– Артур?
Артур обернулся, посмотрел на мать, и Фелисити тотчас же увидела в его взгляде раздраженную мольбу, знакомую ей с самого детства, словно она схватила с тарелки последний кусочек вишневого пирожного или просится пойти на пруд с братом и его друзьями. Девушка тоже взглянула на мать, следившую за ними с высоты, и на мгновенье вспомнила обо всех тех случаях, когда они стояли на точно таких же позициях – дети внизу, а кто-то из родителей сверху, собираясь, как Соломон, решить очередную пустяковую проблему.
Да только сегодня проблема пустяковой не была.
Если выражение беспомощности на лице матери хоть что-то значило, проблема была куда больше, чем Фелисити могла вообразить.
– Что случилось? – спросила она и перешла с места на место – так, чтобы оказаться прямо перед братом. – Совершенно очевидно, что я оказалась в центре случившегося, поэтому хотелось бы знать, что же произошло.
– Я могла бы задать тот же вопрос, – провозгласила мать со своего возвышения.
Фелисити ответила маркизе, не глядя на нее.
– Я сообщила всему Лондону, что выхожу замуж за герцога Марвика.
– Что?!
Собаки снова громко залаяли, а на их хозяйку напал очередной приступ кашля. Но Фелисити по-прежнему не отводила взгляда от брата.
– Знаю. Это ужасно. Я навлекла на нас большие неприятности. Но не одна я… правда? – Артур виновато посмотрел ей в глаза, и она повторила: – Правда?
Он набрал в легкие побольше воздуха, затем длинно выдохнул. На его лице появилось выражение досады.
– Правда.
– Что-то произошло.
Он кивнул.
– Что-то, связанное с деньгами.
Еще кивок.
– Фелисити, мы не говорим с мужчинами о деньгах, – укорила дочь маркиза.
– В таком случае, матушка, тебе лучше уйти, потому что этот разговор должен состояться. – Артур посмотрел сестре в глаза. – Что-то, связанное с деньгами.
Он перевел взгляд в дальний конец коридора, туда, где из темноты тянулась узкая лестница, ведущая в комнаты прислуги. Сейчас слуги мирно спали, знать не зная, что их судьба висит на волоске. В точности, как не знала об этом и Фелисити – до той самой секунды, когда ее брат, которого она любила всем сердцем, кивнул в последний раз и произнес:
– У нас их нет.
Она моргнула. Это прозвучало ожидаемо, но все равно потрясло.
– Что это значит? – Девушку охватило раздражение.
Артур отвернулся, пригладил растопыренной пятерней волосы, затем снова повернулся к ней и развел руками.
– А на что это похоже? Денег нет.
Фелисити отошла от лестницы, помотала головой.
– Как такое возможно? Ты же Мидас!
Он засмеялся весьма безрадостным смехом.
– Больше нет.
– Артур не виноват, – произнесла с лестничной площадки маркиза Бамбл. – Он не знал, что это недобросовестная сделка. Думал, остальным участникам можно доверять.
Фелисити тряхнула головой.
– Недобросовестная сделка?
– Не было никакой недобросовестной сделки, – негромко сказал он. – Никто меня не обманывал. Я просто… – Она шагнула к брату, потянулась к нему, желая утешить. Он добавил: – Я даже не предполагал, что могу их потерять.
Фелисити взяла его руки в свои.
– Все будет хорошо, – спокойно проговорила она. – Значит, ты потерял часть денег.
– Все деньги. – Он посмотрел на их переплетенные пальцы. – Господи, Фелисити! Прю ничего не знает.
Фелисити не думала, будто ее невестка станет хоть немного переживать из-за того, что Артур неудачно вложил деньги. Она улыбнулась брату.
– Артур, ты же наследник маркизата. Отец поддержит тебя, пока ты восстанавливаешь бизнес и репутацию. Ведь есть земли. Дома. Все исправится.
Артур покачал головой.
– Нет, Фелисити. Отец вложил деньги вместе со мной. Все пропало. Все, что не входит в майорат.
Фелисити моргнула, затем повернулась к матери, стоявшей, прижав руку к груди. Та кивнула.
– Все.
– Когда?
– Это не важно.
Она резко повернулась к брату.
