– Это моя спальня!
– Не мог же я посреди ночи постучаться в дверь и попросить разрешения с вами поговорить, верно? Соседи пришли бы в ужас, и куда бы это вас привело?
Она удержалась и не сказала, что утром соседи в любом случае придут в ужас, ведь к этому времени весь Лондон будет знать, что она наврала.
Он как будто услышал эту мысль.
– А зачем вы солгали?
Девушка проигнорировала вопрос.
– Я не разговариваю с незнакомцами в моей спальне.
– Но мы уже не незнакомцы, милая. – Серебряный наконечник постукивал по кончику сапога в медленном, ровном ритме.
Ее губы дернулись.
– Я не трачу время на людей, которые не думают о последствиях.
Хотя он оставался в темноте, ей показалось, что она услышала в его голосе улыбку.
– И сегодня вечером вы это продемонстрировали, верно, Фелисити Фэрклот?
– Я не единственная, кто сегодня лгал. – Она прищурилась, вглядываясь в темноту. – Вы знали, кто я такая.
– Вы единственная, чья ложь достаточно велика, чтобы уничтожить этот дом.
Фелисити нахмурилась.
– Вы победили, сэр. Какова ваша цель? Нагнать на меня страх?
– Нет. Я не хочу вас пугать. – Голос мужчины был таким же тяжелым, как тьма, которая его окутывала. Низкий, тихий, но при этом отчетливее, чем пистолетный выстрел.
Сердце Фелисити колотилось все сильнее.
– А я думаю, именно это вы и хотите сделать. – Серебряный наконечник снова стукнул, и она раздраженно посмотрела на него. – А еще я думаю, что вам следует уйти прежде, чем я решу, что вместо страха мне следует испытывать гнев.
Пауза. Тук-тук.
А затем он шевельнулся, подавшись к кругу света, и она разглядела длинные ноги и высокую черную шляпу на одном бедре. Перчаток на руках не было, в пламени свечи блеснули три серебряных кольца – на большом, указательном и безымянном пальцах правой руки. Черное пальто безупречно обтягивало его плечи. Круг света остановился на подбородке, остром и чисто выбритом. Фелисити подняла свечу еще выше и увидела его.
Она резко втянула в себя воздух, не к месту вспомнив, как чуть раньше сочла красивым герцога Марвика. Больше она так не думала.
Потому что, конечно же, на свете не могло быть мужчины красивее этого. Он выглядел в точности так, как звучал его голос. Как низкий, звучный рокот. Как соблазн. Как грех.
Одна сторона его лица оставалась в тени, но та сторона, которую она видела – о, та была великолепна! Длинное, худощавое лицо, все состоящее из острых углов и затененных впадин, темные, раскинутые, как крылья, брови, полные губы, умные блестящие глаза (Фелисити могла поспорить на что угодно, что своими знаниями он никогда ни с кем не делился) и нос, посрамивший бы любого короля – безупречно прямой, словно созданный при помощи острого, уверенного клинка.
Волосы темные, коротко постриженные – настолько коротко, что угадывалась форма его головы.
– Ваша голова безупречна.
Он самодовольно усмехнулся.
– Я всегда так думал.
Фелисити опустила свечу, отправив его обратно в темноту.
– Я имею в виду – безупречной формы. Как вам удается подстригать волосы так близко к коже?
Он поколебался прежде, чем ответить.
– Это делает женщина, которой я доверяю.
При этом неожиданном ответе ее брови взлетели вверх.
– Она знает, что вы тут?
– Нет, не знает.
– Ну, поскольку она регулярно подносит лезвие к вашей голове, вам лучше уйти прежде, чем вы ее расстроите.
Послышался негромкий рокот, и у нее перехватило дыхание. Это что, смех?
– Я не уйду, пока вы не скажете мне, почему солгали.
Фелисити покачала головой.
– Как я уже сказала, сэр, в мои привычки не входят беседы с незнакомцами. Пожалуйста, уйдите. Тем же путем, каким вошли. – Она помолчала. – А как вы вошли?
– У вас есть балкон, Джульетта.
– А спальня моя на третьем этаже, не Ромео.
– И очень крепкие шпалеры.
Она услышала в его голосе ленивый смешок.
