Водяной «хозяин» часто предстает человеком. Он – «высокий здоровенный мужик» (олон., новг.); старичок (новг.); прикидывается красивым парнем (тульск.); похож на обычного крестьянина (арханг.), но «чернее» его (олон.).
Один из наиболее распространенных обликов водяника – старик с длинной седой либо зеленой бородой (мурм., арханг., олон., волог., новг., калуж., тульск., тамбов.). Водяной – дед в красной рубахе (яросл.).
Лембой – царь водяной – невысокий старик с седыми распущенными волосами, с палицей в руке (олон.). В Архангельской губернии водяной хозяин – дедушка-водяной с бородой по пояс. Водяной-патриарх – не только властитель водной стихии, но и «водяной дед, прадед», предок. На Ярославщине оскорбивший бранью или каким-либо неуместным действием воду, опуская в нее кусок хлеба с поклоном, произносил: «На море, на океане, на острове, на Буяне, гулял добрый молодец, да соскучился, пришел он к тебе, матушка-вода, с повислою головой да с повинною. Прости меня, матушка-вода, простите меня и вы, водяные деды и прадеды, отцы и матери и ваши малые детушки, чем я кого прогневил».
Вообще же водяных «бесчисленное множество в воде» (волог.). В самом маленьком пруду либо ручье есть свой водяной: «Чого у нас небольшая копань (пруд), а и тут е воденик» (петерб.).
Традиционные места жительства водяных – омуты (особенно у мельниц), водовороты, глубокие и опасные места на реках и «боготы маленьких речек» (волог.). Верят, что дедушка-водяной «живет в мутной воде у мельницы», сообщал в конце XVIII в. М. Д. Чулков 〈Чулков, 1786〉.
«Водяной живет в глубочайших ямах, в озерах или реках. Над теми ямами вертит воду. Такие места называются чертовыми домовищами» (арханг.). Обитает водяной и в «бездонных болотах» (новг., смолен.), и в «провалах под землей», куда, по мнению крестьян Тамбовской губернии, водяные уходят жить на зиму (вместе с русалками и утопленниками): «Находятся они [жилища водяного] глубоко под землей. Ход в них открыт всегда и для всякой нечисти. Водяной уходит туда через отверстия в русле, таинственные отверстия эти бывают во всяком озере».
Нередко дом водяника – нечто неопределенное под водой – «ровно погреб какой» (симбирск., вятск.).
Некоторые водяники селятся «по погостам» либо «по приходам». Они привержены сакральным (священным, освященным) пространствам, будь то православные храмы или некогда располагавшиеся на их месте «языческие капища» (олон.).
Жилищем водяного может быть дворец (смолен., орл., калуж., пенз.). «Под водой у водяников есть целые царства; в морях и озерах построены города из богатых палат; в малых озерах – села и „особливые хоромины“» (олон.) 〈Рыбников, 1910〉. Однако чаще жилище водяного – крепкий крестьянский дом, хата (арханг., олон., новг., рязан., тульск., калуж., орл., самар., вятск.).
«Быт» водяного напоминает человеческий: у водяных будто бы «в воде есть дома, где они живут с семьями» (Новг., Белоз.); «полными домохозяевами» (вятск.). Среди водяных есть «главы семей»; «старшие водяные», которым подчиняются все прочие, а также царь, «обходящий дозором свое царство» (Русский Север, смолен., тамбов.).
Для поверий и несказочной прозы северо-запада, севера и северо-востока России характерен образ водяного – седобородого старика, большака, почтенного патриарха. Ср.: водяной озера Ильмень – старик благовидной наружности. Он «управляет водой и рыбой», распоряжается окрестными ручьями, реками. Ильменский водяной – «оглашенный христианин», присутствует на службах в Софийском соборе, но покидает службу при пении Херувимской, как и все «полуверные», «средние между Богом и чертом» существа (новг.).
Мотив «подводного житья-бытья», почти такого же, как жизнь людей на земле, – один из наиболее распространенных в крестьянских рассказах о водяном: «И пошли они берегом, дорожка все спускалась вниз, стало как-то холоднее. И пришли они в большое село (подводное) к богатому дому. 〈…〉 И встрел их в избе большак – седая голова, седая борода» (олон.).
О «семье водяного» упоминается вскользь; обращение с таким семейством требует большой осмотрительности.
