– Я всегда считала вас в высшей степени компетентным работником, сержант, – заметила миледи. – И совсем не уверена, что на вашем месте смогла бы сделать больше. А что, если мы быстренько оденемся и осмотрим место преступления до приезда городского детектива?
– Буду только рад, миледи.
– Хотя, конечно, мы не найдем там ничего нового, сержант.
– Ну, тогда я успокоюсь, – сказал Добсон с благодарностью в голосе. – И буду вам очень признателен.
Была уже половина седьмого, когда мы, одевшись, добрались через луг до церкви. Но до рассвета еще оставалось не меньше получаса, хотя мутный свет уже начал постепенно разъедать темноту.
Двое деревенских полицейских стояли прямо за воротами, ведущими к кладбищу, на самом краю церковного двора, рядом с тем, что, как я поняла из разговора с сержантом, было «старым кустом рябины». Печально, но, несмотря на то что леди Хардкасл вот уже много лет терпеливо учит меня навскидку определять представителей растительного мира, если б не Добсон, я так и не смогла бы отличить рябину от любого другого дерева.
Сержант на посту вежливо кивнул нам. Леди Хардкасл улыбнулась ему в ответ (хотя я сомневаюсь, что он увидел эту улыбку в сумерках) и, обернувшись к более молодому полицейскому, тепло поздоровалась с ним: «Доброе утро, констебль».
– Утро доброе, миледи, – ответил констебль Хэнкок.
Мы подошли к кусту, и двое полицейских отошли в сторону, чтобы дать нам возможность в первый раз взглянуть на тело мистера Ньюхауса. Он сидел прямо, прислонившись спиной к стволу рябины. Голова склонилась на грудь, и его действительно легко было принять за напившегося бездомного.
– В темноте его не так легко рассмотреть, констебль, – заметила леди Хардкасл. – Как это вам удалось заметить его с дороги?
– Я срезал путь по церковному двору, миледи, возвра…
– Совершая регулярный обход, – вмешался сержант Добсон. Было ясно, что он не хочет выносить на публику не относящиеся к делу детали увлечений констебля Хэнкока во внеслужебные часы.
– Понятно. Но у вас не было с собой фонаря?
– Простите, миледи? – не понял Хэнкок.
– Сержант сказал нам, что фонарь принес он. Я вовсе не пытаюсь поймать вас на слове, дорогой мой, но детектив обязательно попытается это сделать. И если вы не хотите, чтобы все узнали, что вы срезали путь по церковному двору, возвращаясь из… – Тут миледи сделала паузу. – Из дома Мод Холман? – закончила она.
Даже в предрассветном сумраке было видно, как покраснел констебль. Всем было хорошо известно, что он гуляет с дочкой пекаря, но, наверное, мало кто знал, как надолго остается он в ее доме после того, как семейство Холманов укладывается в постель.
– Так что, возможно, вам двоим стоит подумать над тем, что вы будете говорить. Но это так, к слову. Ночью был небольшой морозец, но земля все еще мягкая после прошедшего дождя. Я уверена, что до приезда детектива вы исследуете все отпечатки обуви.
– Естественно, миледи, – заверил хозяйку Добсон.
– Ну вот и хорошо. Кроме того, вы почти наверняка собираетесь тщательно осмотреть его одежду на предмет улик, указывающих на то, чем была нанесена смертельная рана?
– Конечно.
– И планировали осмотреть окрестности, чтобы определить, что же здесь произошло…
– Всенепременно, – подтвердил сержант.
– Ну, тогда у вас все под контролем, – заключила леди Хардкасл. – Вам не о чем беспокоиться. А вы не сочтете это за оскорбление, если мы сами тоже осмотримся? Обещаю ничего не трогать.
– Но я ведь для этого и пригласил вас, миледи, – заверил ее сержант. – Может быть, у вас и нет соответствующей подготовки, но вы уже не раз доказывали нам всем, что глаз у вас верный.
– Спасибо, – поблагодарила его миледи, осторожно прошла по мягкой земле к кусту и склонилась над телом мистера Ньюхауса.
Стараясь не слишком дотрагиваться до его одежды, она осмотрела пиджак. Расстегивать его жилетку не решилась, но тщательно ощупала ее внутри и снаружи. Наконец выпрямилась, вернулась к нам и сообщила:
– Ни в пиджаке, ни в жилетке, ни в рубашке нет никаких дырок. Но на рубашке и подкладке жилетки видна кровь. Ее не так уж много, но она говорит о том, что где-то на теле есть рана. И тот предмет, который пронзил его грудь, не повредил на своем пути одежду убитого.
– Мы так и подумали, когда было еще темно, – заметил констебль.
– Есть еще одна странность, – продолжила миледи.
Полицейские тупо уставились на нее.
– Ночью на улице было очень холодно, а на мистере Ньюхаусе нет пальто. Но мы знаем, что оно у него было, – мы видели его, когда он приехал в понедельник. То есть одет он не для прогулки.
– А ведь вы правы, черт меня побери совсем, – согласился с ней сержант Добсон. – Когда натыкаешься на труп, всегда замечаешь лишь то, что бедняга мертв. А на другие несуразности внимания не обращаешь.