– Вы взобрались по шпалерам?
– Собственно говоря, да.
Она частенько воображала, как кто-нибудь однажды взберется по этим шпалерам. Только не преступник… а зачем он вообще здесь?
– В таком случае, эта трость не для того, чтобы помогать при передвижении.
– Не такого рода передвижении, верно.
– Это оружие?
– Все что угодно может стать оружием, если человек испытывает в нем необходимость.
– Превосходный совет, так как в моей комнате, похоже, находится злоумышленник.
Он неодобрительно поцокал языком.
– Вполне дружественный.
– О да, – фыркнула Фелисити. – Дружественный – как раз то самое слово, каким я бы вас описала.
– Если бы я собирался вас похитить и утащить в свое логово, то уже сделал бы это.
– У вас есть логово?
– Вообще-то, есть, но у меня нет ни малейшего намерения тащить вас туда. Во всяком случае, сегодня.
Она бы соврала, если бы сказала, что это уточнение не возбуждает.
– А значит, в будущем я могу спать спокойно, – сказала Фелисити.
Он засмеялся глухим негромким смехом, похожим на свет в этой комнате.
– Фелисити Фэрклот, вы совсем не такая, как я предполагал.
– Вы произнесли это так, словно сказали комплимент.
– Так и есть.
– И это останется комплиментом, когда я тресну вас подсвечником по голове?
– Вы не причините мне боль, – отозвался он.
Фелисити совсем не понравилось, как точно он понял, что она всего лишь храбрится.
– Вы кажетесь чересчур уверенным для человека, который совершенно меня не знает.
– Я знаю вас, Фелисити Фэрклот. Понял в ту секунду, как увидел на балконе запертой оранжереи Марвика. Единственное, чего я не знаю, какого цвета было ваше платье.
Она посмотрела на свое платье – цвета ее щек, модного в прошлом сезоне.
– Розовое.
– Не просто розовое, – произнес он голосом, полным обещания и еще чего-то, что ей не понравилось. – Оно цвета рассветного неба над Девоном.
Ей не понравилось, как эти слова заполнили ее, словно в один прекрасный день она увидит то небо и сразу же подумает об этом мужчине. Словно он мог оставить метку, которую она не сможет стереть.
– Ответьте на мой вопрос, и я уйду.
«Почему вы солгали?»
– Я его не помню.
– Конечно, помните. Зачем вы наврали тому сборищу неудачников?
Описание показалось настолько нелепым, что она едва не рассмеялась. Едва. Но он явно не считал его забавным.
– Не такие уж они неудачники.
– Они чванливые, испорченные аристократы, так высоко задравшие носы, что даже не догадываются, что мир быстро движется вперед, и очень скоро их место займут другие.
У нее отвалилась челюсть.
– Но вы Фелисити Фэрклот. – Он дважды стукнул тростью по сапогу. – Ваше место не займет никто. Поэтому я спрошу снова. Почему вы им наврали?
Потрясенная то ли его описанием, то ли прозаичным тоном, каким он все это проговорил, Фелисити ответила:
– Мое место никому не нужно. – Он ничего не сказал, и она поспешила заполнить тишину. – Я хочу сказать… мое место – это ничто. И находится нигде. Когда-то оно было рядом с ними, но с тех пор… – Она замолчала. Пожала плечами. – Я невидимка. – А затем, не сумев удержаться, негромко добавила: – Я хотела наказать их. И хотела, чтобы они взяли меня обратно.
Правда, заключавшаяся в этих словах, была ей ненавистна. Может, ей следовало быть достаточно сильной, чтобы повернуться к ним спиной? Меньше об этом переживать?
Слабость, которую он заставил ее проявить, тоже была ненавистна.
И его она за это тоже ненавидела.
Теперь Фелисити ждала ответа из темноты. Это странно напоминало ей посещение Королевского энтомологического общества и увиденную там огромную бабочку, застывшую в янтаре. Прекрасную, изящную, безупречно сохранившуюся, но навеки замершую во времени.
Этот мужчина не захватит ее. Не сегодня.
– Думаю, я сейчас позову слугу, чтобы он вывел вас из дома. Вам следует знать, что мой отец маркиз, а входить в дом аристократа без разрешения незаконно.
