– Шеф! – позвал из машины связист. – Вас – к экрану.
Узнав Гейнса, девушка на экране сразу же уступила место Дэвидсону.
– Шеф, – быстро выпалил он, – с вами хочет говорить Ван Клик.
– Кто остановил дорогу?
– Он.
– Какие еще происшествия?
– Никаких. Когда произошла остановка, на дороге уже почти никого не было.
– Хорошо. Давай Ван Клика.
При виде Гейнса на лице главаря заговорщиков вспыхнула плохо сдерживаемая ярость.
– Ну что?! – с ходу закричал он. – Ты думал, я шутки с тобой шучу? Ну так получай, что хотел! Интересно, как ты теперь запоешь, мистер главный инженер?
На Гейнса накатило желание выложить вслух все, что он думает о своем заме. Голос этого недоростка действовал на него подобно скрежету ножа по стеклу, но Гейнс не мог себе позволить роскоши говорить прямо. Он заставил себя говорить самым уважительным тоном, стараясь не выдавать чувств и успокоить болезненное тщеславие собеседника.
– Вынужден признать, что этот тайм за тобой, Ван, – дорога остановлена, – и не думай, что я не воспринимал тебя всерьез. Я слишком долго смотрел, как ты работаешь, чтобы тебя недооценивать. И знаю, что твои слова с делом не расходятся.
Чувствовалось, что Ван Клик был польщен его признанием, но пытался скрыть свою радость.
– Тогда какого дьявола ты там суетишься? – Он уже не говорил – требовал. – Тогда почему бы тебе не перестать валять дурака и не сдаться? Ведь вам нас не победить.
– Может, и так, Ван, но ты же понимаешь, что я должен попытаться. Кстати, – продолжал он, – с чего ты взял, что мне не победить? Ты же сам сказал, что я могу пригнать сюда всю армию Соединенных Штатов.
Ван Клик торжествующе улыбнулся:
– Видишь вот это? – Он показал грушевидный пульт дистанционного управления с единственной кнопкой, прикрепленный к длинному проводу. – Стоит нажать на кнопку, и взрыв снесет все полосы дороги от края до края – взорвет ее ко всем чертям! А перед уходом я возьму топор и напоследок разнесу на этой станции все, что можно.
Единственное, о чем Гейнс сейчас сожалел, – что плохо разбирается в психологии. Чтобы переиграть Ван Клика, ему придется довериться только своему здравому смыслу и изо всех сил постараться найти правильные слова.
– Звучит довольно радикально, Ван, но я не вижу, почему мы должны сдаваться.
– Не видишь? Так раскрой глаза! Если ты вынудишь меня взорвать дорогу, что станет с людьми, которые взлетят на воздух вместе с ней? Подумай об этом.
Гейнс лихорадочно искал решение. Он ничуть не сомневался, что Ван Клик выполнит свою угрозу. Его показушное, мальчишески-дерзкое «если ты вынудишь меня» свидетельствовало об опасной неустойчивости его психического состояния. Разрыв дороги в густонаселенном секторе Сакраменто, скорее всего, разрушит один или несколько жилых домов и наверняка убьет владельцев магазинчиков на работающем участке двадцатой полосы, а также случайных прохожих. Ван был абсолютно прав: он, Гейнс, не осмелится рисковать жизнями посторонних людей, которые ни о чем не подозревают, – пусть даже эта дорога встанет навсегда.
Если уж откровенно, проблема сейчас не в том, какой ущерб понесет дорога. Его выбила из колеи угроза, нависшая над ничего не подозревающими людьми.
Между тем мелодия все крутилась и крутилась в его голове: «Слушай дороги гуд, смотри, как они бегут! Наш бесконечен труд…» Что делать? Что ему делать? «Покуда вы мчите, покуда скользите…» Выхода нет, нет никакого выхода…
Он повернулся к экрану:
– Слушай, Ван, ты ведь не станешь взрывать дорогу, если тебя не вынудят. Я уверен, ты не хочешь, чтобы дорога погибла. И я не хочу. Как ты смотришь на то, что я приду к вашей штаб-квартире и мы обсудим проблему? Два разумных человека всегда найдут способ договориться.
– Что ты еще задумал? – подозрительно поинтересовался Ван Клик.
– Да ничего я не задумывал. Я приеду один, без оружия, буду скоро, как только позволит машина.
– А твои люди?
– Пока я не вернусь, они останутся здесь. Не веришь – можешь выставить наблюдателей.
