– Конечно, Ван, ты можешь это сделать. Но как быть со всей остальной страной? Ты полагаешь, что армия США будет спокойно смотреть, как ты заправляешь в Калифорнии, будто в собственном королевстве?
Ван Клик усмехнулся:
– Я это учел. Только что по радио было передано обращение ко всем дорожным техникам страны. Я рассказал им, что мы сделали, и призвал их подниматься на борьбу за свои права. Если остановятся все дороги страны и люди начнут голодать, то, полагаю, президент сначала крепко подумает, прежде чем задействует армию против нас. Да, он, конечно, может послать кого-то, чтобы захватить или убить меня. Но я не боюсь смерти, а он не посмеет перестрелять всех техников как класс, потому что страна без нас существовать не может. И значит, ему придется мириться с нами – на наших условиях!
Гейнс чувствовал, что в словах Ван Клика есть своя горькая правда. Если забастовка дорожных техников станет всеобщей, правительство не сможет подавить ее силой. Такая попытка сродни попытке избавиться от головной боли с помощью гильотины. Но будет ли восстание всеобщим?
– Почему ты думаешь, что техники всей страны пойдут за тобой?
– А почему нет? Это естественный порядок вещей. Сейчас век машин, реальная власть в руках техников, но они обмануты и не пользуются своей властью, потому что им ловко заморочили головы кучей устаревших фраз. А из всех техников самое главное и абсолютно незаменимое место занимают дорожные техники. Сегодня они выходят на сцену – таков естественный порядок вещей! – Он отвернулся, покопался в разложенных на столе бумагах и добавил: – На сегодня все, Гейнс. Мне еще нужно позвонить в Белый дом и сообщить президенту о положении дел. Продолжай работать, веди себя хорошо, и тебе не причинят вреда.
Экран погас, но Гейнс еще какое-то время сидел неподвижно, осмысливая услышанное. Вот оно что, оказывается. Интересно, чего добьется Ван Клик своим призывом к забастовке на других участках? Скорее всего, ничего, но ведь недавно Гейнсу и в голову не могло прийти, что его собственные техники окажутся способны на подобные действия. Возможно, он зря отказывается обсуждать это с кем-то со стороны. Нет, все правильно, если бы он начал тогда говорить с губернатором или газетчиками, разговор бы, наверное, не закончился до сих пор. И все-таки…
Гейнс позвонил Дэвидсону:
– Дэйв, в других секторах без происшествий?
– Да, сэр.
– А как на других дорогах?
– Пока сообщений нет.
– Слышал мой разговор с Ван Кликом?
– Да, слышал. Я был на связи.
– Ладно. Пусть Хаббард свяжется с президентом и губернатором и передаст им, что я категорически возражаю против применения военной силы, пока беспорядки ограничиваются одной дорогой. Передай, что я сниму с себя всю ответственность, если они вмешаются прежде, чем я попрошу.
Дэвидсон не мог скрыть сомнения:
– Вы считаете, что это будет правильно, сэр?
– Да! Если мы натравим на Вана и его бунтовщиков армию, мы и вправду рискуем вызвать восстание по всей стране. Кроме того, он успеет разрушить дорогу так, что сам Господь Бог и вся королевская конница не смогут ее собрать. Какова сейчас загрузка дороги?
– Пятьдесят три процента от пиковой.
– Что на двадцатой?
– Почти всех эвакуировали.
– Хорошо. Надо очистить дорогу как можно скорее. Лучше, если полиция выставит на подходах к дороге посты, чтобы снизить пассажирский поток. Ван может в любой момент остановить все полосы, или я сделаю это сам в случае необходимости. Теперь слушай план действий: я вместе с курсантами иду в «преисподнюю». Мы будем пробиваться на север, подавляя любое сопротивление, какое встретим. Ты организуешь специалистов и младший персонал. Они должны следовать за нами. Каждый барабан, до которого они доберутся, должен быть переключен на контрольный щит сектора Стоктон. Делать все это придется быстро, отключив блокировку, поэтому пошли сюда побольше мотористов, чтобы они могли вовремя заметить все неисправности.
Если наш план сработает, мы выкрадем управление сектором Сакраменто из-под носа у Вана, а после пусть сидит в своей диспетчерской в Сакраменто сколько угодно. Возможно, голод прочистит ему мозги.
