«Загадывала на хозяина с войны. Вижу: купёнок и купёнок [холмик], и всё. А после гадалка говорит: „Тетенька, ты не беспокойся про него. Он в глубоком-преглубоком месте и не придет. И не беспокой его“» (смолен.).
«Приметами, всевозможными суеверными и фаталистическими предзнаменованиями в избытке окутан каждый шаг человека, – констатирует фольклорист-собиратель 1920-х гг. – Они держатся удивительно крепко, и часто они не только пережиток древнего верования, но рождаются вновь, подыскиваются для каждого надлежащего случая» (костр.) 〈Смирнов, 1920〉.
«Под Рождество надо приложить ухо к замку амбара, тогда услышишь, как говорят между собою рыбы, лежащие там. [Колымчане хранят в амбарах подледный промысел.] От них услышишь всю судьбу.
А то ступай в огород [то есть в загородку, где стоит скот], ложись там под коня и слушай. Вон, Гаврила лег об Рождество под коня и слышит, как тот говорит товарищу: „Брат, а ты знаешь, что будет с человеком, что лежит там?“ – „А что?“ – „Ослепнет через год“. Так оно и вышло: ребятишки играли, засыпали ему глаза песком, и Гаврила ослеп. Только дослушать надо до конца, хоть приятное, хоть неприятное, а лежи. Коли встанешь раньше – помрешь» 〈Шкловский, 1892〉.
Опасную болезнь, скорую смерть, близкую войну провидят и предсказывают «знающий человек» (странник); предвестник в белом (реже – в черном, красном, зеленом). За смутными очертаниями этого образа могут скрываться покойник; святой; персонифицированная случайность; болезнь 〈Зеленин 1916; Демич 1894〉. Женщина (девушка) в белом отождествляется с Марой (смертью); с Пресвятой Богородицей.
Вещуны, «хозяева» человеческой судьбы – домовой (дворовой), русалка, леший. Ф. И. Буслаев подчеркивает «двуличный» характер нечистых духов, именуемых, в частности, шутами. Народные поверья приписывают им, с одной стороны, «шутливость и забаву», с другой – несчастья, болезни, смерть 〈Буслаев, 1861〉. Нечистые духи, в том числе «играющие», становятся предвестниками перемен в человеческой жизни, вестниками (воплощениями) смерти. «Стихийно-самостоятельные» действия нечисти противонаправлены «воле Божьей» (реже – соотносимы с ней).
Влияют на бытие людей и «недобрые», обладающие неопределенным местоположением отрезки «неровного» пространства-времени. «Попритчилось ему, будто в дурное место ступил» (пенз.); у каждого человека в течение суток есть свой «худой час» (калуж.) и пр. (см. статью «О незнаемом»). Порождения и воплощения опасного пространства-времени могут быть тождественны воплощениям случайности и смерти, ср. представления, связанные с приткой (случаем, событием и существом одновременно) (см. ПРИТКА). К притке относят все то, что происходит с человеком внезапно (пенз. и др.); приткой, притчей называют случай, событие, судьбу 〈Буслаев, 1861〉; приткой именуется смерть. Притка-смерть – причина смерти, воплощенная гибельная случайность («демон случайности»). Такой демон – персонификация «мгновенно возникающей и мгновенно уходящей страшной роковой силы»; «внезапно нахлынув, он производит какое-либо действие и тут же внезапно исчезает» 〈Лосев, 1982〉.
События неординарные, происшедшие вопреки соблюдению требуемых обрядов и установленных правил поведения, нередко объясняют действиями сверхъестественных существ, присутствующих в различных отрезках реального и одновременно мифологического пространства-времени. Эти существа особенно опасны в «переходные» периоды дня, года и человеческой жизни. Они подменяют некрещеного младенца; «портят» свадьбу; стремятся завладеть недавно умершим; преследуют людей в полдневное и полуночное время; устраивают разгулы во время летнего и зимнего солнцеворотов.
Вера в непреложность воли Божьей, в предначертанность жизненного пути человека вступает в конфликт с необходимостью объяснять, обосновывать нежданные, нелепые, трагические события. Преимущественное внимание привлекает не «правильный» ход бытия, а отклонения от него – внезапные, разрозненные, неординарные события, «лежащие вне цепи явлений» 〈Леви-Брюль, 1937〉. «Мифологическая каузальность» отождествляет причину со случайностью и не может быть охарактеризована в рамках привычных для нас причинно-следственных связей. «Cлучай» предшествует предопределению или судьбе как выстроенной, объяснимой цепочке событий. Ср.: появившись внезапно, домовой пугает женщину – она умирает (новг.); мчащийся по дороге встречник «силой своей окаянной» расшибает (ушибает) человека (владимир.).
