Мои губы искривляются в усмешке, и я выпаливаю:
– Кастор, ко мне!
Кастор поднимается и идет прямо ко мне. Он становится напротив, ожидая следующей команды.
– Сидеть.
Он садится.
Как будто по мановению волшебной палочки.
Дэр улыбается, обнажая свои белоснежные зубы.
– Вот видишь. Он очень сообразительный. И я уверен, что он все еще помнит тебя. Они оба были натренированы на ваши запахи.
– Наши запахи?
Дэр кивает:
– Да. Твой и твоего брата. Сабина сохранила несколько ваших рубашек специально для них. И это сработало, как ты можешь заметить. Он тебя узнает.
На этот раз киваю я, потому что не могу с ним поспорить. Пес и правда узнал меня. Но это немного странно, что мой запах так активно использовался весь этот год, а я даже не знала об этом, хотя, пожалуй, довольно глупо так серьезно думать об этом. Ведь, по сути, мой запах мне не принадлежит. Если подумать. Я оставляю его на вещах и там, где бываю, и так он распространяется вокруг. И с того момента, как я оставляю его где-то, он больше не может впитаться обратно в меня.
Дэр отправляется на прогулку вместе со мной, излишне угловатый и слегка неуклюжий, но мне он кажется таким утонченным, что я сразу чувствую его принадлежность к высшему обществу. Да и в конце концов, он на целых три года старше меня. Одиннадцатилетки в школе даже не наградят меня своим взглядом. Ну ладно, разве только для того, чтобы обозвать меня призраком похоронного бюро. Это воспоминание заставляет меня поморщиться, Дэр это замечает и смотрит на меня с любопытством:
– Что такое?
Я сглатываю: ни за что на свете я не открою ему свои мысли, мне слишком стыдно от них.
– Ничего особенного. Лучше расскажи, что ты делаешь на улице так рано?
На этот раз мне кажется, что его лицо морщится от секундной судороги, но ему почти сразу удается спрятать это.
– Только в это время я могу выходить, – пожимает плечами он, но все же не утруждается разъяснениями, – только не говори Сабине, хорошо?
Я думаю, что с его стороны довольно глупо просить меня об этом, ведь мы не делаем ничего плохого, но я все равно соглашаюсь:
– Хорошо. Но все же, чем ты занимаешься здесь?
Он снова пожимает плечами:
– Ничем. Просто брожу.
Он выглядит очень умным. Наверное, дело в том, что на нем пиджак.
– Можно я погуляю с тобой? Я не знаю, куда идти.
Дэр немного колеблется, но все-таки согласно кивает:
– Ладно. Но ты должна вести себя очень тихо. Мы же не хотим разбудить взрослых?
– Здесь все такое огромное, – отвечаю я, – никто не сможет услышать, как мы ходим здесь.
– Здесь глаза повсюду, – предостерегает он меня, – даже не сомневайся.
– Поняла, – отвечаю я, потому что он хочет, чтобы я с ним согласилась.
Но я думаю, что у него что-то вроде паранойи и его страхи ничем не обоснованы.
Мы направляемся по тропинке к широким полям, отходя все дальше и дальше от дома, а Кастор бежит впереди в паре шагов от нас. Время от времени он поднимает в воздух свою морду с огромным носом и принюхивается к ветру, будто проверяет, проверяет, проверяет, нет ли рядом кого-то или чего-то подозрительного.
– Что он пытается унюхать? – с любопытством спрашиваю я у Дэра.
– Что-то, – предполагает в ответ он, – все вокруг. Кто знает? Героизм – одно из ключевых качеств ньюфаундлендов. Думаю, он мог бы умереть, защищая тебя.
– А тебя? – спрашиваю я.
Дэр бросает на меня удивленный взгляд.
– Возможно. Но это не мой пес. Он твой.
Мне до смерти хочется спросить, почему ему нельзя завести свою собственную собаку, потому что, очевидно, Кастор ему очень нравится. Но я так и не решаюсь. Меня не покидает странное чувство, что этот вопрос может его обидеть, задеть его чувства, а мне этого совсем не хочется. У меня внутри появляется странное восхищение этим мальчиком и его темными глазами.
Дэр останавливается посреди тропинки, и мне кажется, что он пытается задержать дыхание. Я вдруг замечаю, что он очень бледный: гораздо бледнее, чем последний раз, когда я его видела. Я касаюсь пальцами его локтя.