Ван Клик секунду помедлил с ответом, разрываясь между опасением угодить в ловушку и предвкушением того, что его бывший начальник придет к нему, чтобы обсудить условия сдачи. Наконец он неохотно согласился.
Гейнс дал инструкции Дэвидсону и рассказал ему, что он собирается делать.
– Дэйв, если через час я не вернусь, действуй по своему усмотрению.
– Будьте осторожны, шеф.
– Постараюсь.
Гейнс отослал водителя патрульной машины, вывел ее по скату на насыпную дорогу, развернулся на север и дал газ. Наконец-то у него появился шанс собраться с мыслями – несмотря на скорость под двести миль в час.
Положим, его план удастся, но и в этом случае после победы многое придется менять. В первую очередь надо сделать выводы из двух тяжелых уроков; мысли о них крепко сидели в мозгу, словно занозы. Первое, что придется предпринять, – это установить на полосах перекрестную блокировку, чтобы в случае резкого расхождения скоростей соседние полосы ускорялись или тормозили. То, что произошло на двадцатой, не должно повториться!
Но с этим просто, – это задача техническая. Главная проблема не в этом, главное – подбор кадров. Разумеется, отборочные тесты должны быть улучшены, они должны гарантировать, что на транспорте будут работать только сознательные, надежные люди. Но – черт побери! – ведь считалось, что именно это и гарантируют нынешние тесты. Улучшенный метод Хамма—Уодсворта—Бертона еще ни разу не приводил к ошибкам. Во всяком случае, до сегодняшних событий в секторе Сакраменто. Непонятно, как Ван Клику удалось склонить к мятежу такое количество проверенных на тестах людей? Это просто немыслимо!
Без серьезной причины хорошо подобранный коллектив не выйдет из равновесия. Поведение одного человека еще может быть непредсказуемым, но когда их большое количество, они надежны, словно числа или машины. Они подчиняются законам статистики, их действия можно измерить, проверить, классифицировать.
Гейнс представил себе отдел кадров, шкафы с картотеками, клерков… Наконец-то! Он понял! Ван Клик как первый заместитель главного инженера был офицером по кадрам целой дороги!
Вот он – ответ, который объяснял все. Только у одного человека, офицера по кадрам, была замечательная возможность собрать всех паршивых овец в одно стадо. Теперь Гейнс был твердо убежден, что тесты на психологическую устойчивость подделывались, возможно не один год, и что Ван Клик намеренно собирал нужных ему людей в одном секторе, подделывая их личные дела.
Он получил еще один хороший урок: необходимы более жесткие тесты для офицеров. Классификацию и назначение персонала на должности нельзя доверять ни одному офицеру, если за ним не ведется самого тщательного контроля. Даже его, Гейнса, необходимо проверять в этом отношении. Вот только… Qui custodiet ipsos custodies? Кто будет сторожить самих сторожей? Латынь, может, и устарела, но древние римляне от этого дураками не становились.
Теперь он знал, в чем была его ошибка, и это доставляло ему мрачное удовлетворение. Надзор и контроль, проверка и перепроверка – вот ответ на вопрос. Да, будет хлопотно, да, не эффективно, но с этим придется смириться – повышая безопасность, всегда что-нибудь да приносишь в жертву.
Не стоило отдавать так много полномочий Ван Клику, не изучив его досконально. Но еще не поздно разузнать о нем кое-что!
Он нажал аварийную кнопку, и машина резко остановилась.
– Станция? Соедините меня с моим офисом!
Лицо Долорес смотрело на него с экрана.
– Вы на месте? – сказал он. – Отлично! Я боялся, что вы уже дома.
– Я услышала об аварии и сразу вернулась, мистер Гейнс.
– Вы умница. Дайте мне личное дело Ван Клика. Я хочу посмотреть его квалификационную запись.
Она мгновенно принесла дело и принялась читать ему записи, большей частью состоящие из символов и процентов. Слушая, Гейнс машинально кивал головой – данные только подтверждали его подозрения: скрытый интроверт, комплекс неполноценности… Все сходится.
– Замечание комиссии, – прочитала она. – Несмотря на потенциальную нестабильность, выявленную максимумом А и Д на результирующей кривой, комиссия убеждена, что этот офицер тем не менее пригоден к работе. У него исключительно хороший послужной список, и он особенно подходит для руководства людьми. Поэтому его рекомендовано оставить на службе с возможностью дальнейшего продвижения.