«В Горской волости на реке Очкомке была мельница… Поговаривали, что на ней водятся черти, а мельника считали колдуном. В кожухе [отделение, где водяные колеса] не один раз видели водяного с семьею под колесом. Однажды помолец заглянул в кожух, а там водяной с семейством обедает. Помолец перекрестился, и водяные скрылись. На другой день мельница сгорела» (Новг., Череп.).
Жен водяных иногда именуют «водянихами» и «русалками», но, по распространенным поверьям, водяные женятся на утопленницах или «отсуленных» им девушках.
Жители Архангельской губернии рассказывали о тоскующей по земле девушке-утопленнице, ставшей женой водяника, которая пыталась вернуться домой и погибла. В тех же местах записан и другой сюжет – о том, как девица влюбляется в водяного, ходит к речке и в конце концов он берет ее к себе. Среди вятичей бытует своя версия о семейной жизни водяного: он женится на девушке, «отсуленной» ему матерью. Мать долго не может выдать дочь замуж и сетует: «Хоть бы водяной женился». Водяной в облике зажиточного мужика приезжает и увозит дочь, которая селится в его доме, но умирает после родов.
Популярен среди русских крестьян XIX–XX вв. и сюжет о деревенской повитухе, принимающей роды у жены водяного.
Иногда водяник пытается ходить (и ходит) к понравившимся либо заклятым девушкам, женщинам. «Одна вдова пошла на реку за водой. В зеркальной поверхности воды она увидала свое лицо и подумала: „Какая я красавица, а мужа у меня нет“. И при этом прокляла свое вдовье житье». Ночью вдова увидела во сне мужа-покойника и с той поры забеременела. Родив, она сразу окрестила младенца, «чтобы он не достался водяному». В тот же день младенец скончался. Прокравшись в избу, водяной унес левую половину тела ребенка, «а если бы младенец был не крещен, то он унес бы его целиком» (олон.).
Олонецкий крестьянин предлагал известному собирателю П. Н. Рыбникову познакомить его с бабой, «к которой и о сю пору похаживают водяники. Чего-чего не делали сродники 〈…〉 и заговаривали ее, и ведунов к ней водили – ничто не берет: сначала как будто полегчает, а немножечко погодя, смотришь, к ней опять лезут из воды незваные гости» 〈Рыбников, 1910〉.
Такие тексты напоминают средневековую «Повесть о бесноватой жене Соломонии», где водяные демоны осаждают Соломонию, рожающую от них детей.
Дети водяных нередко отождествляются с водяными чертенятами (тульск., вятск. и др.), но походят и на обычных ребятишек-несмышленышей.
«А то и на моей памяти (правда, был я еще маленьким пареньком), рассказывали мужики с Юмзенги: у них под горою озеро и рыбы в нем довольно. Вот мужик и пошел осматривать верши. Вытащил одну, глядь – ан там ребенок! Испугался мужик, думал – утопленник, да со страху и опустил вершу опять в воду. Однако видит – ребенок живой, плавает в верше да ищет, койда выбраться бы. Вынул мужик его, принес в избу. Собрались все глядеть на такое чудо: ребенок как есть, только молчит да поглядывает на всех. Наглядевшись вволю, решили отнести назад, чтобы беды не нажить. Только опустили в воду – он нырнул и поплыл в глубину. Да сколько потом ни лавливали рыбу в этом озере – и сетями, и бродниками, – а не попался больше ни разу… 〈…〉 Да ведь это не старый был, слышь, ребенок еще! Ну, с глупа и залез. Ведь они тоже женятся и ребят водят, как и люди» (арханг.).
По другой версии, своих детей у водяного нет, поэтому он топит купающихся ребятишек (арханг.).
Водяные устраивают браки между своими детьми. Их свадьбы сопровождаются стихийными бедствиями – наводнениями, возникновением новых рек, исчезновением озер (олон.).
Включенный после принятия христианства в сонм нечистых духов, водяной хозяин сблизился по характеристикам с бесом, чертом, однако его образ, функции не утратили значимости и двойственности. Вода – насущно необходимая, всепроникающая стихия. И в поверьях, и в быличках водяной хозяин – существо универсальное. Он – распорядитель не только определенных территорий (даже вне воды), но и погоды; поднимается (летает) над землей в черной туче; создает реки и озера; передвигает острова (олон.). Водяник способен изменять ландшафт: в результате его деятельности «то ручей пробьет себе новое русло, то озером раскинется прежняя болотина» (олон.) 〈Майнов, 1877〉.