– С тобой все в порядке? – быстро спрашиваю я, и он отскакивает от моего прикосновения, как от огня.
– Конечно, – молниеносно отвечает он. – А у тебя есть какие-то сомнения?
Да, у меня есть сомнения, потому что тебе сложно дышать.
Но тем не менее я предпочитаю не говорить об этом вслух, потому что он явно не хочет, чтобы я видела его таким. Поэтому я просто тихонечко жду рядом с ним, очень терпеливо. Проходит несколько минут, прежде чем он оказывается снова готов продолжать путь, хотя на этот раз шагает он гораздо медленнее. Кастор тоже старается идти не так быстро, в одном темпе с нами.
Один мальчик, который учится со мной в одном классе в школе, болеет чем-то под названием астма. Он всегда носит с собой ингалятор, и довольно часто, особенно во время обострений, он не может долго бегать или играть, потому что ему нужно восстановить дыхание. Наверное, у Дэра тоже эта болезнь, только мне кажется глупым то, что он не хочет признаться мне в этом. Ведь астма – это не то, чего надо стесняться.
Дэр указывает на каменное здание в небольшом отдалении от нас:
– Это усыпальница. Каждый из рода Саваж захоронен здесь. Ты тоже тут будешь, когда умрешь.
Какой гнетущий разговор.
– И ты тоже будешь?
Вопрос срывается с моих губ раньше, чем я успеваю его остановить.
Дэр издает смешок, но я слышу, что ему совсем не весело.
– Сомневаюсь. Да мне и не хотелось бы этого. Мой отец был французом, поэтому похоронят меня, скорее всего, во Франции. Они не могут оставить меня здесь.
В его голосе сейчас слышно ровно столько же презрения, сколько в голосе Элеаноры, когда она говорит о нем. «Дурная кровь», – так сказал бы мой отец. Вот только почему?
– Тебе не нравится здесь? – спрашиваю я в надежде на то, что он скажет мне что-нибудь, что прольет свет на все происходящее в этом доме.
Но Дэр молчит, его глаза замерли на одной точке на линии горизонта.
– Пожалуйста, скажи мне! – умоляюще продолжаю я. – Мне тоже здесь не нравится.
– Почему же? – Дэр смотрит на меня, и кажется, в его взгляде появляется нотка любопытства.
– Потому что я скучаю по папе. По своей комнате. Мы живем в одном доме с похоронным бюро, ты ведь помнишь об этом?
Дэр кивает.
– Об этой части, пожалуй, можно было бы не говорить, потому что дети в школе часто дразнят меня, но сейчас я правда скучаю по дому. По океану. Уитли слишком большой. Мне здесь страшно, потому что все такое мрачное, а люди – молчаливые. Такое ощущение, что все друг от друга что-то скрывают, а уж мне-то и подавно никогда не узнать всех тайн.
– Да, ты не знаешь и половины всего, – бормочет Дэр, и я смотрю на него с вызовом, но он отводит взгляд.
– Расскажи, каково это – жить в похоронном бюро? – произносит он, меняя тему.
Я улыбаюсь, потому что в отличие от моих одноклассников он явно спрашивает это не для того, чтобы поиздеваться надо мной. Ему просто любопытно.
– Нормально. Повсюду пахнет цветами. И этот запах въедается в твои волосы и одежду.
– А мертвецы правда выглядят так, будто они просто уснули?
Я усмехаюсь:
– Нет, они выглядят как обычные мертвецы.
Дэр кивает:
– Я понял.
Мы замолкаем, просто неторопливо шагая вперед; Кастор бредет рядом с нами и тяжело дышит. Маленькие камушки перекатываются под моими ногами, и мне снова хочется оказаться дома, посреди орегонских скал. Но если подумать, то там не будет Дэра, а мне стало очень интересно с ним.
Ветер дует мне прямо в лицо, и я поднимаю руку, чтобы убрать растрепавшиеся пряди за ухо, как вдруг краем глаза я улавливаю какое-то движение.
Я поворачиваю голову, и мне кажется, что мои ночные кошмары стали явью.
Передо мной Кастор и Поллукс, оба сильно избиты, все в крови: они волокут по тропинке свои изуродованные тела со сломанными лапами. Кровь сочится даже из их глаз и носов, оставляя длинный след позади них. Красная жидкость пропитала подушечки их лап и ложится бордовыми кляксами на землю. Вокруг столько крови, что меня буквально тошнит от ее запаха, я могу ощутить ее вкус на своем языке.