Гейнс выключил связь и повернулся к дежурному инженеру подсектора:
– Эдмундс, дайте мне шлем и пистолет.
– Есть, сэр.
Он выдвинул ящик и протянул шефу пистолет. Пистолет был небольшой, но выглядел достаточно внушительно. Гейнс сунул его за ремень, затем втиснул голову в шлем, но наушники пока оставил открытыми.
Блекинсоп кашлянул, напоминая о себе, и спросил:
– Можно… э-э-э… мне тоже взять шлем?
– Что? – Гейнс не сразу понял, о чем его спрашивают. – Нет, он вам не понадобится, мистер Блекинсоп. Вы пока оставайтесь здесь, – если что, я вас позову.
– Но… – Австралийский министр хотел было ему возразить, потом передумал и сдался.
Стоящий у дверей дежурный курсант обратился к Гейнсу:
– Мистер Гейнс, здесь техник, он хочет с вами поговорить. Его зовут Харви.
– Мне некогда.
– Он из Сакраменто, сэр.
– Из Сакраменто? Давайте его сюда!
Харви коротко рассказал Гейнсу, что видел и слышал на сегодняшнем митинге в гильдии.
– Мне стало противно, и я ушел, а они еще продолжали трепаться. Я даже вспоминать о них не хотел, пока не остановилась двадцатая. А когда я узнал, что в секторе Сакраменто беспорядки, то сразу решил встретиться с вами.
– Как долго все это готовилось?
– Думаю, что порядочно. Вы же знаете, как это бывает, – везде найдется парочка обиженных, и многие из них функционалисты. Но не будешь же отказываться работать с человеком только из-за того, что у него не такие политические взгляды? У нас свободная страна.
– Вам стоило бы прийти ко мне пораньше, Харви.
Харви угрюмо молчал. Гейнс внимательно посмотрел ему в лицо:
– Не расстраивайтесь, вы были правы. Следить за вашими друзьями – это моя обязанность, а не ваша. Как вы и сказали, у нас свободная страна. Что-нибудь еще?
– Ну… раз все так повернулось, думаю, я могу вам помочь взять зачинщиков.
– Спасибо. Тогда пойдете со мной. Мы собираемся в «преисподнюю», попробуем разгрести весь этот бардак.
Дверь неожиданно распахнулась, и в помещение поста вошли двое: техник и курсант, которые несли на руках тело третьего. Они осторожно положили его на пол.
Убитый оказался совсем молодым парнем. Грудь его была залита кровью. Гейнс вопросительно посмотрел на дежурного офицера:
– Кто это?
Эдмундс отвел взгляд от тела и ответил:
– Курсант Хьюз, я отправил его посыльным в Сакраменто, когда оборвалась связь. Мы не знали, что с ним, и следом я послал Марстона и курсанта Дженкинса.
Гейнс что-то буркнул себе под нос и пошел к выходу:
– Идем, Харви.
Настроение ожидавших внизу курсантов было уже другим. Гейнс видел, что юношеский задор сменило что-то менее привлекательное. Многие переговаривались на языке жестов, кто-то сосредоточенно проверял оружие.
Гейнс кинул взгляд на курсантов, потом подозвал старшего. Между ними произошел быстрый обмен жестами. Курсант козырнул, повернулся к остальным и, подав короткий сигнал, опустил руку. Курсанты один за другим поднялись наверх, в комнату сменного персонала. Гейнс двинулся следом.
Оказавшись в помещении, где не было шума, Гейнс сказал:
– Вы все видели Хьюза. Кто из вас хочет свести счеты с той сволочью, которая это сделала?
Трое курсантов отозвались немедленно. Сломав строй, они шагнули вперед.
Гейнс холодно посмотрел на них:
– Хорошо. Вы трое, сдайте оружие и возвращайтесь в казарму. Если кто-то еще думает, что наша цель – месть или охота, – он может присоединиться к ним. – Гейнс выдержал паузу, потом продолжил: – Сектор Сакраменто захвачен самозванцами. Мы собираемся его вернуть – если получится, без жертв с обеих сторон и без остановки дороги. План такой: двигаемся по «преисподней», отбивая один ротор за другим, и переключаем их на Стоктон. Ваша задача – продвигаться на север и арестовывать всех, кто встретится на пути. Вы должны при этом помнить, что большинство из них невиновны. Поэтому старайтесь использовать гранаты с усыпляющим газом и стрелять на поражение только в крайнем случае.