– Достаточно, Долорес. Спасибо.
– Да, мистер Гейнс.
– Я иду ва-банк. Держите за меня кулак.
– Но, мистер Гейнс… – Там, во Фресно, на Долорес смотрел пустой экран.
– Проведите меня к Ван Клику!
Охранник нехотя убрал пистолет, упиравшийся Гейнсу в ребра, и кивком головы велел ему первым идти наверх. Гейнс вылез из машины и пошел, как ему велели.
Ван Клик обосновался не в административном корпусе, а в диспетчерской сектора. Его окружали с полдюжины вооруженных мятежников.
– Добрый вечер, директор Ван Клик.
Услышав, что Гейнс признал его новое звание, коротышка буквально разбух от гордости.
– Мы здесь не очень обращаем внимание на титулы, – сказал он с показным безразличием. – Можешь называть меня просто Ван. Садись, Гейнс.
Гейнс так и сделал. Теперь надо было как-то удалить посторонних. Со скучающим видом он посмотрел на охрану:
– Ты что, боишься, что сам не справишься с одним безоружным человеком? Или функционалисты уже не доверяют друг другу?
Ван Клик покраснел от злости, но Гейнс бесстрашно улыбнулся ему в лицо. Наконец коротышка взял со стола пистолет и указал парням на дверь:
– Оставьте нас, ребята.
– Но, Ван…
– Пошли вон, я сказал!
Когда они остались одни, Ван Клик подвинул к себе пульт с кнопкой, который Гейнс до этого видел на экране, и направил на своего бывшего шефа пистолет.
– Ну ладно, – раздраженно проговорил Ван Клик, – попробуешь выкинуть какой-нибудь фортель – все полетит к чертям! Ну, так что ты хотел мне сказать?
Улыбка на лице Гейнса стала еще шире. Ван Клик нахмурился:
– Что здесь, черт возьми, смешного?
– Прежде всего ты сам, Ван, – ответил Гейнс. – Это надо же такое придумать: ты затеял функционалистскую революцию, а единственная функция, до которой ты смог додуматься, – взорвать дорогу, без которой ты вообще окажешься полный нуль. Признайся, чего ты так боишься?
– Я не боюсь!
– Неужели? Ты сидишь здесь, готовый совершить харакири при помощи своей игрушечной кнопки, и еще говоришь мне, что не боишься? Если бы твои приятели знали, как близок ты к тому, чтобы лишить их всего, за что они боролись, – да они тебя тут же бы пристрелили! Ты ведь их тоже боишься, а?
Ван Клик оставил кнопку и встал.
– Я ничего не боюсь! – выкрикнул он и начал обходить пульт, приближаясь к Гейнсу.
Гейнс сидел на месте и смеялся:
– Я же вижу, как ты боишься! Сейчас ты боишься меня. Боишься, что я вызову тебя на ковер и отчитаю за плохую работу. Ты боишься, что курсанты при встрече не отдадут тебе честь. Боишься, что они потешаются у тебя за спиной. Ты боишься во время ужина взять не ту вилку. Ты боишься, когда на тебя смотрят люди, и боишься, что они тебя не замечают.
– Нет! – закричал Ван Клик. – Ты… ты грязный тупой сноб! Ты думаешь, будто лучше других только из-за того, что закончил престижную школу… – Он задохнулся, голос его сорвался в попытке скрыть накатившие от бессильного гнева слезы. – Это все ты, ты и твои мерзкие курсантики…
Гейнс внимательно за ним наблюдал. Теперь он ясно видел, какой слабый у этого человека характер, и удивлялся, почему не замечал этого раньше. Ведь признаки были явные. Он припомнил, как однажды недоволен был Ван, когда Гейнс предложил ему помочь разобраться в каких-то вычислениях.
Но сейчас надо было сыграть на его слабости, отвлечь внимание Вана от опасной кнопки, сосредоточив его ярость на Гейнсе.
Хотя слишком его провоцировать тоже не следует, иначе неожиданный выстрел может положить конец самому Гейнсу, а заодно и лишить всех последнего шанса избежать кровавой битвы за контроль над дорогой.
Гейнс презрительно хмыкнул.
– Ван, – сказал он, – ты маленькое жалкое ничтожество. Это всем давно известно. Я же тебя насквозь вижу. Ты – третий сорт, Ван, и всю свою жизнь ты боялся, что тебя разглядят как следует и пошлют туда, где место таким, как ты. Да какой из тебя директор! Плюнуть и растереть! Если ты – лучший из функционалистов, то проще оставить вас в покое, вы сами себя тут зароете из-за полной некомпетентности.