– А мне кажется, что очень важно. Когда?
Он сглотнул.
– Восемнадцать месяцев назад.
У Фелисити отвисла челюсть. Восемнадцать месяцев! Они лгали ей полтора года. Изо всех сил пытались выдать замуж за кучу отнюдь не идеальных мужчин, потом отправили на нелепый загородный прием, связав ее судьбу с судьбой еще четырех женщин, пытавшихся покорить герцога Хейвена, чтобы он сделал одну из них своей второй женой. Разумеется, следовало бы все понять еще тогда, в ту же минуту, когда мать, которую всегда волновали приличия, ее собаки и ее дети (именно в таком порядке), предложила, чтобы Фелисити посостязалась за руку герцога.
Следовало понять, когда отец это допустил.
Когда это позволил брат.
Она взглянула на него.
– Герцог был богатым.
Он моргнул.
– Который из них?
– Оба. Тот, прошлогодний. И сегодняшний.
Он кивнул.
– И все остальные тоже.
– Достаточно богаты.
В ушах шумела кровь.
– Я должна была выйти за одного из них.
Он кивнул.
– И этот брак пополнил бы наши сундуки.
– Задумано было именно так.
Они использовали ее полтора года. Строили планы, не сообщая о них ей. Полтора года. Она была пешкой в их игре. Фелисити потрясла головой.
– Как ты мог не сказать мне, что цель – мое замужество любой ценой?
– Потому что это не так. Я бы не выдал тебя за кого попало…
Она услышала неуверенность в последних словах.
– Однако?
Артур вздохнул и махнул рукой.
– Однако.
Она услышала то, что он не произнес: «Нам необходим этот брак».
Денег нет.
– А как же слуги?
Он покачал головой.
– Мы сократили число прислуги везде, кроме этого дома.
Фелисити покачала головой и повернулась к матери.
– Все эти отговорки – миллион причин, почему мы не переезжаем за город.
– Мы не хотели тебя волновать, – ответила мать. – Ты уже была такой…
«Жалкой. Конченой. Забытой».
Фелисити опять покачала головой.
– А арендаторы?
Работящие люди, трудившиеся на земле в деревне. Полагавшиеся на титул, который их обеспечит и защитит.
– У них осталось то, что они производят, – отозвался Артур. – Они используют свой скот. Сами чинят свои дома.
Теперь их защищает не титул, к которому привязана земля.
Денег нет. Нет ничего, что поможет сберечь землю для будущих поколений – для детей арендаторов. Для юного сына Артура и того, второго, которого они ждут. Для ее собственного будущего, если она так и не выйдет замуж.
«Мы не можем себе позволить еще один скандал».
Слова Артура снова непрошено возникли у нее в голове. Теперь до нее доходил их истинный смысл.
На дворе девятнадцатый век, и наличие титула не гарантирует высокий доход и привычный ей образ жизни, как когда-то; по всему Лондону встречаются обнищавшие аристократы, и вскоре их ряды пополнит семейство Фэрклот.
Вины Фелисити в этом нет, но почему-то ей кажется, что виновата именно она.
– А теперь они меня не возьмут.
Артур стыдливо отвел взгляд.
– Нет, не возьмут.
– Потому что я солгала.
– Что в тебя вселилось? Зачем ты произнесла такую вопиющую ложь? – воскликнула ее мать, задыхаясь от паники.
– Полагаю, то же самое, что вселилось в вас обоих, то, что заставило скрывать от меня такую вопиющую тайну, – отрезала Фелисити, чувствуя, как ее охватывают беспомощность и раздражение. – Отчаяние.
Гнев. Одиночество. Желание подправить будущее, чтобы не думать о том, что произойдет дальше.
Ее близнец посмотрел ей в глаза чистым и искренним взглядом.
– Это была ошибка.
Она вздернула подбородок, чувствуя, как внутри бушуют ярость и ужас.
– С моей стороны тоже.
– Мне следовало сказать тебе.
– Нам обоим многое следовало сделать.
– Я думал, что смогу уберечь тебя… – начал Артур, но Фелисити вскинула руку, останавливая поток слов.
– Ты думал, что сможешь уберечь себя. Думал, сможешь избавить себя от необходимости рассказать правду о реальном положении дел жене, которую вроде бы должен любить и лелеять. Думал, что сможешь избавить себя от стыда и позора.
