С другой стороны, имеет место неправильное понимание внешних факторов, когда человек воспринимает любое неравенство по сравнению с другим как уменьшение собственного благополучия с вытекающей из этого завистью, которая как минимум частично основана на неверном понимании причин неравенства. Но и примитивный человек может завидовать соседу, не прибегая к искажающей интерпретации в виде магии. Колдовство для него – просто наиболее подходящее средство принизить кого-либо из зависти. И примитивный человек, который стремится причинить вред объекту своей зависти посредством иррационального ритуала (возможно, также с помощью яда), и крупный чиновник, который тихо саботирует продвижение подчиненного по служебной лестнице оттого, что втайне завидует ему, действуют на основании одних и тех же мотивов. Их отличают только их методы.
«Черная магия» по отношению к незнакомцам: зависть к более легкому будущему других
Примитивный человек, а иногда и менее примитивный человек, использующий «черную магию», чтобы сделать для других ситуацию в равной степени неприятной; богатый отец или опекун, объясняющий свою скупость тем, что студенческие годы детей должны быть такими же нищими, как у него; фабричный менеджер, начальник департамента, совет директоров, противящиеся кондиционированию цехов или приобретению более удобного оборудования на том основании, что, когда они начинали, ничего этого не было – у всех этих иррациональных проявлений спартанства в основании лежит одно и то же стремление. Кто-то, с кем они знакомы, или, довольно часто, кто-то, с кем они не знакомы, должен страдать так же, как страдали они сами в свое время. Действительно, пословица гласит, что разделенные невзгоды уменьшаются вполовину. Однако настоящий товарищ в невзгодах – это тот, кто переносил их тогда же, когда и мы, и не вследствие наших действий, а добровольно или в результате внешних обстоятельств. Если кто-то, просто чтобы смягчить свои воспоминания о каком-либо неприятном опыте, например о тяжелом экзамене или противной работе, из Schadenfreude [злорадства] принимает решение создать такие же трудности в будущем другого человека, он возвышает свою зависть до статуса Богини Судьбы. Однако под этот разряд не подпадают случаи, когда старший по объективно убедительным воспитательным мотивам (которые служат не просто для того, чтобы замаскировать зависть) навязывает что-либо тяжелое более молодому человеку с целью проверить его или закалить физически и духовно. Можно также понять настоящих любителей гор, которые пытаются помешать постройке фуникулера на самых красивых вершинах, потому что, по их мнению, только тот человек, который бросил вызов опасностям и трудностям восхождения, заслуживает того вида, который открывается в его конце. Здесь может проявляться ревность, но вряд ли зависть. Но человека, применяющего колдовство против незнакомца только потому, что в противном случае у того может быть более легкая жизнь, можно встретить в самых разных уголках мира и в самых разных культурах, причем часто его земляки специально указывают на типичность такого поведения; постоянное воспроизводство этого типа приводит к постановке фундаментального вопроса о том, какое человеческое влечение или какие мотивы с этим связаны, особенно с учетом того, что следы такого поведения время от времени можно заметить у наших благополучных современников.
По нашему мнению, это типично для базовой установки, на которой строятся другие, более сложные процессы зависти. Существование у человека такого базового импульса, независимого от его материальной ситуации в абсолютном выражении и направленного против кого-то (может быть, даже против незнакомца или чисто гипотетического персонажа), заставляет сомневаться в том, оправданно ли вообще утверждение, что объект зависти несет за нее ответственность (как утверждает, в частности, А. Рюстов). В нашем собственном обществе вандал, который, например, разбрасывает на дороге гвозди, потому что не выносит водителей автомобилей, может действовать под влиянием специфического рода зависти. Вполне осмысленно, что когда некоторые мечтают о прекрасной машине, они говорят себе: «Ну что ж, если я не могу ее иметь, по крайней мере я могу испортить удовольствие тем, кто может». Но примитивный человек, который только что испытал лишения или избежал опасности и хочет с помощью магии навлечь их на других, ни в коей мере не был спровоцирован своими жертвами. Он хочет утянуть других (которые, конечно, могут быть и его личными знакомыми) вниз, к тому уровню существования, на котором он сам одно время находился. Если в принципе существуют некоторые формы зависти, имеющие хоть какой-то «прогрессивный» элемент, то на этом конкретном действии лежит отпечаток репрессалий. «Раз я не могу отомстить судьбе за мои страдания, да и вообще, в моей культуре нет самого понятия “судьба”, на которой лежит вина за мою печальную участь, то я найду какого-нибудь другого человека и буду желать, чтобы на него обрушились такие же тяготы».