Он развернул кресло, демонстративно повернувшись спиной к Ван Клику с его пистолетом.
Ван Клик приблизился к своему мучителю, остановившись в нескольких футах, и заорал:
– Ты!.. Я тебе покажу!.. Я всажу в тебя пулю, понял, ты?..
Гейнс медленно развернулся, встал и пошел прямо на Вана:
– Положи эту хлопушку, пока не поранился.
Ван Клик отступил на шаг.
– Не подходи!.. – закричал он. – Или я тебя пристрелю! Вот увидишь, я…
«Пора», – решил Гейнс и нырнул ему под руку.
Пистолет грохнул над самым ухом. Что ж, эта пуля была не его. Вцепившись друг в друга, они повалились на пол. Для своего малого роста Ван Клик был довольно крепок. Где же пистолет? Вот! Гейнс схватил выпавший пистолет и быстро вскочил, думая, что Ван Клик тут же бросится на него.
Но Ван Клик не поднялся. Он лежал на полу, слезы текли из закрытых глаз, он рыдал, словно наказанный ни за что ребенок.
Секунду Гейнс глядел на него с состраданием, потом размахнулся и аккуратно ударил рукояткой пистолета под ухо. Подошел к двери, прислушался и тщательно ее запер.
Шнур от кнопки вел к щиту управления. Гейнс проверил соединение и осторожно его разъединил. Закончив эту нехитрую работу, он повернулся к пульту и вызвал Фресно.
– Порядок, Дэйв, – сказал он, – атакуйте прямо сейчас и, бога ради, поторопитесь!
И тут же отключил связь, не желая, чтобы подчиненный видел, как его трясет.
На следующее утро во Фресно Гейнс, весьма довольный, мерил шагами центральную диспетчерскую. Дороги катились – вскоре они должны разогнаться до нормы.
Это была долгая ночь. Гейнс потребовал провести тщательную проверку сектора Сакраменто, и туда для этой работы были посланы все свободные от службы инженеры и все курсанты, чтобы дюйм за дюймом проверить все полотно дороги. Посты управления двумя подсекторами, пульты которых были повреждены, пришлось переносить на другие, действующие. Но главное – дороги катились; подошвами, через пол, он ощущал их ритмичный бег.
Гейнс остановился рядом с усталым небритым Дэвидсоном.
– Почему ты не уходишь домой, Дэйв? – спросил он. – Макферсон уже принял дежурство.
– А вы, шеф? Вы тоже не слишком тянете на роль жениха.
– Ничего. Я могу поспать у себя в кабинете. Чуть попозже. Свою жену я уже предупредил. Она сама приедет ко мне сюда.
– Злится?
– Не очень. Ну, знаешь, как это бывает у женщин.
Он повернулся к приборному щиту и посмотрел, как работают контрольные комплексы, принимающие показания сразу шести секторов. Сан-Диего-Кольцевая, сектор Анджелес, сектор Бейкерсфилд, сектор Фресно, Стоктон… Стоктон? О боже! Блекинсоп! Он же оставил министра Австралии в конторе Стоктона на всю ночь!
Гейнс бросился к двери, крикнув на ходу Дэвидсону:
– Дэйв! Ради бога! Срочно закажи мне машину!
Смысл просьбы дошел до Дэвидсона лишь тогда, когда Гейнс пересек зал и был уже у себя в кабинете.
– Долорес! – с порога обратился Гейнс к секретарше.
– Слушаю, мистер Гейнс.
– Позвоните моей жене и передайте, что я еду в Стоктон. Если она уже выехала, пусть ждет меня здесь. И еще, Долорес…
– Да, мистер Гейнс.
– Попробуйте ее как-нибудь успокоить.
Губы ее плотно сжались, но лицо осталось непроницаемым.
– Хорошо, мистер Гейнс.
– Ну вот и умница.
Он вышел из офиса и сбежал по ступенькам вниз. На дороге он огляделся. От вида бегущих полос он почувствовал прилив новых сил. Быстрыми шагами он двинулся в сторону указателя: «ПРОХОД ВНИЗ». Насвистывая себе под нос, Гейнс открыл дверь, и грохочущий, ревущий ритм «преисподней» словно бы подхватил мелодию, слившись с ней воедино: