– Послушай РуПола, – добавляет Имани. – Ну и Итана. Твой внутренний голос управляет тобой.
– Он жив-здоров благодаря диете из отговорок и низкой самооценки! – добавляет Итан.
Мои друзья – зло.
– Ой, тоже мне! – я лишь фыркаю, но глаза предательски покалывают. – Это же совсем не про меня!
– Правда? – Имани вопросительно изогнула бровь. – Тогда почему же ты не отнеслась к прослушиванию серьезно?
– И почему ты до сих пор играешь на альте? – вступает в игру Итан.
– Вы не понимаете, – отбиваюсь я, – вы не знаете мою маму.
– Знаем, и она походит на святую, – отбивает Имани.
– Она лишь кажется такой, внутри нее сидит настоящая тигрица!
Имани вскидывает обе руки вверх.
– Я не буду с тобой спорить. Я уже отвела тебя на прослушивание, вопреки крикам и попыткам сопротивляться. Как оказалось, была права! Теперь же я умываю руки, – Итан ободряюще хмыкает. – Но если ты вдруг решишься, я готова помочь в уговорах. Убеждать людей – моя суперсила!
– Просто подумай: когда ты станешь трейни в одной компании с SLK, – добавил Итан, – сможешь встретить One.J!
Я тяну до конца воскресной церковной службы, несмотря на хаотичный поток сообщений в KakaoTalk.
– Мне нужно знать как можно быстрее!
– Такой шанс выпадает раз в жизни.
– Ты представляешь, сколько ребят хотели бы оказаться на твоем месте?
После посещения церкви родители, уже переодевшись из костюмов «на выход» в привычную одежду, обычно пребывают в наилучшем расположении духа. Не отличающиеся активной социальной жизнью, родители воспринимают походы в церковь как развлечение. После часов, потраченных на молитву, еду и общение с друзьями, они вымотаны и счастливы.
Удостоверившись, что Томми занят – зависает в импровизированной качалке в подвале – я зову родителей в гостиную. У мамы сразу же возникают подозрения.
– Ты же не сообщишь нам ничего из ряда вон выходящего?
Что-либо гарантировать я не в силах.
– Просто присядь.
Мой компьютер подключен к телевизору – на настройку ушел час. Я встаю перед телевизором и делаю глубокий вдох.
– Я позвала вас, потому что хочу обратиться с просьбой. Возможно, сказанное вас не обрадует. Я лишь прошу вас не прерывать меня и потерпеть.
– Обещаю, – говорит папа.
Мама нервно сжала ткань домашних штанов.
– Мам, я жду.
Стоило папе подтолкнуть ее локтем, как мама нарушила тишину.
– Хорошо, даю слово.
– Спасибо! Вещи, которые мы будем обсуждать, несколько сложны, поэтому я подготовила визуальный ряд, – я включаю телевизор, на экране которого сразу же загорается первый слайд презентации PowerPoint. Там фото пятилетней меня, стоящей на сцене с другими ребятами из детского сада, мы вместе исполняем «Away In a Manger» в честь наступающего Рождества.
Папа расплывается в улыбке, а мама хватается за грудь. Хорошее начало!
– Я, Кэндис Минкён Пак, родилась в Ньюарке, штат Нью-Джерси, 24 августа 2003 года. Насколько помню, – на следующем слайде я стою в костюме Рапунцель и пою «When Will My Life Begin» на вечеринке в честь Хеллоуина в 2012 году, – я всегда любила музыку, особенно пение.
Даже не глядя на маму, я чувствую, как настроение меняется в худшую сторону.
– Как бы то ни было, своим талантом я обязана вам, ведь знаю, что вы были и остаетесь прекрасными музыкантами.
Далее появляется фото шестилетней меня, плачущей за игрой на альте. По неизвестным причинам родители всегда считали эту фотографию особенно трогательной и сейчас не могут сдержать продолжительного «Оууу!».
– Когда я была маленькой, мне было дозволено петь, сколько душе угодно – делать это с удовольствием и без какой-либо задней мысли, – эту фразу предложил Итан. – Но в процессе я утратила интерес. Всю жизнь я не видела особого смысла в занятиях вокалом и была вынуждена заниматься альтом, к которому не было ни интереса, ни предрасположенности.
