Джонатан начал изучать собачью энциклопедию. «Собаки породы бордер-колли считаются одними из самых умных, – говорилось в книге. – Они могут быть счастливы, только когда заняты выполнением какой-то задачи, когда имеют цель». Эта мысль в тексте занимала много места, говорилось про овец, про стадный инстинкт и иже с ним, и в конце концов заключалось: «Даже самые умные представители породы бордер-колли нуждаются в том, чтобы хозяин указывал им путь и был лидером». Джонатан посмотрел на своего представителя породы колли – не похоже, чтобы он интересовался лидерством или путем, зато с удовольствием смотрел старые фильмы.
В Данте было что-то такое… Джонатан вряд ли смог бы это объяснить, но уже через неделю совместной жизни сложилось ощущение, что он здесь был директором. Нет, не совсем директором. Скорее председателем совета директоров.
Он продолжил читать.
«Бордер-колли предпочитают активный образ жизни, с готовностью берут на себя ответственность и независимы в выполнении задач, которые позволяют им реализовать свою генетическую миссию».
Джонатан был очень впечатлен тем, что Данте может потребоваться независимость в выполнении задач, а также наличием у него генетической миссии. Он задумался и о собственной генетической миссии, хотя о ее содержании можно было только догадываться. Вместе с тем ему очень хотелось помочь Данте реализовать свою. К покупке живой овцы Джонатан пока готов не был, поэтому он где-то отыскал овцу на батарейках, которая носилась по квартире и время от времени делала переворот через собственную спину. Реакцией со стороны Данте был долгий, почти не моргающий взгляд на Джонатана.
Сисси была совсем другая: она повсюду ходила за хозяином, преданно заглядывала ему в глаза, а иногда просто лежала у ног и лизала его стопы. Возможно, у спаниелей генетическая миссия не отличалась особой строгостью.
Ему нравилось иметь собак, нравилось принадлежать к модному тренду «молодой, стильный и с собаками», нравилось быть не одному. Все-таки он по-прежнему ощущал себя в Нью-Йорке чужаком. Здесь все спешили в какие-то интересные места, покупали дизайнерскую мебель, правильные туфли, ходили на выставки и вместо эмоциональных отношений проповедовали сексуальные. А собаки позволяли оставаться в стороне от этой суеты. Они заполняли собой свободные часы и давали законный повод остаться дома в субботу вечером.
Уже много лет – сколько он себя помнил – собственная жизнь представлялась Джонатану в виде кадров комикса с эксцентричными героями, которые могли летать и говорить по-собачьи. Это делало его непохожим на людей, которых показывают по телевизору, на обычных людей, у которых есть любимые песни и полотенца в ванной сочетаются по цвету. Да, у него есть работа, квартира, девушка, но все это казалось неважным. Он начинал оживать, только когда ехал на велосипеде. Скорость придавала ему легкости и остроты, превращала его в подобие самурайского ножа, прорезающего мягкий воздух городских улиц.
И как он вообще здесь оказался? Ведь всего несколько минут назад он был ребенком, ездил на велике в школу, собирал коллекцию комиксов, делал уроки и смотрел телевизор. Да, его не миновали ловушки взрослой жизни, но они не так сильно повлияли на его внутренний мир. Реальная взрослая жизнь, конечно, существовала, но она была столь же далека и недостижима, как планета Уран. Он не понимал, как люди взрослеют и зачем. Реальная жизнь со взрослыми потребностями казалась ему невыносимой. «Вот посмотрите, я все время работаю. Вот моя красивая подружка. Посмотрите, как я меняю еду на деньги. Полюбуйтесь на мое давление».
Он не мог понять, почему никто еще не написал инструкцию «Как стать Человеком».
У его подруги, Джули, гораздо лучше получалось жить, как настоящий человек. Они познакомились, когда ей было двадцать, а ему – девятнадцать. Она была настолько красивой, независимой, организованной и небедной, что Джонатан и надеяться не мог, что она когда-нибудь согласится с ним встречаться.
Их первый разговор в ночном клубе в паре кварталов от университета, в котором оглушительно играла музыка, проходил так:
Джонатан. А мы с тобой не на одном курсе по теории и практике графического дизайна?
