В целях усовершенствования и унификации уголовного права в пределах всей страны Институтом американского права в 1952 г. была создана специальная комиссия по разработке Модельного уголовного кодекса (Model Penal Code)[79]. Через десять лет работы, в 1962 г., официальный текст Модельного УК был опубликован. Составители кодекса стремились ввести единую терминологию, отказаться от архаичных институтов, выработать четкие критерии построения Общей и Особенной частей. Безусловно, кодекс не свободен от недостатков, но он способствовал тому, что юристы в масштабах всей страны смогли найти понимание при решении уголовно-правовых вопросов. И если тогда кодекс стал своеобразным «приглашением к правовой реформе»[80], то сегодня его воспринимают как «основное пособие по изучению уголовного права»[81]. Именно поэтому при исследовании отдельных институтов американского уголовного права интересно посмотреть, каким образом они прописаны в Модельном уголовном кодексе.
В американской уголовно-правовой доктрине, как и в английской, на протяжении всего развития конкурировали между собой два господствующих направления – «воздаяния» и «снижения числа преступлений».
Так, первое из направлений представлено концепциями «общественного возмездия» (societal retaliation) и «справедливого воздаяния» (just deserts), в рамках которых предполагается, что справедливая модель уголовного правосудия должна строиться на двух основополагающих принципах. Первый из принципов тесно связан с процессуальными нормами и требует неукоснительного соблюдения «надлежащей правовой процедуры» и ограничения усмотрения судей при определении вида и размера наказания. Второй принцип провозглашает необходимость существования пропорциональности между тяжестью совершенного преступления и суровостью наказания.
Теория воздаяния, казалось бы, потерпела фиаско в середине XX в., когда основополагающие философские постулаты, лежащие в ее основе, выступали предметом постоянной критики. Например, в решении по делу Williams v. New York Верховный суд США указал, что «воздаяние более не является доминирующей целью уголовного права»[82].
В широко известном решении по вопросу смертной казни Furman v. Georgia судья Т. Маршалл заметил, что «никто всерьез не рассматривает наказание как законную цель нашего общества»[83]. «Концепция наказания как воздаяния представляется архаичной и на протяжении веков дискредитировала себя»[84]. Фактически в значительной степени от нее отказались и при составлении Модельного уголовного кодекса в 1962 г. при формулировании целей уголовного правосудия (§ 1.02).
Представлялось, что в «недружелюбной» обстановке и с учетом абсолютного триумфа утилитарных уголовно-правовых идей как направление «воздаяние» должно было сдать свои позиции и уйти в историческое прошлое, но этого не произошло. В конце XX в. и начале XXI в. определенный ренессанс концепций ретрибутивизма можно увидеть как в судебных решениях федеральных судов, судов штатов, так и в законодательстве.
Так, в решении по делу Spaziano v. Florida Верховный суд США признал значение идей «воздаяния» в уголовном праве как «неотъемлемой составляющей любого налагаемого обществом наказания»[85]. УК штата Пенсильвания в качестве главной цели наказания назвал воздаяние, наряду с исправлением преступника и устрашением (§ 303.11 Раздела 18 законодательства штата Пенсильвания).
Восстановление интереса к концепциям воздаяния в значительной степени объясняется изменением риторики, смещением акцента с отмщения на получение лицом, совершившим преступление, справедливо заслуженного наказания, пропорционально соизмеримого по тяжести с совершенным преступлением, как того требует принцип справедливости[86]. В качестве примера можно привести теорию «эгалитарного воздаяния», согласно которой наказание призвано не для отмщения тем, кто нарушил принятые в обществе правила и запреты, а для поддержания баланса получения выгоды и соблюдения бремени исполнения обязанностей всеми его членами, когда те из них, кто нарушает запрет, не придерживаются необходимо минимальных налагаемых уголовным запретом ограничений. И уголовное наказание восстанавливает, таким образом, нарушенный баланс: «Представляется справедливым наказывать тех, кто нарушает правила и приводит тем самым к нечестному распределению выгод и ограничений. Любое лицо, которое нарушает закон, обладает теми же благами, что и другие члены общества, но, отказываясь от бремени соблюдения установленных законом ограничений, оно получает определенные незаслуженные выгоды и преимущества и тем самым ставит себя в неравное положение»[87]. В эгалитарной модели акцент сделан не на моральном праве воздаяния за совершенное зло, а на восстановлении при помощи наказания нарушенного в обществе баланса распределения ограничений, обязанностей и запретов.