Водяной – «хозяин плодородия»: владеет скотом; «перестится или свадебничает», когда цветет рожь (олон.) 〈Барсов 1874〉; наделяет зерном (тульск.) 〈Колчин, 1899〉. Водяные предсказывают будущее.
Один из способов, бытовавший на протяжении столетий гаданий, – у проруби, на конской либо коровьей шкуре. «Носят кожу коровью или конёвую к проруби и тамо садятся на нее, очертясь кругом от проруби огарком. По времени выходят из проруби водяные черти, взяв кожу, и с тою особою, которая сидит на оной, загадавши, носят мгновенно в дальние расстояния, например в дом будущего жениха и прочая. По окончании же сей работы желают присвоить себе сидящую на коже и с великим стремлением летят к проруби, дабы погрузиться с нею в воду, где успевать должно выговорить при самой проруби „чур сего места“, чем спасти себя можно, а инако следует неминуемая погибель» 〈Чулков, 1786〉.
Могущественный водяной хозяин, от которого зависят многие стороны бытия человека, в русских поверьях наиболее ярко проявляет себя как «хозяин» рек, озер, ручьев и распорядитель человеческой судьбы. От него зависят удача рыбаков и благосостояние мельников; участь людей, находящихся у воды или на воде.
Водяник – собственник всех рыб; «дает или отнимает промысел по своему усмотрению» (новг.; олон.; арханг. и др.). «Водяной дает ловить рыбу тем, кои с ними имеют сообщение, снабжает невероятным количеством рыбы, „так что рыба за рыбу держится“» (незнающим попадает только конский кал и уголье) (вятск.) 〈Кибардин, 54〉.
Традиционно водяного «кормят», угощают – перед началом лова ему бросают две-три рыбы, крошки хлеба, посуду с остатками вина (тамбов. и др.) 〈Зеленин, 1991〉; бросают на воду табак и приговаривают: «На` тебе табачку, а нам дай рыбки!» Ему возвращают, кидая в воду, первую выловленную рыбу или часть улова. «Весною, когда хотят в первый раз ловить рыбу, то, прежде чем намочить сети, берут хлеб-соль и бросают в воду. Это делается для того, чтобы круглый год был хороший улов рыбы» (енис.). В Вологодской губернии рыбаки бросали в воду худой сапог (лапоть) с портянкой: «На` тебе, черт, лапти, загоняй рыбу!» «К пальцам вершей привязывают высушенную лесную ящерицу, и тогда рыба хорошо ловится. Ящерицы эти ловятся и высушиваются заранее. Усть-сысольские зыряне, отправляясь в плавание и отчалив от берега, бросают в воду столько кусков хлеба, сколько седоков в лодке, – в жертву водяному» (волог.).
«На Онежском озере рыбаки накануне Николина дня (19 декабря) делают на берегу похожее на человека соломенное чучело, надевают на него портянки и рубаху и в дырявой лодке спускают его на воду. Разумеется, оно тонет. Это и является жертвой. Чтобы лов был удачным, севернорусские Вологодской губернии первую забитую острогой рыбу закапывают в землю» 〈Зеленин, 1991〉.
Водяного хозяина дарили, угощали не только рыбаки, но и жившие близ рек, озер крестьяне. Весной, при пробуждении водяного, в воде топили лошадиные туши, бараньи головы, петухов, хлеб, масло, мед с приговорами: «На` тебе, дедушка, гостинец на новоселье, люби и жалуй нашу семью». Жертвовали водяному и на Николины дни (22 мая и 19 декабря) 〈Успенский, 1982〉, и в день Никиты-гусятника (28 сентября). В рассказе из Орловской губернии дружный с водяным поп каждый год привозит ему и вываливает в воду воз испорченного хлеба.
Водяной хозяин следит за своими владениями и требует соблюдения при ловле рыбы определенных установлений. Он любит почет и мстит за злые шутки; ловля с подсветом и глубокое опускание невода его злят (орл.). Он способен забраться в невод, порвав его и спутав, если невод плохо починен либо вязан в праздничные дни (олон.). Запрет ловить рыбу во время праздников в Приангарье мотивировали так: «Она собирается вся в кучу, возьми и людей в церкви, сразу всех можно выневодить». Водяной не любит шумных людей, не переносит, когда у воды поминают зайца, медведя, попа, дьяка, Господа Бога; много и без дела болтают. «Около зимника есть заездок. Дядя Степан говорил, что в этом месте много попадает рыбы, только не надо ничего говорить. У меня из рук три раза верши вышибал. Я, как увижу рыбу, каждый раз и скажу: „Ну слава Богу, много рыбы!“ И каждый раз как треснет по верши, так всю рыбу и опустит» (Новг., Белоз.).
