Ты был бы шафером.
Ты меня знаешь. Мне никогда не требовалось много друзей. У меня был ты, Лео. У меня была она. И вот я потерял тебя. А потом – ее.
Теперь Рейнольдс и Бейтс всматриваются в мое лицо.
– Детектив Думас?
Я возвращаюсь к реальности.
– Вы хотите мне сказать, что отпечатки принадлежат Мауре?
– Да.
– Но вы ее еще не нашли.
– Да, пока не нашли, – отвечает Рейнольдс. – Вы не хотите ничего объяснить?
Я хватаю свой бумажник и ключи от дома:
– Я сделаю это в пути. Поехали.
Глава третья
Рейнольдс и Бейтс, естественно, хотят допросить меня сразу же.
– В машине, – настаиваю я. – Я хочу видеть место.
Мы все идем по кирпичной дорожке, которую двадцать лет назад выкладывал мой отец. Я иду первым, они спешат, чтобы не отстать.
– А если мы не хотим брать вас с собой? – говорит Рейнольдс.
Я останавливаюсь и помахиваю пальцами.
– Тогда до свидания. Счастливой обратной дороги.
У Бейтса я вызываю явное раздражение.
– Мы можем заставить вас говорить.
– Вы так думаете? Хорошо. – Я поворачиваю к дому. – Дайте мне знать, как у вас пойдут дела.
Рейнольдс пристально вглядывается в мое лицо:
– Мы пытаемся найти того, кто убил полицейского.
– И я тоже.
Я очень хороший следователь, – так оно и есть, тут нет нужды в ложной скромности, – но должен увидеть место преступления своими глазами. Я знаю игроков. Возможно, мне удастся помочь им. Как бы то ни было, если Маура вернулась, я ни в коем случае не выпущу этого дела из рук.
Мне очень не хочется объяснять это Рейнольдс и Бейтсу.
– Долго ехать? – спрашиваю я.
– Два часа, если будем гнать.
Я делаю приглашающий жест обеими руками.
– Буду с вами в машине в течение всего этого времени. Представьте себе все вопросы, которые вы сможете задать.
Бейтс хмурится. Ему это не нравится. А может, он так привык к роли плохого полицейского против покладистого, чью роль исполняет Рейнольдс, что действует автоматически. Они уступят. Вопрос только в том, как и когда.
– А как вы вернетесь сюда? – спрашивает Рейнольдс.
– Мы ведь не «Убер», – добавляет Бейтс.
– Да, обратная доставка, – киваю я. – Вот на чем мы все должны теперь сосредоточиться.
Они еще немного хмурятся, но вопрос уже решен. Рейнольдс садится на водительское место, Бейтс – на пассажирское.
– И никто не откроет мне дверцу? – спрашиваю я.
Язвить нет нужды, но почему бы и нет. Прежде чем сесть, я достаю телефон и перехожу в «Избранное». Рейнольдс с переднего сиденья бросает на меня взгляд: «Какого хрена?» Я поднимаю палец, давая ей понять, что это займет одну минутку.
– Привет, – отвечает Элли.
– Мне придется отложить сегодняшнюю встречу.
Каждый воскресный вечер я заявляюсь к Элли в приют на собрание женщин, подвергшихся насилию.
– Что случилось? – спрашивает она.
– Ты помнишь Рекса Кантона?
– Из школы? Конечно.
Элли счастлива в браке, у нее две дочери. Я крестный отец обеих – странно, но это действует. Элли лучший человек из всех, кого я знаю.
– Он был копом в Пенсильвании, – говорю я.
– Кажется, я что-то об этом слышала.
– Ты мне никогда не говорила.
– А о чем я должна была говорить?
– Хороший ответ.
– Так что с ним?
– Его убили при исполнении. Кто-то застрелил его, когда он остановил машину для проверки.
– Ужас какой! Очень жалко.
Для некоторых людей это были бы просто слова. В голосе Элли я слышу искреннее сочувствие.
– Какое это имеет отношение к тебе? – спрашивает она.
– Я тебе потом объясню.
Элли не тратит время, не расспрашивает меня о подробностях. Она поняла: если бы я хотел сказать больше, то уже сказал бы.
– Ладно, звони, если что понадобится.
– Позаботься вместо меня о Бренде, – говорю я.
