– Я так счастлива за Купера! – Эдди просто сияет. – Он заслуживает всего самого лучшего после… ну, ты знаешь, – ее улыбка гаснет, – после всего.
После всего. Это еще мягко сказано. Почти полтора года назад Саймон Келлехер устроил спектакль из собственной смерти, да так, что подозрения пали на мою сестру, Купера, Эдди и Нейта. На День благодарения телешоу «Следствие ведет Мигель Пауэрс» показало специальный репортаж, восстановив события во всех ужасных деталях – от хитрости, позволившей оставить всех нас после уроков, до разоблачения наших тайн в приложении «Про Это» с целью создать впечатление, что у каждого из четверки есть причина желать смерти Саймона.
Мы с Бронвин смотрели репортаж вместе, когда она приезжала домой на выходные. Я будто перенеслась на год назад, когда произошедшее стало событием национального масштаба и у нашего дома каждый день дежурили телевизионщики. Всей стране стало известно, что Бронвин украла результаты тестов по химии и получила оценку «А», что Нейт продавал наркотики, находясь на испытательном сроке за продажу наркотиков, что Эдди изменила своему бойфренду Джейку, который оказался таким законченным подонком, что согласился стать сообщником Саймона. А на Купера сначала повесили ложное обвинение в употреблении стероидов, а затем разоблачили как гея, когда он еще не был готов открыться своей семье и друзьям.
Но весь этот кошмар не мог сравниться с подозрением в убийстве.
Следствие почти что пошло по разработанному Саймоном плану, вот только Бронвин, Купер, Эдди и Нейт объединились, вместо того чтобы топить друг друга. А если бы они поступили иначе? Сомневаюсь, чтобы Купер стал героем в своей первой игре за колледж; Бронвин вряд ли поступила бы в Йель; Нейт, вероятно, угодил за решетку, а Эдди… Даже думать не хочется, что стало бы с ней. Потому что ее могло вообще не быть на свете.
Я вздрагиваю. Луис ловит мой взгляд и решительно поднимает стакан, чтобы не позволить испортить триумф своего лучшего друга.
– Ну, за судьбу? За Купера! За то, что надрал всем задницы в первой же игре!
– За Купера! – подхватывают остальные.
– Мы собираемся съездить к нему! – Эдди тянется через стол и хлопает Нейта по плечу – он уже начал прикидывать, как побыстрее смыться. – Тебя это тоже касается.
– Вся наша бейсбольная команда поедет, – добавляет Луис.
Нейт покорно кивает. Эдди – это стихийное бедствие; если задумала что-то, ее не остановить.
Фиби пересаживается поближе к нам с Ноксом – игра затягивается, остальные разбрелись по залу – и наливает себе воды.
– Вам не кажется, что Бэйвью без Саймона стал другим… и в то же время остался прежним? – говорит она так тихо, что слышим только мы с Ноксом. – Хотя люди оправились от шока, лучше не стали. Разве что мы больше не читаем «Про Это» и не следим, кто что натворил за последнюю неделю.
Некоторое время после смерти Саймона сайты-двойники появлялись, как грибы после дождя. Большинство из них сами собой загнулись через несколько дней, хотя один, под названием «Саймон говорит», прошлой осенью продержался почти месяц, пока не вмешалось руководство школы и не прикрыло его. Впрочем, этот сайт никто не принимал всерьез, поскольку его создатель – один из тихонь, с которым другие не общались, – не смог запостить ни одной новой сплетни.
Вот в чем феномен Саймона Келлехера: он знал о людях такое, чего никто и вообразить не мог. И никогда не спешил, стараясь обострить любую ситуацию и причинить максимум боли. А еще Саймон умело скрывал свою ненависть ко всем в «Бэйвью-Хай»; единственным местом, где он позволял себе выговориться, был форум «Я мститель» – тот самый, который я отыскала в попытках разгадать тайну его смерти. Тогда меня буквально тошнило от постов Саймона. До сих пор иногда дрожь берет от мысли – как мало понимал любой из нас, что значит противостоять такому блестящему уму.
События могли бы принять совсем другой оборот.
– Эй! – Нокс толкает меня, возвращая к реальности. Мы так и сидим втроем, вспоминая Саймона; я и не думала, что мои одноклассники до сих пор под впечатлением тех событий. – Не переживай. Все в прошлом.
– Ты прав, – соглашаюсь я.
