Она представляется нам Сабиной, хотя мама называет ее просто Сабби. Так, словно они знакомы уже лет сто, хотя до сегодняшнего дня я ни разу не слышала, чтобы кто-то упоминал о ней. Все это кажется мне какой-то бессмыслицей, и мне становится любопытно, испытывает ли Финн то же самое, что и я.
Но, кажется, он не чувствует и капли моего потрясения и замешательства, пожимая руку Сабины. Он серьезно улыбается ей и вежливо произносит:
– Приятно с вами познакомиться.
Наступает моя очередь, и я ловлю на себе пристальный взгляд Сабины, ее темные глаза пронизывают меня насквозь, будто она пытается прочитать мои мысли.
– Приятно познакомиться, – выдавливаю я из себя заученную вежливость.
Уголки ее губ приподнимаются, морщинистая рука хватает мою. Ее кожа холодна, как лед, и по спине снова пробегает дрожь. В ответ она улыбается, и что-то в ее манерах выводит меня из себя, волоски на моей шее становятся дыбом, а каждый позвонок в моей спине выстраивается в идеально прямую линию.
– Смерть предрешена, я вижу. Жребий был брошен, – очень тихо бормочет она себе под нос, и я единственная, кто это слышит.
– Что? – смущенно переспрашиваю я.
Но она встряхивает головой.
– Не беспокойся, дитя, – твердо говорит она мне, – тебе не стоит переживать об этом, во всяком случае, пока.
Но я не могу не беспокоиться, потому что ее слова прочно оседают в моей голове.
Она ведет нас к нашим спальням и на пути поворачивается ко мне.
– Здесь ты должна меня слушаться, – сообщает она как само собой разумеющееся, так, словно я никогда не помышляла о том, чтобы спорить с ней. Я открываю было рот, но ее пронзительный взгляд не позволяет мне произнести ни слова. – Я обеспечу тебя всеми необходимыми снадобьями и препаратами, чтобы ты могла держать в руках свою… болезнь. Я делаю это в твоих интересах. И в интересах этой семьи. Ты должна довериться мне.
Ее речь звучит как неоспоримое утверждение, а не вопрос ко мне.
Она останавливается около двери в комнату Финна и позволяет ему войти, а затем мы продолжаем наш путь по коридору по направлению к моим покоям.
Перед большой деревянной дверью она поворачивается ко мне лицом.
– Если тебе что-то понадобится, сразу зови меня.
Она оставляет меня совсем одну в огромной комнате, напоминающей пещеру.
– Смерть предрешена, – полушепотом бормочу я себе под нос, бессмысленно уставившись на свой чемодан: он стоит в ожидании, пока я распакую его, но моя спальня слишком большая, чтобы я могла почувствовать себя здесь как дома.
Домой – вот куда мне хотелось бы вернуться больше всего на свете, только бы подальше от этого странного места, от всех этих людей с их загадочными словами и повадками.
– Что ты сказала? – спрашивает с порога Финн.
Некоторое время он просто стоит и смотрит на меня, а затем заходит в комнату и озирается по сторонам.
– Моя спальня мне нравится больше, – сообщает он, так и не дождавшись ответа.
Пока мне не довелось увидеть его комнату, поэтому я не берусь спорить, но в душе чувствую огромную благодарность за то, что он не стал повторять свой вопрос. Эти слова – просто какой-то бред, и я вообще предпочла бы, чтобы он не слышал, как я их произношу.
Смерть предрешена.
Что это значит?
Финн вприпрыжку скачет через всю комнату и плюхается в кресло из синего бархата, стоящее около окна. Мягкая подушка сиденья под ним издает протяжный скрип, и мой брат переводит взгляд на пейзаж за стеклом.
– Этот дом такой огромный! – восхищенно произносит он, словно это и без того не очевидно. – А еще Сабина сказала мне, что у нас будет собака.
Это заставляет меня немного воспрять духом. Потому что дома нам нельзя было заводить собаку, ведь у папы аллергия на животных.
– Собака?
Финн кивает в ответ с видом вестника хороших новостей.
Это место становится лучше в моих глазах.
Совсем капельку.
Мой брат помогает мне распаковать вещи и убрать одежду в шкаф. Я замираю, глядя на гигантскую кровать.
– Мне будет страшно спать здесь, – тихонько проговариваю я.