Наступает короткая пауза. Бренда – мать двоих дочерей и одна из постоялиц приюта. Один бешеный негодяй превратил ее жизнь в настоящий ад. Две недели назад Бренда темной ночью прибежала в приют Элли с сотрясением мозга и сломанными ребрами. С тех пор Бренда боится выходить на улицу, даже подышать воздухом в огороженном дворе приюта. Ее все время трясет. Она постоянно вздрагивает, словно в ожидании удара.
Я хочу сказать Элли, что Бренда сегодня может вернуться домой и наконец забрать свои вещи, что насильника – кретина, прозванного Треем, – несколько дней не будет дома, но тут между Элли и мной существуют некоторые расхождения.
Они сообразят. Они всегда соображают.
– Скажи Бренде, я вернусь, – говорю я.
– Скажу, – отвечает Элли и отключается.
Я сижу один на заднем сиденье полицейской машины. В ней пахнет, как и должно пахнуть в полицейской машине, иными словами – по́том, отчаянием и страхом. Рейнольдс и Бейтс сидят впереди, как мои родители. Вопросы они начинают задавать не сразу. Пока они хранят полное молчание. Я закатываю глаза. Неужели? Они что, забыли – ведь я тоже коп. Они пытаются вынудить меня заговорить, сказать что-нибудь, запугать ожиданием. Это автомобильный вариант намеренного выдерживания преступника в комнате для допросов.
Я им не подыгрываю, а закрываю глаза и пытаюсь уснуть.
Рейнольдс будит меня:
– Это правда, что вас зовут Наполеон?
– Да, – отвечаю я.
Мой отец-француз ненавидел это имя, но моя мать, американка в Париже, настояла на своем.
– Наполеон Думас?
– Все называют меня Нап.
– Хитрожопое имечко, – отмечает Бейтс.
– Бейтс, – говорю я. – К вам не обращаются «мастер» вместо «мистер»?
– Что?
Рейнольдс подавляет смешок. Не могу поверить, что Бейтс слышит это в первый раз. Он и в самом деле пробует это на язык. «Мастер Бейтс»[9], – шепчет он и наконец соображает:
– Ты жопошник, Дюма.
На сей раз он правильно произносит мою фамилию.
– Так вы хотите перейти к делу, Нап? – интересуется Рейнольдс.
– Спрашивайте.
– Это вы включили Мауру Уэллс в АДБ?
АДБ. Автоматическая дактилоскопическая база.
– Давайте сделаем вид, что ответ – «да».
– Когда?
Они это уже знают.
– Десять лет назад.
– Почему?
– Она исчезла.
– Мы проверяли, – говорит Бейтс. – Ее семья не заявляла об исчезновении.
Я не отвечаю. Мы немножко затягиваем молчание. Его нарушает Рейнольдс:
– Нап?
Выглядеть это будет нехорошо. Я знаю, но с этим ничего не поделаешь.
– Маура Уэллс была моей школьной подружкой. Когда мы учились в выпускном классе, она порвала со мной, отправив мне эсэмэску. Прервала действие контракта. Уехала. Я искал ее, но так и не смог найти.
Рейнольдс и Бейтс переглядываются.
– Вы говорили с ее родителями? – спрашивает Рейнольдс.
– Да, с ее матерью.
– И?..
– Она сказала, что местонахождение Мауры не мое дело и я должен жить своей жизнью.
– Хороший совет, – заключает Бейтс.
Я не заглатываю наживку.
– И сколько вам тогда было? – продолжает допрос Рейнольдс.
– Восемнадцать.
– Значит, вы искали Мауру и не смогли найти…
– Верно.
– И что вы тогда сделали?
Я не хочу говорить, но Рекс мертв, а Маура, возможно, вернулась, и мне нужно немного дать, чтобы немного получить.
– Поступив в полицию, я выложил ее отпечатки в АДБ. Приложил информацию о ее исчезновении.
– У вас не было полномочий делать это, – отмечает Бейтс.
– Это вопрос спорный, – отвечаю я. – Но разве вы здесь для того, чтобы предъявить мне обвинение в нарушении протокола?
– Нет, – отвечает Рейнольдс. – Не для того.
– Не знаю, – с напускным сомнением произносит Бейтс. – Вас бросает девушка. Пять лет спустя вы вносите ее в систему, нарушаете процедуру. Для чего? Чтобы снова взять ее на абордаж? – Он пожимает плечами. – По мне, так это что-то вроде харассмента.
– Довольно сомнительное поведение, Нап, – добавляет Рейнольдс.