Образы вызывающих (воплощающих) «случайные события» существ устойчивы в крестьянских поверьях XIX–XX вв., сохраняя необходимую для традиционного (обычно трактуемого слишком «механично») мировоззрения гибкость, вариативность осмыслений трагических коллизий жизни и смерти.
ВЕ́ТЕР, ВЕ́ТРЕНИК, ВЕТРОВО́Й, ВЕ́ТРОСТНАЯ СИ́ЛА, ВЕ́ТРЯНЫЙ, ВЕ́ТРЯНЫЙ МУЖ – одушевленный, «живой» ветер; персонификация ветра; дух, связанный с ветром или вызывающий ветер.
«С ветра пришло, на ветер и пошло»; «Спроси у ветра совета, не будет ли ответа?»; «За ветром в поле не угоняешься»; «Ветер взбесится и с бобыльей избы крышу сорвет» 〈Даль, 1880〉.
Представления крестьян о ветре, его причинах и обличьях многоплановы. Северо-западный ветер – «дед в изорванной шапке» (астрахан.); северный ветер – суровый старик (олон.). Ветер – прихотливо блуждающий по миру дух.
«Самой загадочной стихией является ветер. „Если бы он всегда дул от сиверки [с севера], то можно бы сказать, что дух этот сиверский ходит по земле, а то он дует ведь и с полдня, и с заката, и с-под восточной стороны, отовсюду, – рассуждали крестьяне Смоленщины. – Был у нас парень, который говорил, что сиверский дух кругом земли дует: выйдет с-под сивирки, крутанет кругом по морю и, как что встретит препятственное, поворачивает. Например, если выйдет с-под сивирки и пойдет по морю к востоку, то дойдет до Китай-стены. Китай-стену пройти не может и дует к нам с восточной стороны. А повернет к заходу, то может проскочить и очень далеко: обойдет кругом Парижу и до турецкого государя дойдет, – а там близко и пуп земли, за пуп перескочить не может, поворачивает к нам же, и дует от пупа полуденный ветер. А бывает, что, как пойдет на заход, до пупа не доходит, застрянет где-либо на горах. Коли не особенно сильно вышел с-под сивирки, не хватит мочи перескочить через горы. Ну и поворачивает промижду хребтов по долине… Что сиверский дух не везде холодный, это не диво: пусти-ка холоду в теплую хату, живо обогреется. Так и ветер. Особливо который от пупа дует. Говорят, у турецкого государя прямо жаром пышит, а не ветром“» 〈Вл. Б., 1895〉.
Ветер – живое существо, посаженное у края неба на цепь (волог.). «Главных ветров четыре. Они сидят по углам земли. Ветры живут также на морях, и оттого там бывают сильные бури и кораблекрушения. Главный ветер, которому повинуются все другие ветры, называется вихревым атаманом. Он их посылает дуть там, где ему захочется. Четыре главных ветра, что сидят по углам края света, прикованы на цепи и дуют редко, и то слегка. А если задуют посильнее, за это их наказывает начальник: еще крепче они приковываются на цепи и на более долгий срок» (тульск.) 〈Колчин, 1899〉.
Ветров – двенадцать. Они «прикованы к скале посреди океана, и, когда один из них освобождается, начинается буря» (арханг.). Ветры держит на двенадцати цепях Касьян Немилостивый. «В его власти спустить ветер на скот, народ и др., и будет от этого поветрие» (волог.).
Согласно другим представлениям, ветры – ангелы Господни (арханг.). «Бог поставил по ангелу по всем четырем сторонам света. Ангелы дуют в трубы, и от этого поднимается ветер. Они дуют поочередно: один устанет дуть – другой начинает. Оттого ветер и бывает с разных сторон. Как долго дует холодный ветер, надоть молиться теплому ангелу [находящемуся на юге], чтобы он задул и перешиб холодный ветер» (новг.). Когда святой Илья либо ангелы машут платками – поднимается ветер (калуж.).