– Думаю, вы правы, сержант. Но я уже знала, что он мертв, поэтому смогла обратить внимание на другие детали. И хотя мы старались быть осторожными и не оставлять следов, ничего это нам не даст. Посмотрите, как затоптана земля. Боюсь, что по этим следам мы ничего не узнаем.
– А вы уверены, что они не наши, миледи? – спросил констебль Хэнкок. – Я ведь не очень остерегался, пока не понял, что он умер.
– Абсолютно уверена, констебль, – ответила миледи. – Вот посмотрите, наши следы оставлены на подмерзшей почве. А все остальное месиво успело замерзнуть – так что следы появились до того, как ударил мороз. Поэтому я на них не очень рассчитываю.
Сержант тщательно записал все ее наблюдения, чтобы позже представить их как свои.
С каждой минутой становилось все светлее, и на востоке уже появилась узкая светлая полоска – предвестница наступающего рассвета. Пока наши друзья-полицейские делали пометки в своих блокнотах и договаривались, как они представят все детективу из Бристоля, мы с леди Хардкасл воспользовались улучшением видимости и провели свой собственный осмотр.
Обойдя вокруг дерева, мы практически сразу же наткнулись на нечто, что необходимо было увидеть всем остальным.
– Посмотрите, сержант, – сказала я. – Может быть, стоит взять это на карандаш?
Добсон подошел и посмотрел туда, куда указывала я.
За деревом, среди корней, пряталась крохотная кукла. Она была одета в аккуратный серый костюм, и у нее были большие, армейского вида усы. В сердце куклы была воткнута длинная булавка с шариком кроваво-красного цвета на конце.
Вскоре после того, как первые лучи солнца проникли сквозь прорехи в облаках и осветили крыши домов в восточной части деревни, мы услышали тарахтение мотора, приближавшееся к нам со стороны Бристольской дороги. Очень скоро авто повернуло на дорогу, идущую вокруг деревенского луга, и направилось в сторону двух небольших коттеджей, которые использовались как помещение для полицейского участка и как жилье для наших двух блюстителей порядка. Констебля Хэнкока послали на перехват, чтобы тот сразу же направил водителя к месту преступления.
Фургон был выкрашен в черный цвет, а его водитель и пассажир были одеты в костюмы мрачной расцветки. Когда экипаж остановился, оба легко выбрались из него и представились сержанту Добсону. Казалось, у них возникло какое-то недопонимание относительно того, что делать дальше. Весь разговор я не услышала, но, когда над покрытой инеем травой раздалась сакраментальная фраза: «У нас свои приказы…», поняла, что сержант Добсон попал в безвыходное положение.
Пассажир сходил за носилками, и через несколько мгновений тело Бэзила Ньюхауса, уложенное на них и укрытое простыней, уже несли к фургону. Двум деревенским полицейским не оставалось ничего кроме как наблюдать за тем, как фургон объехал луг и направился в обратный путь в город.
Спустя десять минут мы услышали звук еще одного мотора со стороны Бристольской дороги. Юркое новое авто, проехав вокруг луга той же дорогой, что и фургон, остановилось почти точно на том же месте, которое он освободил всего несколько минут назад.
Узнав сидящих в экипаже, я толкнула леди Хардкасл локтем в бок.
– Инспектор Сандерленд, миледи. И ваш друг доктор Гослинг.
С инспектором Оливером Сандерлендом мы познакомились почти сразу же после переезда в деревню восемнадцать месяцев назад. Мы помогали ему – или мешали, в зависимости от точки зрения – в расследовании парочки «ничего не значащих неприятностей» (как их назвала леди Хардкасл), и после этого между нами и инспектором установились дружеские отношения, основанные на взаимном уважении.
Доктор Симеон Гослинг был старинным приятелем леди Хардкасл. Он работал в Бристольском Королевском госпитале и в свое время предоставил нам ценную информацию по ядам природного происхождения.
– Боже, и вправду они, – обрадовалась леди Хардкасл. – Как это мило. Пойдем поздороваемся.
Доктор Гослинг аккуратно припарковал авто на обочине, и мужчины выбрались на дорогу.
– Инспектор Сандерленд, – воскликнула миледи, – как я рада вас видеть!
– Доброе утро, миледи, – ответил инспектор с печальной улыбкой. – Я должен был сам догадаться, что увижу вас здесь. – Он повернулся к своему спутнику. – Гослинг, позвольте представить вам леди Хар…
– Мы с Эмили старинные приятели, – перебил его доктор Гослинг. – Привет тебе, старушка. Опять мешаешься под ногами?
– Ты же меня знаешь.
– И очень хорошо, старушка, очень хорошо, – наклонившись, доктор обнял свою приятельницу. – Слушай, я знал, что ты живешь где-то у черта на куличках, но не подозревал, что это так далеко! Мы добирались сюда целую вечность!
– Сим, дорогой, всего лишь пятнадцать миль. Ты уверен, что это не потому, что ты водишь машину как моя бабушка?
Инспектор подтвердил ее догадку жестом, полным разочарования, который доктор Гослинг заметил краем глаза.
– Тогда в следующий раз, Сандерленд, старина, добро пожаловать на поезд, – жизнерадостно сообщил он. – Только предупредите заранее. Я и один прекрасно себя чувствую в поездках на большие расстояния.
Конец ознакомительного фрагмента.