Финн мотает головой.
– Если хочешь, я приду спать к тебе. Тогда никто из нас не будет один.
Мне никогда не грозит одиночество – это одно из преимуществ жизни близнецов. Я улыбаюсь, и мы вместе находим столовую: когда мы вдвоем, никто из нас не одинок. К тому же если мы придем раньше, то нет риска опоздать к ужину.
Он проходит именно здесь, вокруг самого большого стола, который мне когда-либо доводилось видеть, и именно здесь мы впервые встречаем нашу бабушку.
Элеанора Саваж восседает во главе, ее волосы собраны в пучок. На ней платье и украшения из жемчуга, и выглядит она совсем не радостной, хотя и говорит, что рада наконец встретиться с нами. Она делает акцент на слове «наконец», бросая выразительный взгляд на нашу маму, когда произносит это.
Мама сглатывает, но ничего не отвечает. Это кажется мне любопытным. Мама боится бабушку. Но чуть позже, снова глядя на эту суровую пожилую женщину, меня осеняет мысль, что, должно быть, она наводит страх на всех.
Элеанора бросает на меня взгляд.
– Мы всегда содержали пару ньюфаундлендов у нас в поместье Уитли. Но недавно нам пришлось усыпить старых псов. Вам с братом выпадет честь выбрать двух новых собак. Сука наших соседей недавно ощенилась.
Я понятия не имею, что значит «ощениться», и мне всегда запрещали произносить вслух слово «сука». Но мне приходится кивнуть из вежливости, потому что она явно от меня этого ожидает и ведет себя так, как будто оказывает нам великую честь. Она ни разу не сказала ничего вроде «Добро пожаловать в Уитли. Я ваша бабушка, я вас люблю и буду заботиться о вас». Вместо этого она любезно позволяет нам выбрать новых щенков, которые будут жить в поместье.
Я ничего больше не говорю, потому что на самом деле я очень хочу собаку и боюсь, что, если задам хоть один вопрос, она передумает.
Вместо этого я стараюсь сконцентрироваться на своем ужине, который представляет собой странное блюдо: стейк, начиненный почками. Я размазываю по тарелке смесь из внутренних органов, которая выглядит совсем не аппетитно, но внезапно ловлю на себе мамин взгляд: она недовольно взметнула одну бровь вверх. Мне ничего другого не остается, кроме как нехотя положить кусочек в рот. На вкус это блюдо похоже на мясо, но по ощущениям больше напоминает кусок резины, от чего мне кажется, что меня вот-вот вывернет наизнанку. Я проглатываю эту омерзительную еду, даже не прожевав.
– А где наш двоюродный брат? – внезапно спрашивает Финн, и только сейчас я замечаю, что успела совсем о нем забыть, о том мальчике, с которым мы познакомились в прошлом году: о мальчике с темными, почти черными глазами.
Мальчике по имени Дэр.
Наша бабушка смотрит на нас свысока.
– Адэр ужинает в крыле своего отца. И впредь вам должно быть известно, что детям не позволено задавать много вопросов здесь, в Уитли.
Я сглатываю, потому что атмосфера здесь слишком суровая, и от этого мне становится страшно, как меня пугает и то, что Уитли, должно быть, невероятно огромное поместье. Настолько огромное, что у каждого из нас свое отдельное крыло, собственные спальни, свои личные покои. Оно похоже на остров, затерянный где-то посреди Англии.
Меня выводит из равновесия и то, что моя бабушка явно недолюбливает Дэра. Это слышно по ее голосу, в котором буквально сквозит неприязнь и отвращение. Мне становится любопытно, за что она так ненавидит его, но лишь ненадолго. Возвращаясь в свою огромную спальню, я стараюсь выкинуть это из головы. Это не мое дело. Он всего лишь мой сводный двоюродный брат, и я даже не знаю его толком. Как сказал бы мой папа, не моего ума дело.
Утром Сабина будит меня легким стуком в дверь.
– Пойдем со мной, дитя, – зовет меня она, и ее голос похож на потрескавшийся кусок старой коряги, – настало время выбирать щеночков.
В моей груди поднимается мощная восторженная волна, и я подскакиваю с постели, быстро переодеваясь из пижамы в свою повседневную одежду. Собака! Она ни за что тебя не осудит, будет любить тебя, несмотря ни на что, и никогда не будет считать тебя сумасшедшим. Мне не терпится поскорее увидеть свою собственную собаку.