В загадках ветер «без рук, без ног, по полю рыщет, поет да свищет, деревья ломает, траву к земле пригибает». Он – «жеребец, которого всему миру не сдержать». В Новгородской губернии ветер именовали «косоруким».
Конь, всадник и просто «летящий человек» – традиционные облики ветра в русских поверьях. Однако ветер так переполнен жизнью и разнообразными силами, что часто не имеет отчетливого обличья: он одушевлен, он – «живой». В Нижегородской губернии рассказывали, что ветер «хватает» про́клятых; астраханские рыбаки просили ветер: «Святый воздух, помоги нам!»
В сюжетах сказок неуловимый ветер может стать причиной зачатия: он «надувает брюхо» заточенной в башне царевне (сквозь щель). «Царь, как узнал, очень разгорячился. Пришел к башне и так ее ругать: „Откуда, – говорит, – ты понесла?“ А парень у ней из живота голос подает: „Я, – говорит, – с Ветру“» (онеж.).
Ветер, особенно сильный, – существо могущественное и непредсказуемое. Он то вредит, то помогает. В одной из народных песен поется: «Ветростная сила не захотела нашего счастья обвенчать» (орл.). К ветрам, причитая на могиле отца, обращается дочь-сирота: «Подымитеся, ветры буйные, с востошной сторонушки. / Разнесите, ветры буйные, мать сыру землю, вскройте гробову доску» (перм.).
Благоприятный ветер – залог удачи в морском путешествии или на промысле. «При езде на воде молятся святому Николаю и вместе с тем бросают в воду хлеб на поветерь – чтобы подул попутный ветер» (арханг.). «В Поморье Кемского уезда пред возвращением промышленников с мурманского берега домой бабы целым селением отправляются к морю молить ветер, чтобы не серчал и давал бы льготу дорогим летникам. Для этого оне предварительно молятся крестам, поставляемым во множестве на всем беломорском прибрежье. На следующую ночь после богомолья все выходят на берег своей деревенской реки и моют здесь котлы; затем бьют поленом флюгер, чтобы тянул поветерье, и притом стараются припомнить и сосчитать двадцать семь (три по девять) плешивых из знакомых своих в одной волости и даже в деревне, если только есть возможность к тому» (при этом на лучинках делают насечки углем или ножом, а при произнесении последнего имени – крест). «С этими лучинками все женское население деревни выходит на задворки и выкрикивает сколь возможно громко: „Всток да обедник пора потянуть! Запад да шалоник пора покидать! Тридевять плешей все сосчитанные, пересчитанные; встокова плешь наперед пошла“. С этими последними словами бросают лучинку через голову, обратясь лицом к востоку, и тотчас же припевают: „Встоку да обеднику каши наварю и блинов напеку; а западу-шалонику спину оголю. У встока да обедника жена хороша, а у запада-шалоника жена померла!“
С окончанием этого припевка спешат посмотреть на кинутую лучину: в которую сторону легла она крестом, с той стороны ждут ветра. Но если она опять провозвестит неблагоприятный ветер, то прибегают к последнему, известному от старины средству. Сажают на щепку таракана и спускают его в воду, приговаривая: „Поди, таракан, на воду, подними, таракан, севера“» (арханг.) 〈Ефименко, 1878〉.
Ветры «едут на тройках и дуют, поднимая то попутный, то встречный ветер». Когда попутный ветер слаб и парус не надувается, произносят заклинание:
Если попутный ветер дует слишком сильно, его просят: «Перестань, ишь разгулялся: что ты! потише!» (при этом снимают шапку, но, если ветер не ослабеет, грозят ему кулаком) (олон.).
Бытовали поверья, согласно которым «мельники на ветряных мельницах состоят в дружбе с Ветром, подобно тому как мельники водяных мельниц ведут дружбу с водяными чертями» (орл.). В повествовании, записанном на Орловщине, бедная старушка, «пропитывавшаяся милостыней», ходила на ветряную мельницу просить муки и при этом всегда кланялась в землю, приветствуя Ветер: «Здорово тебе, Ветер, буйный молодец!» «Однажды выпросила она чашу муки и пошла домой. Дело было зимою; дорога тесная. Навстречу ей едет богатый мужик с несколькими возами ржи молоть на мельницу. Старуха, сколько могла, посторонилась, но все-таки богатый толкнул старуху оглоблею; она полетела в снег, мука из чаши рассыпалась, и старуха с пустою чашею побрела домой. Взгоревавшись, она проговорила: „Никто за меня, бедную, не заступится! Хоть бы ты, Ветер, буйный молодец, заступился за меня, беднягу“. Придя домой, видит, что у нее какой-то молодец сидит; она ему поклонилась. Молодец говорит: „Бабушка, ты мне дорогой плакалась, и вот я пришел сказать, что помню все твои поклоны и за них тебе заплачу, за каждый по мере муки, а ты уж больше не ходи на мельницу“. С той поры старуха стала жить припеваючи, каждый день у ней пироги. Ветер завалил ее мукой всех сортов» (орловские крестьяне верили, что если при молотьбе ржи не подашь бедному, то ветер «возьмет вдесятеро»).