– Не только стыда. От волнений тоже. Я ее муж. Я должен заботиться о ней. Обо всех них.
О жене. О ребенке. И об еще одном – том, который на подходе.
Фелисити почувствовала, как ее охватывает печаль. И сочувствие с примесью разочарования и страха. И чувство вины за столь опрометчивое собственное поведение, за слишком громкие разговоры, за огромное количество ошибок.
В наступившей тишине послышался голос Артура:
– Я не должен был тебя использовать.
– Верно, – ответила она, слишком злясь, чтобы позволить ему соскользнуть с крючка. – Не должен был.
Он снова безрадостно рассмеялся.
– Полагаю, я заслужил то, что меня ждет. В конце концов ты не выйдешь за богатого герцога. Да и вообще за кого-нибудь богатого. И не вздумай снижать планку своих ожиданий.
Да только теперь, после того как Фелисити так ужасно солгала, она разрушила все шансы на хоть какие-нибудь ожидания. И, для полного «счастья», погубила все шансы на обеспеченное будущее семьи.
Теперь ее не возьмет замуж никто – она не просто запятнана прошлым своим поведением, но еще и наврала. Публично. О том, что выходит замуж за герцога.
Ни один мужчина в здравом уме не сочтет подобное оскорбление достойным прощения.
Прощайте, ожидания.
– Ожидания не будут стоить ничего, если у нас не останется крыши над головой. – Маркиза вздохнула, словно стоя на своей лестничной площадке, могла прочесть мысли Фелисити. – Святые небеса, Фелисити, что в тебя вселилось?
– Это не имеет значения, матушка, – вмешался Артур прежде, чем Фелисити успела открыть рот.
Артур – всегда ее защищавший. Всегда пытавшийся защитить всех, болван эдакий!
– Ты прав. – Маркиза вздохнула. – Полагаю, он уже успел полностью развеять иллюзии общества на этот счет, так что мы вернулись на наше законное место в скандале.
– Скорее всего, – сказала Фелисити. У нее внутри, сбивая ее с толку, бушевали чувство вины, ярость и досада. В конце концов, она женщина, а значит, в подобных случаях должна иметь одну-единственную цель… выйти замуж за деньги и вернуть семье честь и богатство.
Да только после сегодняшнего вечера на ней никто не женится.
Во всяком случае, никто в здравом уме.
Артур почувствовал, насколько ей неприятен этот поворот в разговоре. Он положил руки сестре на плечи, наклонился и по-братски чмокнул ее в лоб.
– У нас все будет хорошо, – решительно произнес он. – Я найду другой способ все вернуть.
Она кивнула, стараясь не расплакаться.
Понимая, что прошло уже полтора года, а единственное решение, найденное Артуром, – выдать ее замуж.
– Иди домой, к жене.
Он сглотнул, услышав напоминание о своей привлекательной, любящей жене, ничего не знающей о беде, в которой они оказались. Счастливая Прюденс.
Снова обретя дар речи, Артур прошептал:
– Она ничего не должна знать.
Страх в его голосе был почти осязаем. Ужасно.
В какую же неразбериху они попали!
Фелисити кивнула.
– Это наш секрет.
Когда дверь за ним закрылась, Фелисити подобрала юбки – юбки на платье прошлого сезона. Его слегка перешили, чтобы оно соответствовало нынешней моде, вместо того чтобы просто выкинуть и сшить что-нибудь новое. Как же она ничего не понимала?
Девушка поднималась вверх по лестнице, а собаки метались перед ней взад-вперед.
Добравшись до площадки, она посмотрела на мать.
– Твои псы пытаются меня убить.
Маркиза кивнула, позволяя сменить тему.
– Вполне возможно. Они очень умные.
Фелисити вымученно улыбнулась.
– Твои лучшие дети.
– Доставляют меньше неприятностей, чем остальные, – ответила мать, наклоняясь и подхватывая на руки одного длинного мохнатого пса. – И что герцог, очень красив?
– Я в толпе толком его не разглядела, но вроде бы да.