На следующем слайде я уже семиклассница и выгляжу чрезмерно опечаленной, позируя родителям с альтом в не подходящей по размеру форме.
– Могу с уверенностью сказать, что за все одиннадцать лет занятий я ни разу не получила удовольствия от игры на альте. Более того, время, потраченное впустую на занятия по альту, могло бы быть потрачено на подготовку к экзаменам в колледж. Какое учебное заведение впечатлит полное отсутствие достижений? Пять лет индивидуальных занятий по альту вылились лишь в счета на тысячи долларов, заработанных вашим тяжким трудом, но брошенных на воздух. И давайте не забывать о времени, проведенном в пути.
На секунду я решаю глянуть на маму. Она выглядит ошеломленной, испуганной. Кажется, план работает.
– С некоторых пор моя душа вновь расположена к пению, – и эту фразу подкинул Итан. – Должна признаться: на прошлой неделе я нарушила правила, но ничего не прошло даром: я пропустила подготовку к экзамену ради прослушивания в K-pop-компанию.
Родители шокированы. Мама прерывает меня.
– Что ты…
– Мам, ты ведь обещала! Все слова потом.
Я показываю фото, на котором мы с Имани стоим в толпе других конкурсантов.
– Я прекрасно осознаю, что поступила неправильно, но если бы я сказала вам заранее, то была бы наказана и не смогла бы претворить планы в жизнь! Я пела, стоя прямо перед менеджером SAY Entertainment, которая прилетела прямиком из Кореи на поиски талантов. В прошлый понедельник она связалась со мной и сказала, что из трех тысяч участников они выбрали лишь меня!
Я рассказываю родителям о SAY Entertainment и их влиянии, показываю фото SLK – не что-то сексуальное: мальчики сидят вместе в школьной форме.
Далее высвечивается список.
Почему Кэндис должна стать K-pop-трейни этим летом:
• Кэндис выучит корейский.
• Кэндис заведет много друзей со всего мира.
• Кэндис станет увереннее в себе, наблюдая за превращением обычных ребят в популярных айдолов. Ей так не хватало этого в Америке.
• Кэндис вытерпела десять лет игры на альте.
• SAY возьмут на себя расходы за перелет и проживание в Сеуле в течение всего лета.
На отдельном слайде помещен довод, подсказанный Имани:
«Люди, отбирающие учеников в колледж, слабо верят, что азиаты могут хоть как-то выделиться из толпы. Каждый второй получал хорошие оценки и высокие баллы за экзамены, а на музыкальном инструменте многие играют лучше, чем Кэндис когда-либо сможет! Лето, проведенное в качестве K-pop-трейни, – это уникальный опыт и материал для великолепного эссе для приема в колледж».
На последнем фото я держу гитару, подаренную папой на двенадцатый день рождения – в моих глазах отражаются подлинная радость и свечи на торте.
– Спасибо за внимание! Остались ли у вас какие-либо вопросы?
Тишина, папа неловко хлопает. Мама отводит глаза, скрестив руки на груди. Так, я была готова к сопротивлению.
– Мам, кажется, тебе есть что сказать?
В ответ она лишь цокает – значит, действительно разозлилась.
– Это абсурд, – произносит она. Она произносит maldo andwae по-корейски – что-то вроде «чепухи».
– И что же кажется тебе абсурдным? Все предельно ясно.
Ухмыляясь, она устремляет на меня взгляд.
– Ты?! Поедешь в Корею, чтобы стать айдолом?! Девчонка, что не говорит по-корейски? Которая в жизни еще не трудилась?
Щеки горят, слово уголь под решетками с кальби.
– А что в этом такого? – не выдерживаю я. – Я ни разу в жизни ни о чем не просила! Только и делала, что молчала в тряпочку и училась!
– Зато жаловаться ты можешь, – отвечает мама.
– Почему Томми достается все? Он и в хоре поет, и спортом занимается, а ты и слова не сказала ни разу. У меня ведь оценки куда лучше! Это все потому, что он мальчик?
Мама хватает меня за руку, а я спешно ее вы- рываю.
– Как ты можешь так говорить? Дело вовсе не в этом. Спорт поможет Томми поступить в колледж, поможет ему в будущем!
– А чем вокал хуже? – продолжаю спор.