Другие представители в рамках данного направления говорят о том, что несправедливо сделан акцент только на лице, совершившем преступление, в то время как вне зоны внимания оказалась фигура потерпевшего. И, восстанавливая нарушенный баланс прав, достоинств и ограничений, мы одновременно тем самым заявляем преступнику, что он может оказаться на месте потерпевшего, что государство может лишить его тех же прав, которых он лишил другого человека, причинить вред, пусть не равный, и другим, несомненно более гуманным, способом, но все же соразмерный тому вреду, который он причинил сам[88].
Второе направление представлено концепциями «лишения возможности совершать преступление»[89], приведшей к появлению неопределенных приговоров и законов, в соответствии с которыми третье совершение преступления автоматически влечет пожизненное лишение свободы[90], а также концепцией «реабилитации»[91], нашедшей выражение в распространении досрочного освобождения от отбывания наказания.
Вместе с тем в последнее время все большую популярность получают так называемые смешанные теории, предлагающие компромиссный вариант, который учитывает достоинства обоих направлений и нивелирует по возможности недостатки. Сама идея такого подхода была высказана Гербертом Л.А. Хартом еще в 1968 г. По его мнению, главная цель уголовного закона заключается в предотвращении преступлений и снижении преступности, но при ответе на вопросы, нужно ли наказывать конкретное лицо за совершенное им преступление, и какова должна быть мера наказания, необходимо опираться на концепции «воздаяния»[92].
Впоследствии его концепция привела к развитию смешанной теории наказания, которая объединяет в себе цели утилитаризма и пределы назначения наказания теории возмездия. «Цели наказания утилитарны по своей сути: снизить число преступлений и защитить, таким образом, права всех граждан, вернуть чувство уверенности. Но при выборе меры уголовно-правового воздействия следует руководствоваться положениями теории воздаяния: государство может налагать наказание только на лицо, совершившее преступление, причем само наказание должно быть соразмерно природе и опасности совершенного деяния»[93].
Согласно другой позиции, обе концепции исправления осужденного имеют право на существование, и исправление можно рассматривать не только как средство воздействия, но и как конечную его цель, преступнику должен быть дан шанс стать лучше, стать «продуктивным членом общества». Другой вопрос, что такое понимание предполагает решение двух проблем. Во-первых, у лица должны быть желание и воля к исправлению, исправить человека, помимо его воли, попросту навязать те идеалы, которые он не разделяет и в которые не верит, абсурдно. Во-вторых, вся система исполнения наказаний должна быть пропитана этой идеей, чтобы быть эффективной, и организована в соответствии с данной целью, в противном случае это просто прокламации (Materni Mike C. Op. cit. P. 292–293). В такой пенитенциарной системе права человека должны быть наивысшей ценностью, и даже если речь идет о таком наказании, как лишение свободы, которое более всего ограничивает личные права заключенного, система исполнения наказаний должна быть устроена таким образом, чтобы сохранить его человеческое достоинство.
В последние годы представители науки все чаще говорят о том, что взятые по отдельности в своих философских максимах и концепция «возмездия», и концепция «снижения числа преступлений» являют собой крайности, и их нужно рассматривать исключительно в совокупности, как систему сдержек и противовесов, чтобы они дополняли друг друга и по возможности нивелировали недостатки[94].
Например, достаточно распространенной является концепция так называемого ограниченного воздаяния (limiting retributivism)[95], которая опять же исходит из того, что задачи карательного по своей сути наказания должны быть утилитарны, иначе они не служат целям, ради которых возлагаются на преступника. А само воздаяние не следует рассматривать ни как цель наказания, ни как его сущность, ни как руководящее начало для определения вида или размера наказания – оно является ограничительным принципом, помогает установить те пределы, за которые нельзя выходить при назначении наказания. Отстаивая свою теорию «ограниченного воздаяния», ее автор Н. Моррис говорит о своих опасениях широкого применения и распространения утилитарных идей наказания, что может привести к широкой практике назначения наказаний на неопределенный срок, «нарушающий фундаментальные основы прав, свобод и достоинства человека»[96]. И уважение этих прав и свобод предполагает установление четких, определенных границ ограничений, возлагаемых за совершение преступления, границ, которые позволяет найти именно теория воздаяния с лежащим в ее основе базовым принципом пропорциональности налагаемого наказания характеру и степени общественной опасности (seriousness of crime)[97].
Смысл концепции заключается в том, чтобы создать систему наказаний, в которой будет предусмотрен верхний и нижний предел, поскольку даже если с точностью невозможно установить, какое наказание является соразмерным, а потому в полной мере справедливым, мы всегда можем сказать, когда наказание не соответствует содеянному – является слишком строгим или, наоборот, слишком мягким. В этих установленных пределах находятся виновность, моральная упречность лица, а также тяжесть совершенного преступления. Другими словами, заслуженное лицом, совершившим преступление, воздаяние зависит от конкретных особенностей преступного деяния и свойств, характеризующих личность, таких, например, как пол, возраст, наличие или отсутствие предшествующего преступного поведения, т. е. всех тех обстоятельств, которые в континентальной правовой традиции принято называть смягчающими или отягчающими.