Внезапно Фелисити поймала себя на мыслях о другом мужчине. Том, из темноты. Том, которого только хотела рассмотреть. Он заворожил ее, как отблеск пламени, который она видела, не имея представления о целом костре.
Но если этот вечер чему-то ее и научил, так это тому, что волшебство нереально, оно – лишь иллюзия. Реальными бывают только неприятности.
– Все, чего мы хотели, это достойная партия. – Голос матери врезался в ее размышления.
Губы Фелисити искривились.
– Знаю.
– Это что, действительно так плохо?
«Ты от нас не уходила. Мы тебя выгнали».
«Конченая Фелисити. Забытая Фелисити. Жалкая Фелисити».
«Ты опоздала с герцогом; я его уже заполучила».
Фелисити кивнула.
– Даже хуже.
Она по темным коридорам добралась до своей спальни. Вошла в тускло освещенную комнату, бросила перчатки и ридикюль на маленький столик возле двери, закрыла ее и прислонилась к ней спиной, наконец-то выдохнув – ей казалось, что она задерживала дыхание все время, начиная с той минуты, когда много часов назад одевалась для бала у Марвика.
В темноте Фелисити подошла к кровати и упала на матрас. Долго смотрела на балдахин над головой, мысленно заново проигрывая все ужасные события вечера.
– Какая катастрофа.
Какое-то время она представляла себе, что бы делала, будь она не самой собой – слишком высокой, слишком обыкновенной, слишком старой и прямолинейной – настоящей тихоней у стеночки, не имеющей ни малейшей надежды заполучить завидного холостяка. Она вообразила себе, как украдкой выбирается из дома и возвращается на место своего преступления.
Добывает состояние для своей семьи и целый мир для себя.
Желает больше, чем может получить.
Не будь Фелисити собой, она могла бы это сделать. Могла бы отыскать герцога и очаровать его. Могла бы поставить его на колени. Будь она красивой, остроумной и блистающей. Будь она не на краю мира, а в самом его центре. Будь она в комнате, а не подглядывая в замочную скважину.
Если бы она умела разжигать страсть – такую, которая, как она видела, поглощает мужчину, как магия. Как огонь. Как пламя.
Желудок перевернулся от этой мысли, от фантазии, пришедшей следом. От наслаждения – того, чего она никогда не позволяла себе воображать. Герцог, отчаянно мечтающий о ней.
Партия века.
– Если бы только я была пламенем, – сказала она, обращаясь к балдахину над головой. – Это бы все решило.
Но это невозможно. И она вообразила другое пламя, проносящееся по Мейфэру, испепеляющее ее будущее.
Будущее ее семьи.
Она представила себе прозвища.
«Врушка Фелисити».
«Лживая Фелисити».
– Да ради бога, Фелисити! – прошептала она.
И долго лежала, охваченная стыдом и паникой, обдумывая свое будущее, пока воздух вокруг не потяжелел. Она подумала, не заснуть ли прямо в платье, вместо того чтобы позвать горничную и попросить помочь его снять. Но платье было тяжелым и сдавливающим, а из-за корсета она толком не могла дышать.
Застонав, Фелисити села, зажгла свечу на прикроватном столике и потянулась к шнуру, чтобы позвонить горничной.
Но прежде, чем успела до него дотронуться, из темноты послышался голос:
– Вам не следует говорить неправду, Фелисити Фэрклот.
Глава пятая
Услышав это, Фелисити с негромким вскриком вскочила с кровати и резко повернулась, вглядываясь в дальний конец комнаты, укутанный тьмой. Там все выглядело как обычно.
Высоко подняв свечу, она всмотрелась в углы, и в конце концов свет коснулся пары безупречно начищенных сапог, в которые были обуты вытянутые, скрещенные в лодыжках ноги. В носок одного сапога упирался сверкающий серебряный наконечник трости.
Это он.
Здесь. В ее спальне. Как будто это совершенно нормально.
Этим вечером вообще не было ничего нормального.
Сердце ее заколотилось сильнее, чем тогда, на балу. Фелисити попятилась к двери.
– Полагаю, вы ошиблись домом, сэр.
Сапоги не шелохнулись.
– Я попал туда, куда нужно.
Она моргнула.
– В таком случае, вы определенно ошиблись комнатой.
– И комната та, которая нужна.