***
Сжечь свою рукопись – способ самоубийства, доступный только писателю. Между его личностью и произведением есть теснейшая связь, может быть и более тесная, чем между родителем и ребенком. Сжигая рукопись, он сжигает лучшее в себе, а оставшемуся не стоит и существовать.
***
Юности свойственно убеждение в том, что Бог не обманывает; юноша верит в судьбу, как в любовь. Это считается признаком легкомыслия… Но та же убежденность в зрелом муже – признак мудрости. (Я говорю: муже, потому что женщины редко верят в Бога, чаще они только знают о вере в Него мужчин.) – Можно кстати заметить, что судьба есть не у каждого. Если люди, которые живут вне судьбы, как народы, которые живут вне истории. Там же, где судьба присутствует, всегда трудно решить, благословение она или проклятие.
***
Чему нужно учить ребенка? Быть свободным; не подчиняться; любить; не лгать. Впрочем, любовь исключает ложь; где одна, там нет другой. Быть свободным тяжко, и свобода жестока, но только в той же мере, в какой жесток несвободный человек, следующий за большинством. Чтобы избавить человека от собственной жестокости, его следует сделать свободным, т. е., кроме прочего, дать ему испытать жестокость других.
***
Счастье – в непрерывности или хотя бы длительности ощущений; иными словами, там, где не ощущается времени (время может быть определено как то, что заставляет вещи кончаться). Счастливый уже находится там, где «времени больше не будет». Именно здесь противоположность счастья и удовольствия: удовольствие всегда во времени и конечно; оно, собственно, познаётся в мгновение своего конца; для счастья времени нет, оно неуловимо, у него нет высшего подъема и ясного начала. Вот я счастлив, а вот уже нет.
***
Наибольшее удовольствие доставляет не до конца утоленное желание, когда внутри удовлетворения еще живет жажда; такое желание, которое еще может длиться. Удовлетворенное желание находится целиком в прошлом.
***
Жажда любви совсем не то, что желание удовольствия. Жажда любви сугубо лична; это личная тоска по гармонии и общению с другой личностью; желание удовольствия совершенно безлично и представляет собой в сущности волю рода к продолжению, но никак не волю личности (воля личности вкладывается только в разврат; и тот скорее проявление отсутствия или недостатка воли). Две совершенно разные вещи называются любовью, и вся судьба человека зависит от понимания любви, которое он изберет.
***
Жестокость как желание наносить душевные раны является не только противоположностью, но и дополнением любви. Мы бываем жестоки именно к тем, кого любим. Чужая обида доставляет радость, потому что свидетельствует о тесной душевной связи и значении обидчика для обиженного… Обижающий самоутверждается, видя свою ценность для того, кого он обидел (никто не обижается на посторонних и чужих).
***
У толпы обычно есть общая ненависть, но редко бывает общая любовь. Можно сказать, что толпа – сообщество, сплоченное общей ненавистью (или страхом, что то же). Общество любящих одно и то же перестает быть толпой. Любовь лична по своей природе.
***
Личностью можно назвать ту часть человека, которая не поддается запугиванию со стороны большинства. Там, где запугивание происходит успешно, нет смысла говорить о личности. Личность оттачивается в приятии и неприятии, то есть, говоря языком чувств, в любви и ненависти, во всякой борьбе. «Романтизм», в самом широком смысле, с его признанием ценности борьбы и тревог, весьма способствует личному развитию.
***
Нет ничего хуже чувств поколения, которое знает, что ему не за что погибнуть, и, следовательно, придется погибнуть ни за что. Жизнь тяжела в отсутствие ценностей, ради которых ее стоило бы отдать. Причина в том, что жизнь – не самодостаточная ценность; всё, что придает ей цену, находится вне ее. Всякие ценности «потусторонни» по отношению к жизни, или, иначе говоря, жизнь имеет ценности, но ценностью не является.
***
В повседневном понимании, взрослый есть отчаявшийся ребенок. Его отчаяние поощряется как признак «зрелости», его надеждам дается почетное название «детских мечтаний»… Но настоящая зрелость не в том, чтобы потерять душевные движения, присущие детству, а в том, чтобы развить их.
***
Юность – если не добродетель, то достоинство, но она часто бывает обезображена ранней нравственной порчей. Особенность душевной жизни подростка в неспособности противостоять обаянию слова «все», или, во всяком случае, в борьбе с этим обаянием. Заповедью подростка должно быть: «не последуй за большинством».
***
– Это вопросы, свойственные молодости.
– А других не стоит и задавать.
***
Что общего у слов «перемены, неизвестность, вечер, прощание, путь, подвиг, смерть»? Это не бессмысленный перечень. Есть глубинная потребность подвергать свою жизнь опасности, испытывать неизвестность, прощаться, терять, уходить.
***
Счастье нуждается в известной нравственной чистоте для своего оправдания. Хотя и говорят о счастье негодяев, не думаю, чтобы им можно было завидовать. Самое большее, негодяи добиваются довольства, но счастье от них ускользает. В этом смысле, есть связь счастья с нравственной смертью – состоянием души, по достижении которого жизнь лишается своего оправдания, или, другими словами, «смысла». Самая распространенная ошибка – достижение счастья (на самом деле – довольства) ценой утраты смысла жизни.
– Но что такое «смысл жизни»?
– Это потребность дожить до завтра. Если вы не ощущаете необходимости продлить свое существование хотя бы на день, ваша жизнь лишена смысла.
Конец ознакомительного фрагмента.