Некоторые исследователи говорят о том, что с учетом имеющихся знаний о психологических механизмах принятия решений человеком, когда решение принимается не рационально, а с учетом подсознательного выбора наиболее благоприятного варианта исхода событий и построения именно такой модели будущего развития событий, теория «ограниченного воздаяния» имеет меньший сдерживающий эффект, нежели утилитарные концепции. Если, например, лицо совершает кражу и знает, что в рамках наказания, разработанного с учетом положений теории «ограниченного возмездия», ему полагается наказание от 2 лет лишения свободы до 8 с учетом имеющихся смягчающих и отягчающих обстоятельств, оно мысленно будет строить проекцию ситуации, в которой, если его и привлекут к уголовной ответственности, а такой вариант, как правило, тоже представляется как исключительный, то фактическое наказание будет минимальным. В таком случае превенция уголовного закона действительно оказывается ниже, нежели в ситуации с наказанием, разработанным с учетом утилитарных теорий, и предусматривающим за такое же преступление абсолютно определенную санкцию, скажем, 10 лет лишения свободы[98].
В качестве основного нравственного обоснования наказания все чаще предлагается идея «восстановления» нарушенного преступлением права или общественных отношений (reconstructivism). Так, например, Дж. Клайнфелд приходит к выводу, что уголовное право представляет собой свод этических норм, которым закон придает силу путем запрета под угрозой наказания[99]. И этим объясняется особая роль отрасли, поскольку именно на уголовное право наложена обязанность восстанавливать «нравственное основание социального порядка»[100], нарушенное или уничтоженное преступлением. При этом отвечая на два ключевых вопроса уголовного права – какое поведение следует считать преступным и какими принципами следует руководствоваться, накладывая наказание, реконструктивизм говорит о том, что в основе всякой криминализации должно лежать нарушение нравственной нормы, которую понимают максимально широко – это и моральные императивы, права и свободы, принятые социальные практики, концепции добра и зла, социальные институты и т. д. – при ответе на второй вопрос следует опираться на принцип справедливого воздаяния за содеянное. Преступление и наказание представляют собой своего рода «обмен намерениями»[101], это своеобразный способ коммуникации, когда преступник, с одной стороны, а государство – с другой, пытаются выразить миру определенное послание. Поэтому прежде, чем ответить на вопрос, что представляет собой наказание и какова его сущность, необходимо ответить на вопросы, что такое преступление, и какие цели реализует государство, криминализуя те или иные деяния. В основе криминализации должен лежать не только причиняемый обществу вред, но и нарушение норм «общественного сознания», основ социальной организации, его идеалов. Если говорить о потерпевших от конкретного преступления, то страдает их чувство собственного достоинства, их самоуважения, «квазимистическая основа той добродетели, которая делает человека человеком», а также иногда их социальный статус, своего рода социальное достоинство[102].
Наказание, в свою очередь, является отрицанием посыла преступника и «образовательным посланием» всему обществу (educative message), нравственным по своей природе, посланием, из содержания которого должно явственно следовать, что является добром, а что злом[103]. Таким образом, уголовное право выполняет две функции – функцию осуждения (condemnation function) и функцию контроля (control function). Первая реализуется в первую очередь посредством установления уголовно-правового запрета и является исключительной особенностью отрасли. Вторая позволяет не только стигматизировать осуждаемое обществом поведение, но и оградить общество от тех лиц, которые такое поведение демонстрируют. И эту функцию уголовное право делит не только с другими отраслями права, но и с другими социальными регуляторами поведения.
В российской литературе много внимания уделяют состоянию современного американского уголовного права, причинам и итогам той реформы, которая началась во второй половине прошлого столетия[104]. На наш взгляд, не вызывают сомнения следующие моменты.
Во-первых, необходимо подчеркнуть, что сама реформа была вызвана глубоким кризисом всей системы уголовного правосудия и неспособностью выполнять возложенные на нее функции. Публикация Модельного уголовного кодекса всколыхнула огромный интерес к уголовно-правовой теории. Строгие теоретические построения и кодификация в масштабах всей страны воспринимались как панацея от неэффективности действующих норм. И когда движение «всеобщей кодификации» постепенно стало сходить на нет, американские юристы стали возвращаться к традиции общего права.