Капитан, разбейте людей на десятки и каждому отделению назначьте командира. Отделение распределяется по «преисподней» цепью, садится на моноциклы и движется на север. Скорость держать пятнадцать миль в час, интервал между цепями – сто ярдов. Передняя цепь окружает замеченных людей, задерживает их и сажает в транспортную машину, затем, став за последней цепью, вновь продолжает движение. Фургоны, которые доставили вас сюда, используйте для размещения пленных. Водители фургонов должны держаться поблизости от второй цепи.
Выделите группу захвата постов управления подсекторами, но ни одного поста не атаковать, пока его подсектор не будет переключен на Стоктон. Особое внимание обратите на обеспечение связи. У меня – все. Вопросы есть?
Гейнс пробежал взглядом по лицам молодых людей. Не услышав вопросов, он снова повернулся к старшему:
– Отлично, сэр. Выполняйте приказ!
Пока Гейнс ставил задачу, прибыла группа техников. Возглавлявший ее инженер тут же получил от Гейнса распоряжения. Курсанты уже стояли у моноциклов наготове, и курсант-капитан в ожидании смотрел на Гейнса. Тот кивнул, курсант сделал рукой отмашку, и первая партия, оседлав машины, двинулась вперед.
Гейнс и Харви, оба на моноциклах, держались возле курсант-капитана ярдах в двадцати пяти позади первой линии. С тех пор как главный инженер последний раз ездил на этой маленькой, нелепого вида машине, прошло немало времени, и сейчас Гейнс чувствовал себя не слишком уверенно. Моноцикл не придает своему седоку внушительности, по размерам и форме он чем-то напоминает кухонную табуретку, гиростабилизированную на единственном колесе. Но для патрулирования в тесном лабиринте «преисподней» лучшего средства не придумаешь, он может пролезть в любой узкий проход, легко управляется и терпеливо сохраняет устойчивость, когда его всадник спешивается.
Небольшая патрульная машина следовала за Гейнсом. Шныряя среди вращающихся барабанов, она старалась держаться поближе к главному инженеру, теле- и аудиокоммуникаторы внутри ее позволяли Гейнсу не отрываться от прочих его многочисленных обязанностей.
Первые двести ярдов сектора Сакраменто были пройдены без происшествий, затем один из разведчиков заметил припаркованный неподалеку от роторного барабана моноцикл. Его хозяин в это время снимал показания с датчиков у основания ротора и не заметил их приближения. Техника тут же арестовали – он и не думал сопротивляться, хотя и был до крайности удивлен, возмущен и сбит с толку.
Отделение отстало, пропустив на смену вторую цепь.
Через три мили у них было уже тридцать семь арестованных и ни одного убитого. Двое курсантов получили небольшие ранения, и их отправили в тыл. Из всех пленников только четверо оказались вооружены, Харви узнал среди них одного из зачинщиков беспорядков. Самого себя Харви предложил в качестве парламентера, но пока такой нужды не было.
Гейнсу идея Харви понравилась. Он знал, что техник – признанный профсоюзный лидер, и его авторитетом пренебрегать не стоило. Ради успеха он был готов на все, что сводило риск насилия к минимуму.
Через какое-то время первая цепь обнаружила еще одного техника. Его скрывал вращающийся барабан, и курсанты почти подошли вплотную, прежде чем на него наткнулись. Он не пытался сопротивляться, хотя был вооружен, и происшествие не стоило бы внимания, если бы в момент захвата он не разговаривал по «тихому» телефону, который был подключен к розетке у основания ротора.
Техника уже задержали, когда подоспел Гейнс. Он ухватил резиновый нагубник прибора и так сильно за него дернул, что послышался хруст – телефон застрял между зубами. Арестованный сплюнул обломок зуба, свирепо глянул на задержавших его людей, но все попытки заставить его говорить ничего не дали.