Мама закусывает губу и кивает сама себе.
– Я буду честна, Кэндис, – она говорит мягко, но уверенно. – У тебя хороший голос, но певцу очень сложно выделиться. Ты хотя бы представляешь, сколько в Корее великолепных вокалистов? Ты ведь такая стеснительная, а все эти айдолы харизматичны и уверены в себе…
Шокированная, я не могу вымолвить и слова. Никогда еще слова не ранили меня так сильно. Папа встает на ноги.
– Кэндис, я тоже не слишком уверен. Я много читал обо всех этих компаниях. В индустрии так много коррупции, случаев жестокого обращения с трейни… все эти рабские контракты, нечеловеческие нагрузки…
Я даже не слышу доводов отца – настолько я зла на мать.
– Ты виновата в том, что я не уверена в себе! – говорю я, одновременно утирая слезы. В этот момент сказанное кажется чистой правдой. – Ты забрала у меня единственную страсть, единственное, что делало меня особенной среди других. Разве так не поступают с теми, кого ненавидят? Ты зла на меня за то, что ты так и не смогла стать певицей!
От шока мама приоткрывает рот. Она кажется разбитой. Я быстро отгоняю мысли о том, что сказала лишнее.
– Кэндис, это уже слишком, – прерывает нас папа. – Поговорим позже.
– Отлично!
Я врываюсь в комнату, захлопываю дверь, ложусь на пол и придерживаю ее ногами. Кто-то пытается войти, но я еще больше напрягаю ноги. Стук.
– Кэндис, открой дверь, – голос мамы предельно тих и нежен.
– Вот же дура.
Наверняка однажды я пожалею о сказанном. Глядя в потолок, осознаю, что зла вовсе не на маму – я зла на себя. Дело ведь не в альте, не в желании попасть в хор или уехать в Корею. Дело в умении быть честной с собой. Дело в храбрости.
Бью ногой о дверь и кричу еще громче:
– Какая же дура!
Глава 5
Глаза луциана
На ужин того же дня мама готовит твендян-тиге (корейский суп на основе корейской соевой пасты твендян) и несет кастрюлю к столу голыми руками – вероятно, вместо кожи у нее драконья чешуя. Я хотела извиниться, но помнила: я в первый раз заявила о чем-то и не собираюсь отступать.
Папа выносит целого и еще дымящегося маринованного красного луциана.
Кто-то сочтет происходящее отвратительным, но мы с Томми всегда буквально воюем за рыбьи глаза. Еще в детстве мама сказала нам, что съеденный рыбий глаз приносит удачу (в действительности у него полностью отсутствует вкус). Сегодня вечером я не оказываю никакого сопротивления. Томми палочками захватывает глаз и отправляет его в рот.
Все поедают суп, пока я сижу без движения. Мама и папа хвалят Томми за успехи в игре. Кому какое дело. Я же молча восседаю за столом и смотрю по сторонам.
– Да что с тобой не так? – спрашивает брат. – Ведешь себя странно – куда страннее, чем обычно.
Я, как и мама, какое-то время сохраняла молчание. Но вдруг решила прервать тишину.
– Проблема в том, что родители препятствуют моему успеху и разрушают всю мою жизнь!
– Вау, драма, – отвечает Томми. Он захватывает ложкой огромный кусок рыбы и проглатывает его. – Что случилось?
– Впервые за всю жизнь я прислушалась к себе и приняла участие в отборе мемберов для женской группы вроде SLK, преодолела несколько раундов и стала единственной выбранной из тысяч конкурсантов, а мама все никак не позволит мне отправиться в Корею и попытать счастья!
Томми замер, так и не донеся ложку риса до рта.
– Серьезно?
За столом тишина. Глаза сами по себе наполняются слезами, а щеки горят. Какой стыд! Как же невыносимо видеть лица всех членов семьи, которые в курсе моего желания стать айдолом!
– Сущая глупость, я знаю.
– Подожди-ка, – останавливает меня Томми. – Корейский звукозаписывающий лейбл прислал своих представителей для проведения прослушиваний. Пришла куча людей, а они… выбрали только тебя? Одну-единственную?
– Сумасшествие, правда? – с трудом сдерживаю слезы.
– Ну не знаю… Думаю, это круто! – заключает брат.