Они наверняка знают кое-что о моем прошлом. Но этого слишком мало.
– Выходит, вы искали Мауру Уэллс по собственной инициативе? – спрашивает Рейнольдс.
– В некотором роде.
– И, как я понимаю, вы ее не нашли.
– Верно.
– Есть какие-нибудь соображения о том, где Маура была последние пятнадцать лет?
Мы уже на хайвее, едем на запад. Я все еще пытаюсь составить для себя правдоподобную картину. Пытаюсь уложить мои воспоминания о Мауре в контекст Рекса. Я теперь думаю о тебе, Лео. Ты дружил с обоими. Это о чем-то говорит? Может – да, может – нет. Мы все учились в одном выпускном классе. Но насколько Маура была близка с Рексом? Или Рекс случайно ее встретил?
– Нет, – отвечаю я. – Никаких соображений.
– Странно, – говорит Рейнольдс. – Маура Уэллс никак не проявляла себя в последнее время. Ни кредитки, ни банковских счетов, ни уплаты налогов. Мы все еще проверяем – нет ли каких-нибудь следов на бумаге…
– Вы ничего не найдете, – говорю я.
– Вы проверяли.
Это не вопрос.
– Когда Маура Уэллс исчезла из поля зрения? – спрашивает Рейнольдс.
– Насколько я могу судить – пятнадцать лет назад, – отвечаю я.
Глава четвертая
Место убийства на небольшом отрезке тихой подъездной дороги, какие встречаются рядом с аэропортами или железнодорожными депо. Жилых домов здесь нет. Промышленный парк, знавший лучшие дни. Там и тут складские сооружения, либо уже заброшенные, либо на пути к этому.
Мы выходим из полицейской машины. Несколько самодельных ограждений на месте преступления, но машина может их объехать. Пока я не вижу, чтобы кто-то здесь проезжал. Делаю себе заметку на память: редкий трафик. Кровь еще не смыта. Место, где лежал Рекс, обведено мелом. Не помню, когда в последний раз видел такое – реальные очертания мелом.
– Введите меня в курс дела, – прошу я.
– Вы здесь не в роли следователя! – рявкает Бейтс.
– Вы чего хотите – состязания, кто круче, или хотите поймать убийцу?
Бейтс, прищурившись, смотрит на меня:
– Даже если убийца копа – ваша старая пассия?
В особенности если. Но вслух я этого не говорю.
Еще минуту они упрямятся, потом Рейнольдс начинает:
– Полицейский Рекс Кантон останавливает здесь «тойоту-короллу» приблизительно в час пятнадцать ночи, предположительно для проверки водителя на алкоголь.
– Насколько я понимаю, Рекс сообщил об этом по рации?
– Да, сообщил.
Таковы требования протокола. Если ты останавливаешь машину, то сообщаешь по рации или проверяешь регистрационный номер, чтобы узнать, не украдена ли машина, не было ли на нее ориентировок и всякое такое.
– И чья это была машина? – спрашиваю я.
– Взята напрокат.
Меня это беспокоит, как беспокоит и многое другое в данном деле.
– Это не одна из больших сетей?
– Что?
– Арендная компания. Не «Герц» или «Авис»?
– Нет, маленькая фирма какого-то Сэла.
– Выскажу предположение, – начинаю я. – Это случилось близ аэропорта. Без предварительного бронирования.
Рейнольдс и Бейтс переглядываются.
– Откуда вы знаете? – спрашивает Бейтс.
Я игнорирую его вопрос, смотрю на Рейнольдс.
– Машину взял напрокат человек по имени Дейл Миллер из Портленда, штат Мэн, – говорит она.
– Документы, – спрашиваю я, – фальшивые или украденные?
Они снова переглядываются.
– Украденные.
Я прикасаюсь к крови. Засохшая.
– Камеры наблюдения в прокатной компании?
– Нам скоро передадут запись, но тот, кто выдавал машину, сказал, что Дейл Миллер – пожилой человек лет шестидесяти, а то и семидесяти.
– Где нашли машину? – спрашиваю я.
– В полумиле от аэропорта Филадельфия.
– Сколько человек по отпечаткам?
– На переднем сиденье? Только отпечатки Мауры Уэллс. Агентство тщательно моет салон после каждого клиента.
Я киваю. На улицу сворачивает грузовичок, неторопливо проезжает мимо нас. Первая машина, которую я здесь вижу.
