Традиционно английская уголовно-правовая доктрина опиралась на два направления, которые можно условно обозначить как «воздаяние» (retributivism) и «сокращение числа преступлений» (reductivism)[55]. Они конкурируют между собой на протяжении нескольких столетий и, как правило, сосуществуют вместе.
Теория воздаяния как наиболее древняя из имеющихся на сегодняшний день концепций имеет больше всего философских, религиозных, этических и социальных обоснований[56]. И даже ее критики[57] сходятся во мнении, что во многих аспектах, несмотря на ее архаичный характер, от теории в достаточной степени сложно отказаться, поскольку она с высокой степенью точности передает сущность наказания – «общественного воздаяния в отношении тех, кто нарушил закон, совершил преступление». «Наказание, которое возвращает преступнику то, чего он заслуживает за совершенное в прошлом преступление, ценно само по себе и не нуждается в дальнейшем обосновании. А на обществе лежит обязанность наказывать преступника»[58].
«Уголовное право регулирует уровень насилия в обществе, фактически осуществляя государственную монополию на возмездие. Оно использует коллективное возмездие для разрешения конфликтных ситуаций. Уголовное право не может предотвратить каждое совершаемое преступление, но, наказывая преступника, оно позволяет потерпевшему минимизировать испытываемые страдания в связи с произошедшим. Таким образом, уголовное право обеспечивает равенство граждан… дарует им личную безопасность и позволяет сохранить достоинство»[59].
«Назначение преступнику того наказания, которое он заслуживает, только потому, что он его заслуживает, опирается на следующие фундаментальные принципы: обществу необходимо отдавать долги, а преступление такие долги создает, наказание, соответственно, можно рассматривать как компенсацию; зло должно быть нивелировано, и наказание призвано это сделать; божий гнев должен быть смягчен, и наказание призвано выполнить эту роль; преступление должно подвергнуться осуждению, и формой такого осуждения является наказание и т. д.»[60]. Таким образом, делает вывод М.С. Мур, «ретрибутивизм представляется чрезвычайно прямолинейной теорией наказания: мы наделены правом налагать наказание только потому, что преступник заслуживает его. Нравственная ответственность («воздаяние» (desert)) с этой точки зрения не только необходима для обоснования наказания, но и составляет его сущность. Эта сущность наделяет государство не правом наказывать преступника, а обязанностью. Теория воздаяния, другими словами, является теорией правосудия»[61]. Таким образом, рассуждая деонтологически, любой, кто выбирает злой в нравственном отношении поступок, заслуживает справедливого наказания, и это не является местью со стороны государства, это есть правосудие.
Можно привести возражение следующего свойства: категория «правосудие» является неоднозначной содержательно, с множеством трактовок и аспектов, поэтому определить сущность наказания, отвергнув одну неопределенную категорию и заменив ее другой, вряд ли есть выход из создавшейся ситуации. Иногда высказываются предложения определить правосудие через понятия, максимально приближенные к реальности, через те категории, которые, в отличие от сугубо метафизических, могут быть проверены эмпирическим путем. Например, правосудие можно рассматривать как восстановление социальной справедливости, возмещение причиненного преступлением ущерба, компенсацию морального вреда[62].
При этом само наказание последовательно воплощает совокупность принятых в обществе аксиологических установок и иерархию нравственных ценностей. В чистом виде концептуальные идеи данного направления практически не применяются, тем не менее многие из предложенных им принципов активно работают, в частности принцип пропорциональности наказания.
Первое из направлений, опирающееся на идею «кары» и «возмездия», нашло свое отражение во многих законах об уголовном правосудии, поскольку один из основных принципов данного направления – это точное соответствие назначаемого наказания тяжести и опасности совершенного преступления. Так, в Законе о полномочиях уголовных судов при назначении наказания (Powers of Criminal Courts (Sentencing), c. 6) 2000 г. содержится положение, согласно которому суд, принимая решение о назначении наказания в виде лишения свободы, может сделать это, только если придет к выводу, что тяжесть преступления «оправдывает» (can be justified) назначение столь сурового наказания. Если речь идет о половом или насильственном преступлении, то назначенное лишение свободы «должно соотноситься» (would be adequate) с целью защиты общества от серьезного вреда, причиняемого обвиняемым (ст. 79 (2)).
Второе направление, берущее начало в утилитаризме И. Бентама[63] и неоклассической школе уголовного права, на практике реализуется с помощью различных идей. В течение длительного времени превалирующей была идея «общей и специальной превенции». В частности, именно эту идею как одну из основных в своей карательной политике предложил Кабинет, сформированный консерваторами в период с 1992 по 1997 г. Выступая перед членами своей партии в 1993 г., министр внутренних дел Великобритании Майкл Говард заявил: «Тюремная система работает… она заставляет людей, которые намереваются совершить преступление, подумать дважды»[64].
С идеей «превенции» тесно связана идея «лишения возможности совершить преступление» (incapacitation), которая реализуется, как правило, посредством физической изоляции лица, совершившего преступление, от общества. Ее отражением является не только сохранившееся в английском уголовном законодательстве пожизненное лишение свободы, но и предусмотренные Законом об уголовном правосудии 2003 г. (Criminal Justice Act) в первоначальной редакции возможность назначения «неопределенного приговора» (extended sentences)[65] и «лишения свободы для защиты общества» (imprisonment or public protection)[66] в качестве мер безопасности.
Данные меры безопасности, особенно лишение свободы для защиты общества (IPP), нередко выступали объектом критики по ряду причин. Прежде всего, вызывал ряд вопросов сам перечень преступлений, за совершение которых лицо могло подвергнуться данным мерам, поскольку он, очевидно, содержал преступления, разные по степени тяжести. Возникали сложности с определением критериев «повышенной общественной опасности» лица, с отсутствием единообразной судебной практики при реализации данного дискреционного полномочия суда, с административными проволочками при рассмотрении дел осужденных к данной мере безопасности о возможности их освобождения, что порождало нарушения принципов справедливости и равенства. Наконец, лишение свободы для защиты общества стало еще одним негативным фактором в «перенаселенности тюремной системы», поскольку если в 2006 г. данная мера безопасности была применена примерно к 1000 человек, то в 2012 г. это число возросло до 6000 человек[67].
21 июня 2011 г. был опубликован законопроект «О правовой помощи, назначении наказания и наказании преступников», в котором содержались предложения по реформированию существовавших мер безопасности. В тот же день премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон дал пресс-конференцию, на которой следующим образом охарактеризовал ES и IPP: «Мы унаследовали систему, которая является неясной, неопределенной и противоречивой. Неясной, поскольку большая часть населения на самом деле не имеет представления о том, что такое неопределенные приговоры или о том, как они работают. Противоречивой потому, что два человека, совершивших одинаковые преступления, могут получить в конечном итоге разные наказания. И неопределенной, поскольку потерпевшие и их семьи не обладают какой-либо определенностью относительно того, какой срок лишения свободы получит нападавший и когда он выйдет на свободу. Поэтому мы хотим пересмотреть существующую систему с перспективой заменить ее альтернативными мерами, которые будут ясными, жесткими и более понятными населению»[68].
3 декабря 2012 г. вступил в силу Закон о правовой помощи, назначении наказания и наказании преступников (Legal Aid, Sentencing and Punishment of Offenders Act 2012), который внес определенные изменения в порядок назначения такой меры безопасности, как «продленный приговор»[69], и упразднил лишение свободы для защиты общества.
В качестве новой меры социальной защиты в гл. 5 «Опасные преступники» было предложено пожизненное лишение свободы за второе совершенное насильственное или половое преступление (ст. 122). В случае совершения лицом, достигшим 18 лет, после вступления Закона в силу, одного из преступлений из списка Приложения 15B при условии, если это преступление является повторным, и за данное преступление лицу может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок 10 лет и более, вплоть до пожизненного. За предыдущее насильственное и половое преступление лицу также должно быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок 10 лет и более (ст. 226A (4(b)))[70].
Снижение числа преступлений может быть достигнуто и посредством исправления, в том числе нравственного, лица, совершившего преступление (reform). Так, Закон об уголовном правосудии 2003 г. в рамках «общественных приказов» (community orders) предусматривает возможность назначения таких приказов, как «требование активной деятельности» (activity requirement), которое обязывает осужденного посещать «общественный реабилитационный центр» с целью улучшения его «социальных и коммуникативных навыков»[71].
Названные идеи легли в основу закрепленных законодательно целей, которые должны быть достигнуты при назначении наказания. К ним было добавлено новое для английского права «возмещение преступником вреда, причиненного потерпевшему» (reparation)[72].
Особо хотелось бы подчеркнуть тот факт, что даже сегодня, в обстановке европейской глобализации и унификации политических и правовых институтов, английская уголовно-правовая модель сохранила свое своеобразие, оригинальные теоретические доктрины, особые формы и методы практического осуществления целей и задач уголовного права. Именно стремлением сохранить самобытность во многом объясняется осторожность в проводимых реформах.
США и Канада, напротив, при построении собственной уголовно-правовой модели часто отходили от доктрин общего права, заимствуя институты континентальной системы права. Как иногда шутят английские юристы, «Великобритания и США с Канадой – страны, разделенные общим правом»[73].
Специфика американского уголовного права во многом обусловлена особенностями американской правовой модели в целом. Своеобразие этой правовой модели, берущей начало в английском общем праве, состоит в том, что в своем формировании и развитии она уже в конце XVIII в. обрела законодательную основу в виде Конституции, Билля о правах, конституционных принципов построения демократического государства и приоритетной защите прав и свобод человека.
В отличие от Англии в США никогда не было периода, когда правовые нормы основывались бы исключительно на судебных прецедентах. В основе права лежали законы, высшим звеном в иерархии которых была и остается Конституция. Конституция 1787 г. и конституции штатов выступают в качестве своеобразных «эталонов законотворчества»[74], которым необходимо следовать при написании законодательных актов, а также в ходе принятия судебных решений. Необходимость сохранения определенных конституционных стандартов привела к установлению и применению принципа судебного контроля – наделению Верховного суда США и верховных судов штатов правом рассматривать законодательные акты с точки зрения их соответствия конституционным нормам. Такие судебные решения играют важную роль в системе источников уголовного права, а правовые предписания, которые они содержат, зачастую являются единственными нормами, регламентирующими тот или иной вопрос. В качестве примера можно привести ряд решений Верховного суда США, в которых были установлены правила определения соразмерности сроков лишения свободы тяжести совершенного преступления с тем, чтобы конкретный приговор не противоречил предписанию VIII Поправки к Конституции, запрещающей жестокое и необычное наказание. Так, в решении по делу Rummel v. Estelle 1980 г. были сформулированы критерии, которыми суд мог бы руководствоваться при определении конкретного срока лишения свободы: 1) тяжесть совершенного преступления; 2) наказания, налагаемые в штате за аналогичные преступления; 3) наказания, которые следуют за совершение подобного преступления в других штатах[75].
Наличие Билля о правах объясняет тот факт, что в ходе своего формирования и развития американская уголовно-правовая модель опиралась на постулат, согласно которому личность, ее права, свободы и безопасность традиционно рассматриваются как высшие ценности, а уголовный закон выступает основным гарантом, призванным защитить провозглашенные идеалы в случае посягательств как со стороны третьих лиц, так и со стороны самого государства.
Как заметил Г.А. Есаков, идея, лежащая в основе уголовного права стран, принадлежащих к семье общего права, сводится к рассмотрению уголовного права как «щита против произвола государственной власти»[76]. На наш взгляд, это замечание особенно справедливо применительно к США, где упомянутая «идея» на протяжении длительного времени четко и последовательно проводилась в жизнь. Гарантией защиты прав граждан в случае совершения преступления служит и принципиально строгое толкование уголовного закона, и сильная позиция суда присяжных, которая выступает отражением права граждан на «соблюдение надлежащей правовой процедуры», и достаточно суровая система наказаний.
Принципиальное отличие американского уголовного права заключается в том, что на территории государства действуют 53 относительно самостоятельные уголовно-правовые модели – федеральная, штатов, Округа Колумбия, где расположена столица страны Вашингтон, Пуэрто-Рико. Федеральное устройство американского государства породило правовой дуализм, который предполагает, что на территории штата действует право данного штата, а также, в определенных случаях, федеральное право[77].
В США нет федерального уголовного кодекса как самостоятельного и единого кодифицированного акта. Законом Конгресса от 25 июня 1948 г. бо́льшая часть ранее действовавшего законодательства была пересмотрена и включена в 18 Титул Свода законов США «Преступления и уголовный процесс». Раздел 1 данного титула насчитывает 86 глав. Формально он не имеет Общей и Особенной частей. Глава 1 «Общие положения» в основном содержит определения терминов, используемых в акте, несколько статей посвящены институту соучастия, установлены территориальные пределы действия федерального уголовного права. Остальные главы и параграфы, расположенные в алфавитном порядке, предусматривают ответственность за конкретные преступные деяния, т. е. по существу представляют собой Особенную часть.
Алфавитное расположение глав призвано было упростить работу с актом, однако этого не произошло по ряду причин. Во-первых, когда речь идет о кодификации как методе систематизации, то представляется спорным как с точки зрения юридической техники, так и с точки зрения здравого смысла выбор «алфавита» в качестве основания построения системы. Во-вторых, подвергшиеся систематизации нормы носили столь архаичный характер, что впору было ставить вопрос об их реформировании.
Текст большинства современных уголовных кодексов штатов являет собой результат реформы уголовного права, начало которой было положено во второй половине XX в. Те из кодексов, которые не подверглись пересмотру, по своей форме напоминают скорее консолидированные акты, нежели кодифицированные. Причина этого, как было отмечено выше, кроется в определенных сложностях развития процесса кодификации, при котором составители кодексов ориентировались не только на существующие законодательные нормы, но и на судебную практику. Они пытались не столько установить общие принципы ответственности, сколько предусмотреть конкретные ситуации, которые могли возникнуть в процессе правоприменения[78].