– Незаконно входить без разрешения в любой дом, Фелисити Фэрклот, но позвольте сказать вам, что я в достаточной мере впечатлен титулом вашего отца – и брата тоже.
– И почему считается, что сегодня вру только я одна?
Повисла пауза, затем он произнес:
– Так вы признаете это.
– Почему нет? Завтра об этом будет знать весь Лондон. Фелисити Фэрклот с ее красавчиком женихом.
Это его не позабавило.
– Знаете, титул вашего отца смехотворен. И вашего брата тоже.
– Прошу прощения? – сказала она, не зная, что вообще сказать.
– Бамбл и Граут. Боже милостивый! Когда нищета в конце концов поймает их в ловушку, они всегда смогут стать аптекарями. Продавать микстуры и укрепляющие средства в Ламбете.
Он знает, что они обеднели. Неужели об этом знает весь Лондон?
Неужели она последняя, кто об этом узнал? Последняя, кому сказали, потому что семья хотела использовать ее, чтобы все исправить? При этой мысли снова вспыхнуло раздражение.
А незваный гость продолжал:
– И вы, Фелисити Фэрклот[2], девушка, чье имя непременно должно быть в книге сказок.
Она метнула на него сердитый взгляд.
– Меня так сильно интересует ваше мнение о наших именах!
Он не обратил внимания на этот резкий отпор.
– Принцесса из сказки, запертая в башне, отчаянно мечтает стать частью мира, загнавшего ее туда… мечтает быть принятой им.
Все в этом человеке нервировало, было странным и смутно бесившим.
– Вы мне не нравитесь.
– Нет, вам не нравится правда, маленькая вы врушка. Вам не нравится, что я вижу ваше глупое желание – добиться фальшивой дружбы от сборища манерных, надушенных аристократов, не понимающих, какая вы на самом деле.
Ей бы следовало на него злиться – он находился слишком близко, хоть его и скрывала тьма. И все-таки…
– И какая же я?
– Вдвое лучше, чем те шестеро.
Его ответ вызвал у нее легкий прилив удовольствия, и она почти позволила себе поверить этому мужчине, который (выпей она чуть больше шампанского, ее бы запросто в этом убедили) словно был создан из магии.
Но вместо этого Фелисити покачала головой и приняла надменный вид.
– Будь я принцессой, сэр, вас бы тут не было. – Она направилась к стене, снова собираясь дернуть за шнур.
– Разве не это всем особенно нравится? То место, где принцессу спасают из башни?
Фелисити оглянулась.
– Спасать должен принц. А не… кем бы вы ни были. – И потянулась к шнуру.
Он произнес прежде, чем она успела за него дернуть:
– А кто мотылек?
Охваченная стыдом девушка резко повернулась к нему лицом.
– Что?
– Вы хотели быть пламенем, принцесса. А кто мотылек?
Щеки ее запылали. Она ни слова не сказала про мотыльков! Откуда он вообще знает, что она имела в виду?
– Вам не следовало подслушивать.
– Мне не следует находиться и в вашей темной спальне, милая, однако я тут.
Фелисити прищурилась.
– Надо полагать, вы не из тех людей, которые обращают внимание на правила.
– А вы заметили хоть раз на протяжении нашего знакомства, чтобы я им следовал?
Девушка почувствовала раздражение.
– Да кто вы такой? Почему притаились возле Марвик-Хауса, как какой-нибудь бесчестный… шпион?
Он ничуть не взволновался.
– Значит, я притаившийся шпион?
Похоже, этот человек, как и все в Лондоне, знал больше, чем она. Он знал все о полях сражений и умел вести войну. А она все это ненавидела.
Фелисити послала ему испепеляющий взгляд.
Никакого эффекта.
– Еще раз, милая. Если вы пламя, то кто же мотылек?
– Уж точно не вы, сэр.
– Какая жалость.
Оскорбительная дерзость этих слов ей тоже не понравилась.
– Меня мое решение более чем устраивает.
Он коротко хохотнул. Этот негромкий рокот делал с ней что-то странное.
– Сказать вам, что я думаю?
– Лучше не надо, – огрызнулась она.