– Переднее сиденье… – повторяю я.
– Что?
– Вы сказали: отпечатки на переднем сиденье. С какой стороны – водительской или пассажирской?
– И там, и там.
Я осматриваю дорогу, отмечаю положение упавшего тела, очерченного мелом, пытаюсь сложить все это воедино. Потом поворачиваюсь к ним.
– Гипотезы?
– В машине двое – мужчина и ваша бывшая, Маура, – отвечает Рейнольдс. – Кантон останавливает их для проверки. Что-то ему не нравится. Они впадают в панику, стреляют Кантону два раза в затылок и делают ноги.
– Стреляет, вероятно, мужчина, – добавляет Бейтс. – Он вышел из машины. Ваша бывшая перелезает на водительское место, он садится на пассажирское. Это объясняет ее отпечатки на водительском сиденье и на пассажирском.
– Как мы уже говорили, машину арендовали по украденным документам, – продолжает Рейнольдс. – Так что, мы полагаем, мужчине как минимум было что скрывать. Кантон останавливает их, чувствует – дело здесь нечисто, и это стоит ему жизни.
Я киваю, словно в восторге от их умозаключений. Их гипотеза не верна, но, пока у меня нет ничего лучше, я помалкиваю, чтобы не настраивать их против себя. Они что-то утаивают от меня. Я бы, вероятно, делал то же самое на их месте. Мне нужно выяснить, что именно они утаивают, а единственный способ добиться этого – дружелюбие.
Я включаю самую обаятельную из своих улыбок и говорю:
– Могу я посмотреть запись видеорегистратора?
Это, конечно, ключевой вопрос. Часто регистраторы мало что показывают, но в данном случае покажут достаточно. Я жду ответа – у полицейских есть все права на этом приостановить сотрудничество, – но, когда они снова обмениваются взглядами, я чувствую: тут что-то новенькое.
Им словно неловко.
– Почему бы вам не перестать валять дурака? – говорит Бейтс.
Больше очаровательные улыбки не работают.
– Мне было восемнадцать, – отвечаю я. – Выпускной класс. Маура была моей подружкой.
– И она порвала с вами, – подхватывает Бейтс. – Вы нам это уже сообщили.
Рейнольдс движением руки призывает его помолчать.
– Что случилось, Нап?
– Мать Мауры, – говорю я. – Вы, видимо, нашли ее. Что она сказала?
– Вопросы задаем мы, Дюма, – отвечает Бейтс.
Но Рейнольдс опять чувствует, что я хочу помочь.
– Да, мы нашли мать, – говорит она.
– И?..
– Она заявляет, что много лет не общалась с Маурой. Что понятия не имеет, где ее дочь.
– Вы говорили с самой миссис Уэллс?
– Она отказалась беседовать с нами, – качает головой Рейнольдс. – А это заявление сделала через адвоката.
Значит, миссис Уэллс наняла адвоката.
– Вы ей поверили? – спрашиваю я.
– А вы?
– Нет.
Я пока не готов сообщить им эту часть. После того как Маура бросила меня, я пробрался в их дом, взломав двери. Да, глупо, импульсивно. А может, и нет. Я чувствовал себя потерянным, сбитым с толку, получив двойной удар: потерял брата, а потом любовь всей моей жизни. Может, это и объясняло мое поведение.
Зачем я пробрался в дом? Я искал какие-нибудь указания на то, куда делась Маура. Я, восемнадцатилетний парнишка, изображал из себя детектива. Я почти ничего не нашел, но из ванной комнаты украл две вещи: зубную щетку Мауры и стакан. Я тогда не подозревал, что со временем стану копом, но сохранил их на всякий случай. Не спрашивайте зачем. Но так я сумел ввести отпечатки Мауры и ее ДНК в систему, когда у меня появилась такая возможность.
Да, меня еще и поймали. И не кто-то, а полиция. Конкретно капитан Оги Стайлс.
Тебе ведь нравился Оги, да, Лео?
После того случая Оги стал для меня кем-то вроде наставника. Это из-за него я пошел работать в полицию. Он и с отцом дружил. Дружки-забулдыги – так их можно было назвать. Нас всех связала трагедия. Это сближает – когда человек переживает то же, что и ты, – правда боль никуда не уходит. Отношения кнута-пряника – точное определение горько-сладкого.
– Почему вы не доверяете ее матери? – говорит Рейнольдс.