Внезапно собравшиеся в кафе разом издают громкий стон. Лишь через минуту я осознаю смысл происходящего, и мое сердце падает: запасной питчер в конце девятого иннинга позволил команде противника оккупировать все три базы, счет сравнялся, и новый питчер сдал игру. «Титаны» за одну пробежку лишились всего, что завоевали за три. Команда противника сбегается на домашнюю базу обнимать хиттера, пока не образуется куча мала. Купер, несмотря на свою божественную игру, не получит награду.
– Не-е-е-ет! – стонет Луис, уронив голову на руки. – Продули, мать вашу! Позор!
Фиби вздрагивает.
– Как же не повезло… Но Купер не виноват!
Я ищу глазами единственного человека за столом, на которого могу рассчитывать, – то есть Нейта. Вот кто знает, что мне нужно. Он переводит взгляд с моего напряженного лица на рассыпанную по столу соль, будто знает о тайном пари, которое я заключила сама с собой. И я могу прочитать его мимику так безошибочно, будто он говорит вслух.
Не придавай значения, Мейв. Это всего лишь игра.
Он прав, разумеется. И все же, все же… Я так желала Куперу победы!
Глава 2. Фиби
Вторник, 18 февраля
Конечно, я понимаю, что мама не играет в куклы. Но сейчас утро, я еще толком не проснулась и не успела надеть контактные линзы. Поэтому, вместо того чтобы сощуриться, я наклоняюсь над кухонным столом и спрашиваю:
– Что это у нас за игрушки?
– Фигурки на свадебный торт, – отвечает мама, забирая одну из кукол у моего двенадцатилетнего брата Оуэна.
Я подношу ее поближе к глазам. Ого! Невеста, вся в белом, обхватила ногами талию жениха. А сколько вожделения некий непризнанный художник умудрился запечатлеть на лицах крошечных фигурок!
– Классно! – Как я сразу не догадалась, что все это свадебные аксессуары! На прошлой неделе наша кухня была завалена образцами приглашений, а до того авторскими цветочными композициями, которые обычно ставятся в центре стола.
– В коллекции всего одна в таком духе, – говорит мама, как бы оправдываясь. – Я считаю, нужно ориентироваться на вкусы потребителей, а вкусы бывают разные. Можешь положить фигурку обратно? – Она кивком показывает на картонную коробку, наполненную обрезками застывшей монтажной пены.
Я опускаю сладкую парочку внутрь, затем беру из шкафчика возле раковины стакан, наливаю воды из крана и с жадностью выпиваю.
– А что, люди до сих пор ставят такое на торты?
– Это образцы, из «Голден рингс», – говорит мама. С тех пор как она начала работать в агентстве по организации свадеб, коробки с подобным барахлом появляются в нашей квартире каждые несколько недель. Мама делает фото, отмечает, что ей нравится, а затем снова упаковывает и отправляет своим коллегам. – Некоторые из них просто прелесть! – Она показывает другую фигурку – силуэты жениха и невесты, кружащихся в вальсе. – Как тебе?
Я достаю две последние вафли из открытой пачки «Эгго» и запихиваю в тостер.
– По-моему, такие штуки не в стиле Эштон и Эли. Они смотрят на жизнь проще.
– Порой некоторые не знают, чего хотят, пока сами не увидят, – настаивает мама. – Моя работа отчасти в том и заключается, чтобы открыть людям глаза, убедить попробовать что-то новое.
Бедная Эштон!.. Мы познакомились со старшей сестрой Эдди прошлым летом, когда переехали сюда. Эштон – просто золотая соседка: всегда подскажет, какую готовую еду выбрать, какая стиральная машина не глотает монетки, а еще она приносит нам билеты на концерты – работает художником-оформителем в Калифорнийском центре искусств. Эштон понятия не имеет, на что подписалась, согласившись помочь маме подзаработать на оказании дополнительных услуг. Всего-то добавить «несколько деталей» для ее будущей свадьбы с Эли Кляйнфельтером!