Как отзвук веры в необходимость выкупа водяному хозяину за нанесенный его владениям ущерб звучит повествование из Вятской губернии, где водяной – «большая щука без наросного пера» – разгоняет рыб в затоне. Ранив щуку острогой, рыбаки ожидают мести водяного. Они прячутся, оставив у костра изображающее рыбака чучело, которое пронзает острогой появившийся из затона водяной.
Сожалея о выловленной рыбе, водяник стонет два дня «так, что слышно во всей окрестности» (новг.). В рассказе приильменских рыбаков он мстит за непочтение к себе и подвластным ему существам: «…раз ловили раков, да и поймали рака – вот этакого!.. Ни один из нас приступиться к нему не смел: догадались, в чем дило. В ту пору пономарь Яков, бидовый пьяница, сбигал за шестом да им и растолок (рака. – М. В.); а мы-то, слышь, друг сердечный, вси выпивши были. А как мы стали раков-то варить, так Яков-то и поди бродить по берегу да язя нашел большущего, в аршин, не то и боле буде; 〈…〉 а он-то положил язя на руку да и кажет нам: значит, язь-то живой был, да только затравлен. 〈…〉 Яков-то его и положил на руку, а язь-от как ударит его, Якова-то, так у того рука почитай что отнялась, да и ушел в воду. Это, слышь, водяник-то сам и был: значит, не толки черта. Видь водяник-то… недобрый бис: только буди с ватаманами и знается».
Ватаман в Приильменье – старший промысловой артели, самый опытный и «знамый» человек. По мнению рыбаков, только он может «сладить» с водяным, которому приписываются все беды, «происходящие даже от собственной оплошности и нерадивости ловцов. Нет рыбы в озере, и тут виноват водяной: он в карты или кости проиграл рыбу в другое озеро. Перервались у ловцов сети, он подшутил». Ватаман умилостивливает водяного обрядами, предпринимает ночные поездки для совета с водяным. «Коли промеж себя они, ватаманы-то, поссорятся, так и велят своему духу, чтобы недругу, ватаману, голиков аль стружек в нивод вместо рыбы напихал…» 〈Остряков, 1895〉.
Удачу на промысле зачастую приписывали колдовству. В уральском повествовании черти-шишиги сажают белуг на удочку воржеца Федора. Некоторые из беломорских рыбаков вплоть до недавнего времени утверждали, что для удачной ловли «необходимо знать приворот – иначе звезды будешь ловить, ракушки». Здесь же считали, что «сильный» колдун может «с морем договориться, с водяным. Умбский колдун в порог спустился и вышел живой и здоровый. И уговорил, и рыба пошла в реку» (мурм.). Налаживая промысел, колдун «выводит» черта из-под порога в море: «А сам прутиком по воде бьет – обычный березовый пруток» (мурм.).
«Битье по воде прутиком» напоминает способ, которым Петр I, в одном из северных преданий, «смиряет» Ладогу: «Того часу приказал подать кнут и порешил наказать сердитое море. 〈…〉 После того Ладожское озеро стало смирнее и тишину имеет…» (онеж., ленингр.). В другом рассказе севернорусских крестьян Петр I, подобно «сильному» колдуну, расправляется и с водяным: «Ехал к нам Петр Великий. Выстал человек из воды (водяной), на корму сел. Переехал через Онегу, ничего, кланяется: „Спасибо, что перевез“. Старики на Мижострове Петру жалятся: „Водяной рыбу распугал, рычит на все озеро. Откуда взялся только!“ – „Да где?“ – „Да вон на том камени!“ 〈…〉 Опять на веснуху ночью на камень водяник выстал, рычит: „Год от году хуже, год от году хуже!“ Петр начал его вицей хромать: „Я тебя нонь на своей лодке перевез, а тебе все не по люби!“ – „А этот год хуже всех!“ Водяник в воду утянулся. Больше не видели на Мижострове никакого водяника» (онеж.).
Водяного можно поймать и отпустить за выкуп. Но чаще неуловимый и своенравный водяник шутит над рыбаками: поднимает корму лодки, хохочет, проказит (прикидывается мертвецом и лежит в лодке, пока кто-нибудь не перекрестится, – тамбов.). Водяной рвет удочки, сети, заталкивает в них траву и веники, разгоняет рыбу.