Мы болтаем с Финном по пути к дому наших соседей, Сабина же сидит за рулем старого грузовичка. Когда мы прибываем на место назначения и выбираемся из машины, нас окружает стайка пухленьких черных щеночков, и проходит совсем немного времени, прежде чем я выбираю одного с большими грустными глазами, а Финн – вертлявого малыша, постоянно виляющего хвостом.
– Это сейчас они маленькие, – предупреждает нас Сабина, – но скоро они вырастут и будут больше вас двоих. Их нужно грамотно дрессировать, чтобы они выросли смирными и послушными.
– Как мы их назовем? – спрашивает Финн, держа своего щенка, который так и норовит выскользнуть у него из рук, по дороге обратно в Уитли.
Сабина бросает на нас беглый взгляд.
– Их будут звать Кастор и Поллукс[2]. Эти имена отлично подойдут.
Мне кажется необычным, что она уже придумала клички для них, но потом решаю, что это не так уж важно. Потому что на моих коленях спит маленький пушистый щенок, а именно об этом я мечтала всю свою жизнь. Просто до сегодняшнего дня не осознавала этого.
Только когда мы прибываем обратно в Уитли и отправляемся на кухню, чтобы покормить наших новоиспеченных питомцев, я вспоминаю о нашем сводном двоюродном брате.
– А разве Дэр не должен был выбрать своего щенка? – спрашиваю я Сабину, моя рука замирает на голове Кастора.
Она резко встряхивает головой и отводит глаза.
– Нет.
Ее ответ звучит так незамедлительно быстро и твердо, что это вводит меня в замешательство.
– Но почему?
– Потому что, дитя, сейчас это не имеет значения. А теперь вспомни, что вчера сказала вам двоим ваша бабушка: детям не положено задавать здесь много вопросов.
Я впервые замечаю незавидное положение, которое занимает в этом доме Дэр: его роль здесь совсем незначительна. Мне это не нравится и кажется несправедливым. Дэр заслуживает того же, чего и я. Он такой же внук Элеаноры, как и я. Тогда почему с ним поступают так, будто он чем-то отличается от нас, словно он здесь лишний?
Эти мысли вселяют в меня ужасающие ощущения, у меня сосет под ложечкой – до того это все тяжело и неприятно.
Я пытаюсь изо всех сил, но это ощущение не покидает меня.
Мы ложимся спать вместе с Финном, а Кастор и Поллукс сворачиваются клубочками у нас в ногах, но одиночество и беспокойство продолжают пожирать меня изнутри от одного осознания того, что в одном доме со мной находится кто-то живой, но абсолютно незначимый для окружающих.
И если сегодня это Дэр, то завтра на его месте могу оказаться я.
Я могу оказаться лишней.
Глава 5
Поместье Уитли
Сассекс, Англия
Мне снится, что я не могу дышать, будто что-то, что-то, что-то душит меня. Я пытаюсь, отчаянно пытаюсь сделать хоть один вдох или элементарное движение, но у меня просто-напросто ничего не выходит. Я вздрагиваю и просыпаюсь: Кастор спит прямо на мне, придавив меня к кровати всем своим весом.
– Уфф, Кастор, подвинься, – бормочу я, потому что он дышит мне прямо в нос, от чего меня начинает тошнить, а его слюни стекают мне на шею.
Он только начинает дышать чаще и ни на сантиметр не двигается.
– Ты такой огромный! – с любовью говорю ему я, почесывая его гигантскую голову. Мы вернулись в Уитли только вчера, а Кастор и Поллукс сразу же нас узнали, словно мы никуда и не уезжали, – никогда бы не подумала, что собака может вымахать до таких размеров!
Мне кажется, по размеру его можно было бы сравнить с маленькой лошадкой, а его лапы больше моих ладоней. Это уж я точно знаю. Я сама сравнивала. А весит он столько же, сколько и Финн, а может, даже больше. Я очень люблю его. Я люблю его так же сильно, как в прошлом году, так же сильно, как любила его всегда. Или еще сильнее. Он такой большой, что я точно уверена: рядом с ним мне не грозит никакая опасность. Никогда. По какой-то необъяснимой причине мне кажется, что это важно.