Классическое описание «черной магии» зависти дал Карстен на основании своих наблюдений за индейцами дживаро (хиваро): «Когда индейцы пытаются вызвать дождь магическими средствами, они почти всегда делают это исключительно из вредности, чтобы разозлить соплеменников или нанести им ущерб, особенно когда те путешествуют по реке. Когда в 1917 г. я возвращался из длительной речной экспедиции к ашуарам в среднем течении Пастасы, меня поразили ливни, которые продолжались неделями, так что уровень воды в Бобонасе повысился и сделал путешествие вверх по реке чрезвычайно тяжелым для моей состоявшей из индейцев команды. Когда мы наконец подошли к Канелосу, один из моих индейцев сказал, что он сделает так, чтобы дожди продолжались – пусть другим путешественникам приходится так же тяжело, как и нам»[64].
Возможно, нет зависти более чистой, чем зависть, обращенная на тех, кому, как мы считаем, достанется меньше лишений, страха и т. п., по сравнению с теми, которые мы недавно испытали и наконец преодолели. В этом случае завистнику нет совершенно никакого вреда от выигрыша других, который выражается в облегчении их жизненных обстоятельств. Исключительно память о собственном тяжелом прошлом заставляет его завидовать лучшей участи других. Этот род зависти, который сильно сдерживает прогресс общества, также встречается между поколениями одной семьи: отцы недовольны тем, что сейчас жизнь куда благосклоннее к их детям, чем это было во времена их юности. Такие всплески раздражения в семьях можно наблюдать и в промышленно развитых государствах Запада, и в большинстве примитивных племен, где молодое поколение получило некоторые преимущества за счет контакта с европейцами.
Зависть между поколениями
Традиция, с фатальным результатом для намеренных инноваций, утверждает: то, что было достаточно хорошо для отца, будет достаточно хорошо и для сына. Здесь мы имеем конфликт между поколениями. Старшие члены группы обычно негативно относятся к инновациям, которые апробируют или инициируют молодые люди; их чувства возникают из сравнения, которое сопровождается завистью или ревностью. Когда сын выбирает ту же профессию, что отец, или становится партнером в той же самой фирме, можно применить термин «ревность». Там, где инновации связаны с ростом престижа или комфорта и сын или какой-то представитель младшего поколения пробует ввести их в области, в которой отцы никоим образом не способны утвердить свой авторитет, больше подходит термин «зависть»[65]. То, что в некоторых случаях надо учитывать родительскую зависть к образовательным возможностям детей, было обнаружено в ходе последних исследований неиспользуемых образовательных возможностей.
Конечно, бывали и такие люди старшего поколения (в том числе отцы), которые глядели на предложенное молодым человеком новшество с доброжелательной улыбкой, поощряли и даже продвигали его. Если бы таких исключений из традиционных правил социального контроля не было, инноваций было бы меньше. Но иногда даже в случаях, когда старший объективно помогал младшему пробить свои новые идеи, в его поведении был различим оттенок досады.
Каждому понятно, что старшее поколение воздвигает препятствия на пути молодых из зависти к чужой славе. Похожие мотивы играют роль тогда, когда предложенная младшим инновация (открытие чего-либо или просто усвоение нового) скрывает воображаемый упрек старшему, который не додумался до нее сам. Однако мы проникаем в более глубокие слои эмоциональной жизни, когда пытаемся понять, почему старшее поколение, держа младших в спартанских условиях, старается запретить или принизить те вещи или институты, с которыми связано увеличение комфорта.
Между тем жестокие ритуалы инициации, распространенные в большом количестве примитивных племенных обществ и завершающие стадию детства, могут быть поняты как выражение общей экзистенциальной зависти, которую осознающие свой возраст члены племени чувствуют по отношению к тем, чья жизнь только начинается[66].
Глава 5. Развивающиеся страны: барьер зависти
Будущее, единственная область, где пожинаются плоды развития, открыто для подхода, основанного на сотрудничестве, для использования людьми, способными обмениваться идеями, знаниями, желаниями и координировать их. Но это возможно только тогда, когда страх перед завистью другого, перед возможным саботажем или злыми чарами с его стороны до известной степени преодолен. Никто в принципе не может иметь рациональных ожиданий по отношению к будущему, если у него нет реалистичного представления о том, каким может быть это будущее; но такой прогноз невозможно сделать, если каждый член группы старательно скрывает свой взгляд на будущее. Также внутри группы не могут сформироваться взгляды, стимулирующие социальное и экономическое развитие, если отдельные члены группы не способны в ходе искреннего обмена мнениями сравнивать, взвешивать и синхронизировать разные картины будущего. Однако именно этому мешает вечный страх того, что практически каждый, и в частности наш ближайший сосед, – это потенциальный завистник и что лучший способ защиты от него – изобразить полное равнодушие к будущему.
Жесткий харизматический лидер при определенных обстоятельствах может навязать другим свои собственные взгляды на будущее – ненадолго и при наличии внешней опасности (хотя были случаи, когда даже явной опасности было недостаточно, чтобы преодолеть запрет на совместную деятельность, вызванный завистью). Поскольку лидер не может делать всего сам, исполнение всего предприятия страдает от взаимных подозрений, обуревающих его сторонников.