Джули. Что?
Джонатан. Мы с тобой не на одном курсе по теории и практике графического дизайна?
Джули. Нет.
Джонатан. Можно тебе коктейль купить?
Джули. Давай.
Он и сам знал, что они с ней не на одном курсе по теории и практике графического дизайна, потому что там было всего девять человек. Но ничего лучше в тот момент он придумать не мог. Она излучала такую уверенность и спокойствие, что он решил, что она учится на бизнес-курсе (так оно и было) и встречается только с парнями со своего факультета (что тоже так и было). Джонатан же считал этот факт колоссальной несправедливостью, ведь две прекрасные, высокомотивированные, гармоничные личности не должны оставаться одинокими.
Когда они только начинали встречаться, он водил ее на зарубежные фильмы, в магазины комиксов, на ночные выставки и выступления музыкальных групп, в которых играли его друзья. По большей части происходящее в этих местах ее смущало, но ей было интересно соприкоснуться с частью жизни, которая не подразумевала графиков и отчетов. В свою очередь она покупала Джонатану дорогие свитера вместо его толстовок и подарила ему бумажник, чтобы он сложил туда свои кредитки.
– Но я всегда носил их в кармане.
Джули вздохнула.
– Поэтому ты их и теряешь. Просто попробуй, – сказала она, протягивая ему мягкий светло-зеленый бумажник из свиной кожи.
А поскольку ему нравились красивые вещи, он стал его носить и складывать туда кредитные карточки, которые теперь никуда не терялись. И наличность, если она была. Ему нравился этот бумажник, потому что он напоминал ему о ней.
По мере приближения выпускного они стали обсуждать, что делать дальше. Джонатан так и не смог прижиться на Среднем Западе и хотел вернуться на восток, но Джули не была уверена, что хочет последовать за ним. Поэтому она осталась, а Джонатан переехал в Нью-Йорк и начал работать в «Комрейд Маркетинг».
Ему давно хотелось начать работать – работа давала ощущение смысла, участия в общем деле. Правда, он не ожидал, что офисная жизнь окажется столь тривиальной, а ежедневная рутина – настолько отупляющей. Такую цену приходилось платить за деньги. Но коллектив был хороший, Макс работал за соседним столом и, несмотря на начинающую просачиваться мысль, что работа – это лишь заполнение времени от рождения до смерти, в целом он был горд тем, что смог стать частью огромного механизма под названием «капитализм». И также он был рад, что после многолетнего писания курсовых и сдачи экзаменов он способен делать что-то, за что платят деньги.
Однажды вечером Джули позвонила ему и сообщила отличную новость. «Меня переводят в Нью-Йорк! – сказала она. – Ты ведь рад?!»
Конечно, он был рад, а кто бы не был? Он очень хотел ее увидеть. Но понравится ли ей его квартира? Их квартира? А что будет с собаками? Она знала об их существовании, но предпочитала о них не говорить.
Разговор строился примерно так:
– А сколько они у нас будут жить?
– Максимум полгода. Они тебе понравятся, они хорошие.
После чего она меняла тему.
В глубине души он переживал, что Джули не поймет, в чем радость жизни с собаками, будет воспринимать их только как развлечение и нагрузку на их бюджет и жизненное пространство. Он боялся, что Джули захочет ходить туда, куда с собаками ходить нельзя, и Джонатану придется оставлять их одних и днем, когда он на работе, и вечером, когда они с Джули будут куда-то ходить.
Он даже сделал попытку созвониться с ней по скайпу, когда собаки сидели рядом с ним, чтобы они познакомились друг с другом, но в итоге все сидели с кислыми минами.
С братом он своими волнениями не делился. Тот был уверен, что отношения между собаками и людьми должны представлять собой ничем не осложненный танец взаимной любви – ты любишь собак, ты всюду берешь их с собой, и ты расстаешься с девушкой, если она не любит их так же сильно, как ты.
– Если куда-то с собаками не пускают, значит, тебе туда не надо, – говорил он Джонатану.