Я истошно кричу и хочу броситься к ним, но у меня ничего не выходит: мои ноги словно приковали к земле. Я не могу пошевелиться, я словно окаменела, окаменела, окаменела. Сердце тяжело бьется внутри. Кровь, пульсируя, циркулирует по венам. И я обездвижена, обездвижена, обездвижена.
– Кастор! – со стоном выкрикиваю я.
Пес пытается поднять голову, хочет подойти ко мне, потому что он послушный мальчик и его много дрессировали, но его изломанные кости торчат из-под кожи и он больше не может идти и с грохотом падает на землю. Удар настолько мощный, что у меня земля уходит из-под ног.
Я кричу.
Из моего рта вырывается вопль.
Я закрываю руками лицо.
Дэр спокойно поворачивается ко мне, а его глаза сейчас напоминают безжизненные озера: он стоит прямо передо мной, но это не он.
– Что ты наделала? – говорит он, словно мертвец.
Я хочу сделать вдох, но ничего не получается.
Я не могу.
Я не могу.
Я крепко зажмуриваю глаза и камнем падаю на землю.
– Калла! Калла! Открой глаза! Тсс! Все в порядке, в порядке. Что случилось?
Голос полон отчаяния и тревоги, я концентрирую на нем свое внимание, пытаясь снова почувствовать себя в своем теле, услышать его по-настоящему.
– Калла!
Я фокусируюсь на этих двух слогах, на звуке голоса, который их произносит.
Это Дэр, и на этот раз его речь полна жизни, совсем не так, как прежде.
Я открываю глаза и вижу его лицо в нескольких сантиметрах от моего, его темные глаза полны паники.
– Что случилось? – спрашивает он, обнимая меня за плечи. – С тобой все нормально?
Наверное, он пытался встряхнуть меня, чтобы я пришла в себя.
Я судорожно мотаю головой.
– Что с собаками? О боже! Что случилось?
Дэр удивленно вытягивает голову вперед, словно не понимает меня.
– О чем ты?
Я слышу, как скулит Кастор позади него, и подскакиваю от неожиданности, а затем усаживаюсь, чтобы лучше разглядеть.
Пес сидит в нескольких шагах от нас, собачья преданность в его глазах, а скулит он потому, что я сильно напугала его своим поведением, теперь же он отчаянно виляет хвостом в надежде, что я приду в себя. Его кости целы. Нигде не видно и следа крови.
Все в порядке.
Все в порядке.
Все в порядке.
У меня перехватывает дыхание. Это все было нереально. Или все же это случилось на самом деле?
– Мне показалось… с Кастором случилось… – Я не договариваю, и мой голос срывается, потому что в точности повторяется та же история, когда я подумала, что мой брат погиб.
Неужели и в этот раз все это – плод моего больного воображения?
Очевидно, что это было нереально.
– Мне нужно увидеть Финна, – наконец говорю я.
Потому что только Финн поможет мне все понять. Только ему я могу все это доверить.
– Ты сумасшедшая? – спрашивает меня Дэр, помогая подняться на ноги. – Мой отчим говорил, что да.
– Нет! – сиюминутно вырывается у меня, но я уже не уверена в собственной правоте, возможно, я действительно сумасшедшая. – И вообще-то это довольно грубо.
– Мой отчим – грубый человек, – отвечает Дэр, но так и не извиняется за сказанное передо мной.
Внезапно я замечаю за его плечом силуэт моей мамы, спешащей к нам: на ней только ночная рубашка, ее волосы взлохмачены и развеваются по ветру.
– Что случилось? Что с вами? – засыпает нас вопросами она, подбегая к нам и притягивая меня к себе. – Я слышала, как ты кричала.
Позади нее уже стоят Финн и Сабина. Они пристально смотрят на меня: им уже известно то, в чем мне отчаянно не хочется признаваться.
Я сумасшедшая.
– Ничего, – говорю я, – мне кое-что привиделось, чего не было на самом деле. – И теперь мне совершенно ясно, что мне это правда привиделось, потому что Поллукс рядом с Финном, очевидно, что с ним все в полном порядке.
Сабина смотрит на Дэра.
– Ты же знаешь, что тебе не положено находиться снаружи, – произносит она, – тебе прекрасно известно, какие последствия это может повлечь за собой.
Он серьезно кивает, и она переводит взгляд на меня.