Мама несколько увлеклась и вышла за рамки. Ей хочется произвести хорошее впечатление, тем более что Эли стал популярной в городе фигурой. Он тот самый адвокат, который защищал Нейта Маколи, ложно обвиненного в убийстве Саймона Келлехера, и теперь частенько дает интервью в связи с тем или иным громким делом. Пресса ухватилась за тот факт, что Эли женится на сестре девушки из знаменитой Четверки, и много пишет о его предстоящей свадьбе. Для мамы это означает бесплатную рекламу, включая упоминание в «Сан-Диего трибюн» и расширенную публикацию в декабрьском номере «Бэйвью блейд», которая после разоблачения Саймона превратилась в рассадник сплетен. Разумеется, там подали информацию под максимально драматичным заголовком: «После невосполнимой потери вдова занялась развлекательным бизнесом».
А ведь нам и без их напоминаний приходится несладко!
Тем не менее мама уже вложила в подготовку к свадьбе больше энергии, чем во все остальные проекты, которыми занималась в последние годы, и я должна быть благодарна Эштон и Эли за их безграничное терпение.
– У тебя завтрак горит, – невозмутимо объявляет Оуэн с набитым ртом.
– Черт! – Я выхватываю вафли и вскрикиваю от боли, коснувшись пальцами горячего металла. – Мам, может, все-таки купим новый тостер? Этот уже совсем не годен. Раскаляется докрасна за полминуты.
Мама сдвигает брови и принимает озабоченный вид – как всегда, стоит кому-то из нас упомянуть о денежных расходах.
– Знаю. Но может, сначала попробовать почистить старый? Представляете, сколько хлебных крошек скопилось внутри за десять лет?
– Я почищу, – вызывается Оуэн, поправляя очки. – А если не поможет, разберу на части. Клянусь, я сумею!
Я рассеянно улыбаюсь ему.
– Не сомневаюсь, умник. Как я раньше не догадалась тебя попросить?
– Оуэн, я не хочу, чтобы ты играл с электричеством, – протестует мама.
– Я не собираюсь играть! – обижается брат.
Хлопает дверь; моя старшая сестра Эмма выплывает из нашей комнаты и направляется в кухню. Вот к чему я никогда не привыкну в этой квартире: здесь один-единственный этаж, и всегда знаешь, кто где в данный момент находится. Не то что в нашем прежнем доме – у каждого была отдельная спальня, а еще общая гостиная, и кабинет, который в конце концов превратился в игровую комнату для Оуэна, и папина мастерская на цокольном этаже…
Плюс к тому у нас был папа.
Эмма натыкается взглядом на пластиковые фигурки в свадебных нарядах, загромоздивших кухонный стол.
– Люди до сих пор ставят такое на торты?
– Твоя сестра задала тот же вопрос, – говорит мама. Она постоянно выискивает в нас с Эммой похожие черты, будто каждое лишнее напоминание каким-то образом вернет нам былые сестринские чувства.
Эмма бормочет что-то и подходит ближе, но я сижу, по-прежнему уставившись на свой завтрак.
– Ты могла бы пропустить меня? – вежливо спрашивает она. – Мне нужен блендер.
Я сдвигаюсь в сторону. Оуэн выхватывает со стола фигурку невесты с ярко-рыжими волосами.
– Эмма, смотри, вылитая ты!
У всех нас рыжие волосы, но в разных оттенках: у Эммы золотисто-каштановые, у меня бронзовые с медным отливом, а Оуэн – рыжеватый блондин. Но вот уж кто действительно выделялся в толпе своей шевелюрой апельсинового цвета, так это наш отец. В старших классах у него даже было прозвище Чито. Как-то мы вместе пошли в фуд-корт в нашем молле, и отец отлучился в туалет, а когда вернулся, то обнаружил, что пожилая пара с подозрением изучает мою темноволосую смуглую маму и ее троих рыжих и светлокожих детей. Папа положил маме руки на плечи и объявил, широко улыбаясь:
– Видите? Мы одна семья!
А кто мы теперь, спустя три года после его смерти? Каждый сам по себе.
Если меня спросить, в какое время дня моя сестра чаще всего не в духе, я бы затруднилась ответить. С недавних пор Эмма вообще мало чему радуется. Однако по утрам мы подвозим в школу мою подругу Джулс, и эти четверть часа однозначно попадают в первую тройку.
– Я в шоке! – Джулс, запыхавшись, забирается на заднее сиденье нашей старенькой «Короллы» и сбрасывает рюкзак. Я поворачиваюсь к ней, и подруга срывает солнечные очки, устремив на меня полный презрения взгляд. – Фиби, это некрасиво!