– Честно? – в шоке я уставилась на Томми.
– Ну да, – он лишь пожимает плечами. Брат уже успел проглотить половину ужина, что по размерам эквивалентна корги. – То есть, я не удивлен. Ты хорошо поешь.
– Серьезно?
Наверное, это первый комплимент от Томми за все пятнадцать лет моей жизни.
– Типа того, все в курсе. Плюс, я же слышу тебя через стенку. Эта твоя песня… Ожидания и что-то там… немного нелепо, но многим людям такое нравится, за это платят деньги. Ну не так уж и многим, конечно.
Мама вдруг приходит в себя.
– Не надо поддакивать в поддержку этого нонсенса. Корейские музыкальные компании – зло во плоти, они способны разрушить жизнь. Большинство из них даже не платят айдолам, а те пашут и пашут!
Имани подготовила меня к подобным дебатам.
– Компании давно пересмотрели свою политику. Тем более, SAY – один из крупнейших лейблов Кореи и может позволить себе платить айдолам вовремя. Просто глянь на SLK.
Мама поджимает губы.
– Кэндис, ты талантлива. Я всегда это знала. Но почему пение не может остаться твоим хобби? Знаешь, насколько тебе повезло, раз ты всего лишь должна усердно учиться в школе? Твоих знаний и умений хватит, чтобы построить хорошую карьеру – такого шанса не было у нас с твоим отцом.
Мама необычайно грустна. У нее свои представления о ценностях. Хочется признаться ей, что несмотря на все сказанное вчера, я ценю ее вовсе не за работу в магазине. Она самый дорогой для меня человек: ведь она моя мама.
Она вновь хлопает по столу, а выражение лица преображается, став по-привычному уверенным.
– Суть в том, Кэндис, что пение не поможет тебе в будущем – это не как спортивные успехи Томми, что имеют вес при поступлении в колледж и получении работы. Я и твой папа всю жизнь работали, чтобы вы могли стать полноценными членами общества, уважаемыми за свой труд. Такой возможности мы были лишены.
Папа выглядит грустным, сидя со спокойной улыбкой на лице. Он накрывает мамину ладонь своей.
– Ёбо, – говорит он. Слово значит «дорогая» по-корейски. – Мы ведь не поэтому корячимся в магазине. Мы работаем, чтобы Томми и Кэндис были счастливы. Вот чего именно мы были лишены.
Я кусаю губу в попытке сдержать слезы. Томми неловко похлопывает меня по плечу, продолжая есть. Впрочем, этим сейчас занят он один.
– Кэндис, не плачь, – говорит мама. – Глянь на меня. Это и в самом деле твоя мечта?
Я киваю. Даже всхлипывая, отвечаю аргументом.
– Мамуля, дай мне это лето. SAY Говорят, что до дебюта осталось меньше трех месяцев. Если меня не выберут, а так и случится, я…
– Нет, выберут, – перебивает меня мама. – Конечно, выберут. Кого, если не тебя?
Слезы льются из глаз. Я совершенно не верю в услышанное и в шоке смотрю на маму.
Папа встревает.
– Безусловно, у Кэндис есть талант.
– Ну все, все, давайте успокоимся, – говорит Томми.
– Но, Кэндис, ты так много не понимаешь в корейской культуре и нравах. В этом нет ничего страшного, ведь ты американка, – говорит папа. – Молодым людям очень сложно в Корее, если только они не богачи или невероятно умные ребята, что попадают в топовые университеты. Потом, даже после колледжа, тысячи ребят учатся по пятнадцать часов в сутки, чтобы сдать невероятно сложные экзамены. Лишь те единицы, которым это удалось, могут претендовать на работу в крупных компаниях. Соревнование за место будет сложным. Ты будешь удивлена, на что способны ребята в битве за право дебютировать. Для них звание K-pop-айдола не просто мечта. Это их единственная надежда.
– Я сделаю все возможное. Буду работать так, как никогда раньше!
Мама вновь берется за палочки.
– Я еще не дала утвердительный ответ. Лучше бы нам поговорить с кем-нибудь из SAY.
– Да-да! – с энтузиазмом киваю и не могу сдержать улыбки, когда впервые за двадцать четыре часа кладу еду в рот.