– И тебя тоже не должно быть здесь, – обращается она ко мне, – тебе не стоит навлекать на себя беду, малышка. – Ее голос звучит сурово, и у меня возникает чувство, будто я уже попала в беду, даже не знаю почему.
Но если кто-то и должен на меня злиться, так это моя мать. Мама не произносит ни слова, просто не выпускает меня из своих объятий.
– Это все я виноват, – быстро вмешивается Дэр, прежде чем я успею придумать, что бы ответить Сабине, – она услышала, как я гуляю, и решила последовать за мной. Это все я.
– Никто ни в чем не виноват, – начинаю было я, но Сабина уже энергично кивает.
– Ты не должен вводить ее в заблуждение, мальчик, – говорит она. – Ричард будет зол, прослышав об этом. Если он уже не знает обо всем.
Лицо Дэра бледнеет, и он замолкает, но ничто не остановило его в попытке помочь мне. Он решил постоять за меня. Я пытаюсь взять его за руку, но он отталкивает меня, не поднимая глаз.
– Пойдем внутрь, – зовет меня Финн, удерживая меня за локоть своей рукой.
Мама почти силком затаскивает нас в дом и разводит по комнатам, поэтому весь остаток дня мы с Дэром больше не встречаемся.
Дело близится к полудню, когда ко мне в комнату входит Сабина и ставит поднос на столик около моей кровати.
– Меня прислала твоя мама, – сообщает она, протягивая мне чашку, от которой вверх поднимается легкий пар, – выпей это и расскажи, что ты видела сегодня утром.
Оказывается, она принесла мне чай, и я делаю глоток: на вкус он очень горький и неприятный, от чего мне сразу хочется его выплюнуть. Я пытаюсь отдать ей кружку обратно, но она мотает головой.
– Пей! – настаивает она.
Я выпиваю приготовленный чай, но так и не отвечаю на ее вопрос. Я не говорю о том, что видела искалеченных и окровавленных собак. Потому что как вообще я могла вообразить что-то подобное? Должно быть, я чудовище. Только монстр может думать о таком.
Но она все ждет, а я молчу, и в конце концов Сабина глубоко вздыхает.
– Я все о тебе знаю, – говорит она, ее рука лежит на моем колене, а длинные ногти врезаются в кожу, – тебе не нужно это скрывать. Просто доверься мне.
Мне хочется сказать ей, что нельзя просто так взять и попросить кого-то довериться тебе, что доверие нужно заслужить. Папа постоянно говорит мне об этом, и теперь я понимаю, как он прав. Мой папа очень умный. Но я держу рот на замке, она не должна узнать об этом.
– И что же вы обо мне знаете? – спрашиваю я вместо этого.
– Ты отлично понимаешь, о чем я, – отвечает она, – мне известно то, что не известно никому. Я все о тебе знаю, дитя.
И все же я встряхиваю головой, потому что этого просто не может быть. Я ведь никому не рассказывала о том, что я там увидела. И уж точно я бы не стала рассказывать об этом ей.
Со звуком, похожим на кудахтанье, она встряхивает головой.
– Я не смогу помочь тебе, если ты не будешь со мной честна, – говорит она, забирая поднос и направляясь к двери, но на полпути она останавливается и поворачивается ко мне. – Держись подальше от Дэра, – добавляет она, – однажды он приведет тебя к твоему концу.
– К моему концу? – не могу сдержать вопрос я.
Она улыбается, хотя это больше похоже на оскал, и кивает.
– К твоему концу. Один в один в один, Калла.
– Что все это значит? – в недоумении спрашиваю я, но она уже уходит, а дверь за ней закрывается с протяжным скрипом.
Кастор лежит у меня в ногах, и я так рада, что он жив и здоров, что я могу обнимать его за шею, наполняя легкие запахом собачьей шерсти, чувствуя его прикосновение своей щекой.
– Кастор, я люблю тебя.
В ответ он тяжело дышит, лежа рядом со мной. Я замечаю, что комната вокруг меня начинает вращаться, а мой взгляд становится туманным. Я не знаю, что происходит, но я не могу удержать глаза открытыми, мои веки слишком тяжелые.
Тяжелые.
Тяжелые.
По моим рукам растекается тепло, распространяясь в каждую ладонь, в каждый палец, в то время как ноги словно погружены в ванну со льдом, и все вокруг вращается, вращается, пока не наступает полная, абсолютная тьма. Закрывая глаза, я что-то улавливаю боковым зрением в той части моей комнаты, где падает густая тень.