Джонатан при этом перебирал в голове все эти точки: кинотеатры, рестораны, клубы, концерты, бары, магазины, работу, самолеты, Дубай, – и это была лишь верхушка айсберга мест, куда ему хотелось бы попасть.
Примкнув к числу собаковладельцев, Джонатан открыл для себя абсолютно новую часть общества. Подобно велосипедистам и любителям комиксов, собачники в большинстве своем были фанатиками. И вели себя они так, словно знали о его собаках гораздо больше него.
– Вот это спрингер! Рабочая?
Джонатан не знал, как на это отвечать.
– Ммм… – мычал он, оглядываясь по сторонам в надежде, что ответ материализуется рядом с ним в белом облачке, как в комиксах. – Я не в курсе. Это собаки моего брата.
Реакцией на это обычно был неодобрительный взгляд, и дальнейшие реплики адресовались уже не ему:
– Ты же прирожденная охотница, да, моя девочка?
И Сисси смотрела на своего нового друга с такой любовью и преданностью, будто они вдвоем сейчас, одетые в дорогую английскую экипировку, на лугах вспугивали куропаток, а Джонатана словно и вовсе не существовало.
– Красивая собака, – говорили они о Данте и тут же хмурились, – но не для Манхэттена.
Как будто присутствие собаки давало им право выражать свое мнение.
– Да нет, он доволен жизнью, – научился отвечать Джонатан с важной небрежностью, – это городская колли.
Сначала он произносил эту фразу достаточно робко, но со временем понял, что она звучит убедительно. Он живо представлял себе ход мыслей его оппонентов: «Городская колли? Разве она существует?» А потом они пожимали плечами и думали: «Ну да, а почему нет?» Хотя городской колли в природе не существовало. На самом деле даже Джонатан понимал, что бордер-колли в общем (и Данте в частности) совершенно не похожи на существ, в чем-либо уступающих людям в развитии. На самом деле, Данте очень подошло бы управлять небольшим банком.
На собачьей площадке на площади Томпкинс-сквер вместо травы был песок и бетон. Спрашивается, кому захочется делать свои дела не под большим высоким деревом с толстым стволом и шершавой корой, не на мягком ковре из полусгнивших листьев, а в песок? Да, в Нью-Йорке собаки, по крайней мере, имели возможность общаться со своими собратьями, но при этом кому понравится ходить в туалет на бетон под наблюдением доброй половины жителей Нижнего Ист-сайда? Джонатан представил, как он поднимает хвост и присаживается в укромном уголке в густом лесу, вдыхая сложносочиненный аромат сосен и грибов. Как же прекрасен этот запах по сравнению с миксом из выхлопных газов и парфюма Calvin Klein.
Все чаще и чаще он мечтал о жизни на земле. Забывая о том, что он не собака, он грезил о маленьком кусочке собственной хорошо унавоженной земли, покрытой колокольчиками, наперстянками, лютиками и мхом. Он хотел кататься по этой земле, тереться всем своим телом о ее сырую поверхность, стирая запах мыла и человека о темную мантию лесной зелени.
У его собак было кабельное ТВ, органические кости и дорогие кожаные поводки. У них было все, что только можно было найти в Нью-Йорке в плане еды и крыши над головой, но он не знал, чего им хочется на самом деле. Вдруг они чувствуют себя нереализованными и подавленными? Собак понять очень трудно, особенно если ты недостаточно хорошо их знаешь. Вдруг им нужна помощь специалиста?
И он позвонил Максу. Макс точно знает.
– Привет, Макс.
– Привет, дружище. Я тут с Алегрой.
Макс всегда был не один.
– Прости. Случайно не знаешь хорошего ветеринара?
– У тебя собаки заболели?
– Да нет вроде, – пожал плечами Джонатан. – Но, мне кажется, провериться не помешает.
– Повиси, – сказал Макс и обратился к подружке, – Алегра, у меня другу ветеринар нужен. Никого не знаешь?
Сначала в телефоне слышалось какое-то бормотание, а потом трубку взяла Алегра.
– Я свою кошку ношу на угол Одиннадцатой и Первой. Или это слишком далеко?
– Нет, нормально. А собаками там тоже занимаются?