Гейнс хоть и действовал быстро, но пленник по переговорному устройству мог успеть предупредить противника об атаке. Вероятно, они потеряли преимущество внезапного удара. По цепи передали приказ продолжать движение, но с большой осторожностью.
Опасения Гейнса вскоре подтвердились: впереди, в нескольких сотнях футов, показалась группа людей, спешивших им навстречу. Людей в группу входило десятка два, точнее сказать было трудно, – большинство из них двигались, прячась за стальными барабанами.
Харви взглянул на Гейнса, тот кивнул и просигналил курсант-капитану остановиться.
Харви выехал вперед, высоко подняв над головой руки, показывая, что у него нет оружия. Ему пришлось управлять машиной, наклоняясь всем телом то в одну, то в другую сторону. Вскоре он подъехал к бунтовщикам, и они вразнобой начали тормозить. Харви тоже остановился, не доезжая до них нескольких шагов. Один из заговорщиков, явно вожак, заговорил с Харви на языке жестов, Харви ему что-то ответил.
Они были чересчур далеко, а желтый свет был слишком тускл, чтобы понять, о чем они говорили. Разговор продолжался недолго, затем наступила пауза. Вожак, казалось, был в нерешительности. Тогда из группы вперед выехал человек и, сунув пистолет в кобуру, заговорил с предводителем. В ответ на резкие жесты подъехавшего тот отрицательно помотал головой.
Мужчина начал опять, но получил тот же ответ. Тогда он в последний раз сделал недовольный короткий жест, выхватил пистолет и выстрелил в Харви. Харви согнулся, схватившись за живот. Мужчина пальнул еще раз. Харви дернулся и соскользнул с сиденья на землю.
Капитан выхватил оружие раньше Гейнса. Пуля попала в убийцу, тот подался назад, с удивлением вскинув голову. Казалось, он не может понять, что же такое произошло, он слишком быстро умер, чтобы успеть осознать это.
Курсанты открыли огонь. Передняя шеренга вдвое уступала числом противнику, но тот был явно сбит с толку. Заговорщики ответили беспорядочным залпом, и сразу сделалось ясно, что кажущееся их преимущество ничего не стоит. Не прошло и тридцати секунд после первого подлого выстрела, а повстанцы были кто перебит, кто ранен или взят в плен.
У Гейнса было двое убитых, включая Харви, и двое раненых.
Гейнс изменил свою тактику под новые условия. Теперь, когда о секретности можно было забыть, главными стали скорость и ударная мощь.
Вторая цепь двигалась по пятам за первой, почти вплотную. Третья отставала всего на двадцать пять ярдов. Теперь они игнорировали всех безоружных, оставляя их четвертой цепи, но получили приказ стрелять без предупреждения в любого, у кого заметят оружие.
Гейнс просил по возможности ранить, а не убивать противника, но прекрасно осознавал, что выполнить это практически невозможно. Будут смерти. Он этого не хотел, но понимал, что у него нет выбора. Он не мог посылать своих ребят под пули, запретив им стрелять первыми. Любой вооруженный повстанец был потенциальным убийцей, и в такой ситуации он не мог связывать руки своим людям.
Когда цепи перестроились, Гейнс скомандовал капитану курсантов выдвигаться, и первые две цепи рванули с места на максимальной скорости, на какую способны моноциклы, – почти восемнадцать миль в час. Гейнс последовал за ними.
Объезжая мертвое тело Харви, он невольно посмотрел на него. Натриевая лампа окрашивала лицо в неприятный желтушный цвет, но и на этой неживой маске отпечаталась суровая красота; даже сейчас, в смерти, был виден его сильный характер. Увидев это лицо, Гейнс уже меньше переживал по поводу своего приказа, но терзающее его чувство личной ответственности одолевало его с новой силой.
Некоторое время они шли, не встречая сопротивления, и Гейнс уже начал надеяться на скорую бескровную победу. Но тут он заметил, что ритмичный грохот машин, проникавший даже через наушники шлема, сделался каким-то другим. Он сдвинул шлем. Грохот машин затихал, роторные барабаны и ролики останавливали свой бег.
Дорога встала.
– Остановите людей! – крикнул он курсант-капитану, и слова его гулким эхом отозвались в неестественной тишине.
Откинулась дверца патрульной машины, и Гейнс поспешил туда.