– Что? Почему? – недоуменно спрашиваю я и начинаю ерзать на сиденье, поправляя перекосившуюся юбку. Годы проб и ошибок не прошли даром – я наконец подобрала для себя гардероб, наиболее подходящий для фигуры: короткая пышная юбка, желательно с ярким крупным рисунком; топ насыщенного цвета с V-образным вырезом или с глубоким декольте; ботильоны на наборном каблуке.
– Пристегнись, пожалуйста, – напоминает Эмма.
Джулс защелкивает ремень, по-прежнему свирепо глядя на меня.
– Сама знаешь.
– Понятия не имею.
Эмма отъезжает от бордюра. Джулс живет в довольно скромном разноуровневом доме, всего в одном квартале от нашего старого жилища. Наши прежние соседи, по большому счету, не из самых состоятельных жителей Бэйвью, однако молодожены, которым мама продала дом, были в восторге от того, что именно здесь начнут совместную жизнь.
Джулс трагически широко распахивает зеленые глаза, особенно выразительные на фоне ее смуглой кожи и темных волос.
– Нейт Маколи был вчера в «Контиго», а ты мне даже сообщения не послала!
– Ах, вот ты о чем… – Я включаю радио погромче, и мою невнятную реплику заглушает последний хит Тейлор Свифт.
Джулс всегда питала слабость к Нейту – она вообще имеет привычку западать на красивых хулиганистых парней, – однако никогда не рассматривала его как потенциального бойфренда, пока с ним не начала встречаться Бронвин Рохас. Теперь она, как стервятник, нарезает круги над Нейтом, а у меня возник «конфликт лояльности», потому что с самого начала работы в кафе я подружилась с Эдди, которая, само собой, состоит в команде Бронвин.
– Он никогда нигде не тусуется, – стонет Джулс. – Черт, я такую возможность упустила!.. И ты еще называешься подругой, Фиби-Джиби! Это нечестно! – Она достает блеск для губ с винным оттенком и подается вперед, чтобы лучше рассмотреть себя в зеркале заднего вида. – Ты его видела. Как считаешь, у них с Бронвин все?
– Похоже на то. А вообще трудно сказать. Он ни с кем толком не общался, кроме Мейв и Эдди. В основном с Эдди.
Джулс поджимает губы с выражением легкой паники.
– Ужас! Ты думаешь, они теперь пара?
– Нет. Быть того не может. Они просто друзья. Джулс, не каждая девчонка считает Нейта неотразимым.
Подруга опускает блеск для губ в сумку и со вздохом поворачивается к окну.
– Ты-то откуда знаешь? Он такой горячий, я просто умираю.
Эмма останавливается на светофоре, трет глаза и протягивает руку к радиоприемнику.
– Я убавлю громкость. Голова раскалывается.
– Плохо себя чувствуешь? – спрашиваю я.
– Просто устала. Вчера допоздна занималась репетиторством с Шоном Мердоком.
– Неудивительно, – говорю я себе под нос. Если задаться целью найти представителей разумной жизни в предпоследнем классе «Бэйвью-Хай», Шона Мердока среди них не окажется. Зато у его родителей есть деньги, и они охотно платят Эмме за услуги репетитора – а вдруг ее трудолюбие или отличные оценки каким-то образом передадутся Шону?
– Эмма, а может, и мне нанять тебя? – размышляет Джулс. – С химией в этом семестре полный завал. Что делать, ума не приложу. Разве что украсть результаты тестов, как Бронвин Рохас.
– Бронвин пришлось все пересдавать, – напоминаю я.
– Не защищай ее! – Джулс, надув губы, пинает ногой мое сиденье. – Она разрушила мою любовь.
– Если ты серьезно насчет репетиторства, у меня в расписании есть окно в эти выходные, – предлагает Эмма.
– Химия в выходные? – с возмущением восклицает Джулс. – Нет уж, спасибо.
– Как скажешь, – выдыхает сестра с некоторым облегчением, будто ничего другого от Джулс и не ожидала. – Мое дело предложить.
Эмма всего на год старше меня и Джулс, но часто кажется ближе по возрасту к Эштон Прентис, чем к нам. Сестре никто не даст ее семнадцати лет; Эмма ведет себя так, будто ей двадцать пять и она учится не в выпускном классе, а готовится получать диплом магистра. Даже сейчас, когда заявления о приеме в колледж отправлены и остается лишь ждать ответа, не может расслабиться.