Институционализированная зависть
Этот феномен выделил и описал Эрик Волф, специалист по южноамериканским крестьянским культурам и сельским сообществам. Он говорит об «институционализированной зависти», которая проявляется, например, в злословии, «дурном глазе», занятиях «черной магией» или страхе перед ней и других подобных феноменах. Волф цитирует других специалистов по этим сообществам – Оскара Льюиса, Джона Гиллина и Клайда Клакхона – отвергая романтическую концепцию, согласно которой общий коммунальный дух сельских общин и высокая степень «равенства» их жителей ведут к всеобщей доброжелательности.
«Институционализированная зависть» (насколько я знаю, Волф – единственный, кто использовал этот концепт) или всеобщий страх перед ней означают, что в общине мало возможностей для индивидуального экономического развития и нет контакта с окружающим миром, посредством которого она могла бы надеяться на прогресс. Никто не осмеливается демонстрировать что-нибудь, из-за чего люди могут подумать, что он более зажиточен. Инновации маловероятны. Методы земледелия остаются традиционными и примитивными, к ущербу всей деревни, потому что любое отклонение от традиционной практики наталкивается на ограничения, заданные завистью[67].
Такие же наблюдения, использующие термины «зависть», «рессентимент» и «Schadenfreude», можно найти в некоторых статьях американских культурных антропологов, которые в 1960-е гг. занимались темой человеческих взаимоотношений в крестьянских обществах.
Сол Тэкс объясняет наблюдавшиеся им у гватемальских индейцев отсутствие прогресса, медленные темпы движения к экономически продуктивным и рациональным моделям поведения условиями жизни в «маленьком сообществе, где все друг другу соседи и все соседи внимательно наблюдают друг за другом». В частности, Тэкс писал: «Невозможно исключить зависть и страх перед завистью или обвинения в жадности и страх перед такими обвинениями»[68].
На Гаити Дж. Э. Симпсон обнаружил, что крестьянин будет стремиться скрыть свое истинное экономическое положение, покупая несколько маленьких участков земли, а не один большой. По той же причине он не будет носить хорошую одежду. Он делает это сознательно, чтобы защитить себя от завистливой «черной магии» соседей.
Социальные науки построили множество теорий на предположении, что нормальный человек стремится максимизировать производство и собственность. Все современные люди, включая живущих в так называемых развивающихся странах, как будто бы желают самого большого возможного прогресса. Эти теории, однако, не учитывают того, что в огромном множестве ситуаций целью человеческой деятельности является уменьшение чего-то; что регулярно встречающиеся способы человеческого поведения имеют своей целью уменьшение активов, а не просто их замену на другие активы. Каждый, кто пытался описать зависть, указывал на чисто негативный характер этого феномена. Никто не должен ничего иметь, и никто не должен получать удовольствие. Одно племя североамериканских индейцев группы пуэбло демонстрировало начатки разделения труда. Различные магические и культовые задачи, например вызывание дождя, ритуалы плодородия, изгнание ведьм и т. п., были делегированы определенным «обществам» внутри пуэбло. Однако иногда другим жителям деревни приходило в голову, что магическая энергия этих «специалистов» в основном использовалась ради их личной выгоды. Тогда предпринимались шаги, чтобы уничтожить эти различия, и тех индивидов, которые как-то выделялись своим благополучием, возвращали к «общему уровню», разрушая их собственность, или, в менее тяжелых случаях, действовали с помощью официального предупреждения.
Как мало взаимная зависть в относительно простом обществе зависит от объективно подтверждаемой разницы в уровне жизни его членов, показывает исследование отношений между людьми в одной деревне на Ямайке, которое проводилось в 1950 и 1951 гг. В этой горной деревне жили 277 англоговорящих негров. Потомки бывших рабов, теперь они – независимые, конкурентно настроенные крестьяне, которые поставляют различные товары для рынка. Один из их главных мотивов – это накопление денег и земли. Около 80 % жителей нормально зарабатывают, и только 3 % взрослых нуждаются в помощи. Тем не менее в отчете мы читаем: «Каким бы «независимым» (т. е. богатым) ни был человек, обычно он считает, что все остальные, несмотря на очевидную бедность некоторых из них, зажиточнее его и накопили больше денег». Один из худших поступков, которые может совершить человек, – это задать вопрос о финансовом состоянии другого. Не может быть сомнений, что этот обычай – защита от зависти. Однако каждого обуревает ненасытное любопытство по отношению к этой информации. Вина за воображаемую собственную бедность обычно возлагается на другого, про которого предполагают или верят, что он богаче. Нанесенный ураганом или засухой ущерб урожаю до сих пор обычно объясняют чарами какого-нибудь злого колдуна, действовавшего по поручению завистливого соседа. Почти каждый житель деревни убежден, что его сосед не любит его и страшно ему завидует. Эти чувства, разумеется, взаимны. Невозможно представить, чтобы несколько семей объединили ресурсы любого рода для какого бы то ни было совместного предприятия. Почти так же невозможно, чтобы отдельно взятый человек мог взять на себя представительство интересов деревни[69].