах писал не только о производстве, но и об удвоении количества золота и улучшении его качества с помощью алхимии. В этих методах он не видел ничего мистического или божественного: они подразумевают только знание природы. Алхимия, по его мнению, должна была стать философской дисциплиной, т. к. давала ученому совокупность знаний о природе (сам ученый, скорее всего, никогда не практиковал лабораторные эксперименты). Пселл отдельно оговаривал, что алхимия интересна патриарху и ему сугубо из-за любви к знанию, а не из-за тяги к наживе. По всей видимости, сам Михаил Келурарий тоже занимался алхимией и собирал книги Зосимы и псевдо-Демокрита.
Рис. 6. Изображение красно-зеленого уробороса из сборника XV в. нарисовано прямо внутри текста из сборника трудов александрийских и византийских алхимиков. Натурфилософской опорой для них служил неоплатонизм, а бесконечно зацикленное движение уробороса было наиболее удобной иллюстрацией устройства мира, которую Платон дает в «Тимее»:
Живому существу, которое должно содержать в себе все живые существа, подобают такие очертания, которые содержат в себе все другие. Итак, он путем вращения округлил космос до состояния сферы, поверхность которой повсюду равно отстоит от центра <…>, ничто не выходило за его пределы и не входило в него откуда бы то ни было, ибо входить было нечему. [Тело космоса] было искусно устроено так, чтобы получать пищу от своего собственного тления, осуществляя все свои действия и состояния в себе самом и само через себя.