К ветрам обращены не только промысловые, хозяйственные, но и любовные заговоры. «На море, на океане, на острове Буяне живут три брата, три ветра, один северный, другой восточный, третий западный. Навейте вы, нанесите вы, ветры, печаль, сухоту рабе Божьей [имя], чтобы она без раба Божьего [имя] дня не дневала, часа не часовала. Слово мое крепко» (воронеж.).
В Новгородской области записан упоминающий о ветрах «заговор на мужа»:
Обращая к ветру мольбы и заговоры, крестьяне стремились заручиться его благоволением. Однако изменчивая, двойственная стихия ветра оставалась непредсказуемой и опасной.
Согласно поверьям, распространенным повсеместно, мор, эпидемия приносились ветром и даже были ветром, откуда и названия эпидемий – «поветрия». Причина острых заразительных болезней – наказание Божие или «злое поветерье» (волог.). «Дурной ветер» – источник многих инфекционных заболеваний 〈Попов, 1903〉.
Ветрянка, притча ветреная (яросл., волог.), ветреное, ветряный, ветряной – «болезни от дурного ветра» (арханг., тобол., иркут.); поветрен(н)ица, пошерсть (новг.), повируха, помируха (волог.) – болезни, распространяемые ветрами; моровое поветрие – чума; летячка – ветряная оспа и сходные с ней сыпи; ветряной перелом – острый суставный ревматизм 〈Высоцкий, 1911〉.
Грыжа, язва, удар, а также «общие и неопределенные заболевания» («хитки и притки, скорби и печали») также могли произойти «с ветра». Болезнь от неизвестной причины «прикидывается с ветру»; в заговорах упоминается «ветроносное язво».
Посредством ветра распространяют порчу колдуны, ведьмы. «Колдун зайдет на ветер… так чтобы ты стоял под ветром, и пустит на тебя ее (порчу) с этим ветром» (вятск.). В рассказе из Пермской губернии «страшный колдун», волхит, пускает килу на ветер: «Что-то прошептал на палку да и дунул на кончик, чтоб кила-то по ветру понеслась и села кому-нибудь».
Несомое ветром вредоносное слово (урок) в поверьях и заговорах нередко изображается как ветер, стрела; «сильное слово, урок, конечно, [представляется] по связи стрелы с ветром» 〈Потебня, 1914〉. Человек, напускающий по ветру порчу и болезни, мог именоваться ветряным. Одно из заболеваний «с ветру» называлось «стрелы» или «стрелье».
«Эта болезнь обнаруживается внезапным колотьем во всем теле больного и оканчивается смертью. Однако ж не всегда бывает она смертельна, смотря по тому, как была „напущена“. По народному мнению, стрелы напускаются волшебником двояким образом: 1) для мести какому-либо лицу; 2) просто из удовольствия на какое-нибудь имя. Первого рода стрелы бывают смертельны, а последние не так опасны. Уверяют все испытавшие эту болезнь, что при лечении ее посредством вытирания тела выходят из него кусочки стекла и оленья шерсть. Присутствие их объясняется самым действием, как пускаются стрелы. Именно: волшебник берет пустой коровий рог, наполняет его песком, шерстью и стеклянными обломками, потом говорит заклинание, становится по направлению ветра и, приложив ко рту узкое отверстие рога, дует в него. Все вещества вылетают; ветер подхватывает их и в тот же миг мчит болезнь к лицу, заранее на нее обреченному злым волшебником. Если стрелы были обыкновенные, то есть пущены не для мести за обиду, то им подвергается всякий первый встречный» (арханг.) 〈Верещагин, 1849〉.