– Пойдем, я приготовлю тебе завтрак, малыш. – С этими словами я поднимаюсь с кровати, а Кастор несется следом за мной, его когти царапают гладкий каменный пол, когда мы пробегаем через коридоры и комнаты, словно сильный и могучий лось мчится прямо передо мной: в нем нет и капли хрупкости.
Я останавливаюсь перед комнатой Финна и тихонько заглядываю в приоткрытую дверь: улыбка расползается по моему лицу, когда я вижу, как Финн и Поллукс распростерлись на простынях и крепко спят. Поллукс настолько же гигантский, как и Кастор, и его крепкое тело заставляет громадную кровать казаться крохотной. Увидев меня, он приподнимает уши, но не двигается с места.
– Тсс, малыш, – шепчу я ему, и он закрывает глаза, словно понимает мое желание. Я хочу, чтобы брат хорошенько выспался.
Мы еще не до конца справились с акклиматизацией, поэтому кажется, что весь мир перевернулся с ног на голову.
Наконец мы оказываемся на кухне, и, кроме нас, там пока никого нет. Это немного странно, но вполне объяснимо: еще слишком рано для подъема в обычный день, когда ни у кого не запланировано ничего важного. Дурацкая акклиматизация. Я насыпаю корм в миску Кастора, а сама беру из хлебницы рулет и завтракаю им.
Когда мы заканчиваем, на кухне все еще пусто.
Поэтому мы с Кастором решаем отправиться на улицу. Нам приходится продираться сквозь туман, застилающий все тропинки: здесь я могу почувствовать себя первооткрывателем.
Очень быстро я начинаю жалеть о том, что не надела свитер. Промозглый и колючий утренний ветер заставляет меня ежиться от холода, а солнце лишь немного выглядывает из-за горизонта. Мое тело покрывается мурашками, и пупырышки на ногах трутся друг о друга при ходьбе, словно я полностью покрыта тысячами крошечных колючих муравейников.
Над горизонтом расстилаются сиреневые, розовые и бордовые полосы, а солнечный диск поднимается из-за края земли и кажется неестественно огромным: наверное, потому, что просторы поместья Уитли такие бескрайние. Я потрясена красотой этого утреннего пейзажа, когда внезапно до меня доносится какой-то шум.
Словно камушек, который катится по дорожке. Звук скольжения, нечто, что беспардонно врывается в утреннюю тишину, ломает ее.
Я останавливаюсь, но Кастор бросается вперед и мчится куда-то вдаль без меня. Я вижу только то, как его гигантское тело буквально летит по направлению к конюшням, потому что весь он в нетерпении найти источник странного звука.
– Кастор! – пытаюсь подозвать его я, но он даже не оглядывается на меня.
– Кастор, – вторит мне более мужественный, чем мой собственный, голос, буквально взрывая тишину, и пес останавливается у ног Дэра, – сидеть!
Кастор немедленно и покорно садится перед ним.
Я благоговейно наблюдаю за происходящим.
– Как тебе это удалось?
Дэр поднимает на меня взгляд. Полагаю, ему сейчас… одиннадцать. Его волосы немного взлохмачены, и они почти достают до его плеч. Но его глаза… они почти не изменились.
Темные.
Темные.
Темные, словно густая ночная тьма.
– Тебе нужно быть потверже, – говорит он мне, и я замечаю, что его голос начал ломаться, а говорит он с превосходным британским акцентом, – ты должна показать, кто здесь главный. За этот год их много дрессировали, но они все еще щенки. Старайся держать его под контролем.
Я немного сомневаюсь, потому что мне кажется, что Кастор вдвое, а то и втрое больше меня. Зачем ему меня слушаться?
– Позови его, – объясняет мне Дэр, – потверже. Скажи ему: «Кастор, ко мне!»
Я так и делаю, стараясь передать выражением своего лица всю твердость и настойчивость Дэра.
Кастор удивленно смотрит на меня, но не двигается. Дэр разражается хохотом.
– Ты должна позвать его так, чтобы он почувствовал твой авторитет, мышоночек.
Я высоко поднимаю подбородок.
– Не смей меня так называть. Я тебе не мышь!
Он смеется.
– Значит, веди себя иначе. Позови его так, как будто тебе это действительно необходимо.