– Думаю, что вашего мотылька заманить очень сложно. – Фелисити поджала губы, но ничего не сказала. – Однако я могу его для вас добыть. – У нее перехватило дыхание, а он упорно продолжал: – Того самого, которым вы похвастались половине Лондона, дескать, вы уже опалили ему крылышки.
Фелисити от души радовалась тому, что комната освещена так тускло – ведь он не видит ее пылающее лицо. Или ее потрясение. Или ее волнение. Неужели этот мужчина, каким-то образом сумевший в глухую ночь пробраться в ее спальню, сейчас говорит, что она не погубила ни свою жизнь, ни шансы семьи на то, чтобы выжить?
Надежда билась в ней, как обезумевший, испытывающий панику зверек.
– А вы можете его добыть?
Тут он засмеялся. Смехом низким, рокочущим и вряд ли веселым, от которого она снова затрепетала.
– Как котенка к блюдечку с молоком.
Фелисити нахмурилась.
– Не надо дразниться.
– Когда я начну вас дразнить, милая, вы это сразу поймете. – Он снова откинулся назад, скрестил ноги и начал постукивать по сапогу этой своей дьявольски раздражающей тростью. – Герцог Марвик может стать вашим, Фелисити Фэрклот. И Лондон никогда не узнает правду о вашей лжи.
Она дышала поверхностно, прерывисто.
– Это невозможно. – И все-таки почему-то верила ему.
– Разве на свете существует что-то, по-настоящему невозможное?
Она выдавила смешок.
– Помимо завидного жениха герцога, выбравшего меня среди всех женщин Британии?
Тук-тук. Тук-тук.
– Даже это возможно, старая, невзрачная, упрямая, конченая Фелисити Фэрклот. Это та часть в сказке, где принцесса получает все, о чем когда-либо мечтала.
Да только это не сказка. И этот человек не может дать ей то, чего она так хочет.
– Обычно эта часть начинается с какой-нибудь феи. А вы определенно не выглядите воздушным созданием.
Низкий рокочущий смех.
– Тут вы правы. Но помимо фей существуют и другие создания, иногда занимающиеся тем же ремеслом.
Ее сердце снова заколотилось, и Фелисити возненавидела безумную надежду на то, что странный человек из темноты сможет выполнить свое несбыточное обещание.
Это было настоящее сумасшествие, но она все же шагнула к нему, снова его осветив. Девушка подходила все ближе и ближе, в конце концов она остановилась там, где заканчивались его невозможно длинные ноги, где заканчивалась невозможно длинная прогулочная трость, и подняла свечу, еще раз вырвав из мрака его невозможно красивое лицо.
Да только на этот раз она увидела его целиком, и безупречная левая сторона совсем не походила на правую, где от виска до подбородка тянулся ужасный, грубый шрам, неровный и белый.
Она резко втянула в себя воздух, и он тотчас же отвернул лицо от света.
– Какая жалость. А мне так не терпелось услышать ваш нагоняй. Даже и не думал, что у вас так легко вызвать отвращение.
– О, вы не вызвали никакого отвращения. По правде сказать, я даже рада, что вы больше не самый безупречный мужчина, какого я когда-либо видела.
Он снова повернулся и мрачно уставился на нее.
– Рада?
– Конечно. Я никогда толком не понимала, что нужно делать с чрезмерно безупречными мужчинами.
Одна бровь взлетела вверх.
– Что с ними делать.
– Помимо очевидного.
Он склонил голову набок.
– Очевидного.
– Смотреть на них.
– А, – сказал он.
– В любом случае, теперь я чувствую себя куда лучше.
– Потому что я больше не безупречен?
– Вы все еще ужасно близки к этому, но теперь вы уже не самый красивый мужчина на свете, – солгала она.
– Я чувствую, что должен оскорбиться, но как-нибудь это переживу. Исключительно из любопытства – а кто узурпировал мой трон?
«Никто. Если уж на то пошло, шрам сделал тебя еще привлекательнее».
Но он не тот мужчина, которому можно сказать подобное.
– Строго говоря, он занимал трон до вас. Так что просто получил его обратно.
– Буду благодарен за имя, леди Фелисити.
– Как вы назвали его раньше? Моим мотыльком?