– Это же ветеринар, – после небольшой паузы сказала Алегра. – Он занимается животными. Не уверена насчет крупного рогатого скота. У тебя ведь собаки, не коровы?
Джонатан состроил гримасу, передразнивая Алегру с ее крупными сочными губами.
– Я пришлю тебе смску с номером. Спроси доктора Клэр, она классная, – и она передала трубку Максу. Джонатан слышал еле сдерживаемые смешки.
– Все в порядке, дружище?
– Да, спасибо, – ответил Джонатан, но Макс уже повесил трубку.
На следующий день он позвонил и записался на прием к доктору Клэр.
– Нет, это не срочно, – сообщил он.
– С какой конкретно проблемой вы столкнулись и у какой из двух собак? – у девушки-администратора был голос десятилетнего ребенка.
– Я не могу это объяснить по телефону, – уклончиво ответил Джонатан, чувствуя себя почему-то старым развратником.
– Хорошо, – пропищала администратор, – я записываю вас на 30-минутный первичный прием. До встречи во вторник, в пять.
Во вторник, в четыре часа дня, Джонатан ускользнул с работы, прилетел на велосипеде домой, взял собак и направился к ветеринару. Он предвкушал настоящее приключение. Ветеринар! Ни разу в жизни у него не было повода идти к ветеринару, и он уже представлял себе, что перед кабинетом врача будет ожидать несметное количество экзотических животных, у каждого из которых – свои секреты. Он вообразил пожилого белого тигра, завершившего карьеру в шоу-бизнесе в Лас-Вегасе и переехавшего в пропахший плесенью старый особняк с видом на Центральный парк. И единственная живая душа, с кем он еще общался, – это дряхлая вдова его дрессировщика. А может, там будет пиранья в мобильном аквариуме на колесах. Или шиншилла (он пытался представить себе шиншиллу, но в голову лезла только шуба в серую полоску). Или галапагосская черепаха, вывезенная из Эквадора в обычном чемодане когда-то давным-давно, когда таможенники еще позволяли провозить в ручной клади исчезающие виды животных.
Ветеринарная клиника располагалась в красивом красно-кирпичном здании. Десятилетняя администратор (он сразу же узнал ее по голосу) оказалась молодой женщиной, фигурой и габаритами напоминавшей банковский сейф. Она представилась именем Айрис и протянула ему папку с анкетами, в первой же из которых требовалось заполнить данные его кредитной карты.
Он прочистил горло.
– Гхм… а вы не скажете, сколько стоит прием доктора Клэр?
– Все зависит от цели обращения. Стандартный 30-минутный прием без анализов – от 85 долларов, – ответила она и, натянуто улыбнувшись, вернулась к своему лэптопу.
Через десять минут раздался звуковой сигнал. Айрис встала, открыла одну из трех дверей и указала Джонатану внутрь.
– Ваша очередь, – пропищала она, и Джонатан вдруг представил себе, как внутри его ожидает расстрельная команда в составе двенадцати человек в форме французского иностранного легиона с винтовками наголо. А добродушный французский пудель в берете, готовый отдать команду «огонь» маленькой лапкой, курит сигарету.
Вместо этого ему пожала руку молодая высокая женщина без следов косметики на лице, с короткими волнистыми волосами и серьезным выражением лица.
– Здравствуйте, – сказала она с британским акцентом. – А это, наверное, Сисси?
– А, да, – ответил Джонатан, смущенный таким приветствием, и подтолкнул собаку вперед, как застенчивого ребенка в школе танцев.
– Поставьте ее, пожалуйста, на весы.
Он подвел Сисси к большим напольным весам и придержал ее несколько секунд.
– Хорошо, – доктор Клэр вбила результат в свой компьютер, – теперь поставим ее на стол.
Джонатан поднял ее, и врач послушала сердце Сисси.
– Хорошая девочка, – похвалила она, тщательно прощупывая лапы и вытягивая тазобедренные суставы вверх и назад, а плечевые – вверх и вперед. – Хорошо, – теперь она сгибала голеностопы, нажимала на спину вдоль позвоночника и осматривала зубы.