Непросто обстояло дело и с образцовыми проектами домов, разработанными Трезини? – они годились только для тех, кто мог себе позволить постройку таких домов, и фактически применялись лишь для фасадов зданий в наиболее заметных местах города, например по берегам основных водных артерий. Указ о возведении домов в местах, отведенных под заселение, был повторно издан в марте 1720 г., но по-прежнему было очень трудно заставить людей переезжать в некоторые районы города, особенно на Васильевский остров85. Приезжавшие в Петербург иностранцы отмечали, что этот район находится в довольно заброшенном состоянии. Член голштинского посольства Фридрих-Вильгельм фон Берхгольц, побывав на Васильевском острове в марте 1725 г., записал, что множество каменных домов стоят пустыми, так как их знатные владельцы «имеют дома и в других местах города»86. Сэр Фрэнсис Дэшвуд, прибывший в Петербург в составе английской торговой миссии в начале 1730-х гг., также сообщал в 1733 г. об этих красивых, но пустующих домах, как и о том, что, хотя Васильевский остров считается коммерческим центром города, многие купцы здесь не живут. По его мнению, это объяснялось сооружением понтонного моста, позволявшего купцам с легкостью добираться на остров с Адмиралтейской стороны, чтобы вести свои дела на Бирже87.
Из-за того, что Петербург рос очень быстро, требования Петра исполнялись, в лучшем случае, бессистемно, чему способствовали и неблагоприятный климат, и упрямство жителей города. Основательную реконструкцию здесь смогли начать лишь после того, как крупные пожары, случившиеся летом 1736 и 1737 гг., уничтожили большинство деревянных строений – эти обиталища городских низов теснились позади регулярных каменных зданий, стоявших по берегам главных рек. В середине 1737 г. в Петербурге была учреждена Комиссия о Санкт-Петербургском строении, призванная регулировать проектирование и застройку улиц и площадей, дабы придать центральным районам города более единообразный облик88. Одним из ведущих архитекторов в этой комиссии был П.М. Еропкин, которого Петр I в 1716–1724 гг. посылал за границу учиться художествам в Амстердаме и в ряде городов Италии. По возвращении оттуда Еропкин проявил себя как плодовитый архитектор, работая над проектами зданий по всему городу, а также в царских резиденциях в его окрестностях, включая Петергоф и Ораниенбаум89. Он составил рукописный трактат по архитектуре, «Должность архитектурной экспедиции», часть разделов которого отмечена влиянием знаменитого сочинения Андреа Палладио «Четыре книги по архитектуре» («I quattro libri dell’architettura», 1570)90. В связи с арестом и казнью Еропкина в 1740 г. за участие в политическом заговоре работа Комиссии о Санкт-Петербургском строении понесла ущерб, но она успела под его руководством выработать принцип разделения города на пять отдельных административных частей – Адмиралтейскую, Васильевскую, Петербургскую, Выборгскую и Московскую – и утвердить в качестве центральной осевой основы Петербурга трехлучевую структуру проспектов, расходящихся от Адмиралтейской крепости91.
Новая череда пожаров в конце 1740-х гг. привела к дальнейшей расчистке ветхой застройки в центре Петербурга, что создало возможности для последующего его развития. В частности этот период стал временем становления Невского проспекта, как он назывался с 1738 г., в роли главной внутригородской артерии (за исключением Невы). Проспект тянулся от Адмиралтейства до городской заставы прямо за Фонтанкой и продолжался дальше до Александро-Невской лавры. Если берега Невы и водных путей меньшего масштаба, таких как Мойка и Фонтанка, оставались предпочтительным местом реализации крупных строительных проектов, то к середине столетия и на Невском проспекте стало появляться все больше солидных построек. Несколько больших дворцов, существующих в настоящее время, были построены в этот период. Например Аничков дворец был заказан для фаворита Елизаветы, графа А.Г. Разумовского, вскоре после того, как она захватила престол в конце 1741 г. Архитектором этого проекта стал М.Г. Земцов, ученик Д. Трезини, коллега Еропкина по Комиссии о Санкт-Петербургском строении и автор ряда проектов каменных домов по Невскому проспекту. Возведение Аничкова дворца продолжалось 12 лет, а надзирал за ним архитектор Бартоломео Растрелли, уроженец Франции, которого Петр I пригласил в Россию. На него же возлагалась ответственность за проект и строительство Строгановского дворца по воле барона С.Г. Строганова, заказавшего его в 1753 г.92 Влияние искусно разработанного стиля Растрелли прослеживается в целом ряде построек елизаветинского времени по всему городу, в особенности в его работах над царскими резиденциями, которые рассматриваются ниже.
Единству общего архитектурного облика Петербурга естественным образом препятствовало смешение стилей в городе, что неудивительно, если учесть пестрое происхождение многих его архитекторов – французов, немцев, итальянцев, русских. Впрочем, к началу 1760-х гг. отчетливо проявились наиболее характерные черты городского облика, благодаря планам, разработанным Комиссией о Санкт-Петербургском строении для города в целом и его отдельных частей, а также благодаря конкретным проектам архитекторов – членов Комиссии о Санкт-Петербургском строении. Все это нашло отражение на знаменитой карте Петербурга 1753 г.93 Эти перемены также сказались на жизни населения города, а как жилось людям в Петербурге в его ранние годы, мы рассмотрим в нижеследующем разделе.
Процесс заселения нового города тоже подлежал официальному регулированию и проводился способом, напоминавшим рекрутские наборы. Первые строительные работы здесь были начаты войсками и местным населением, но их численности не хватало на осуществление обширных планов нетерпеливого Петра. Начиная с 40 тыс. работных людей по указу от марта 1704 г. на строительство нового города направлялись десятки тысяч работников, и в 1705 г. установилась ежегодная практика двух трехмесячных смен, с апреля по октябрь. В 1707 г. число работных увеличилось, но нужды войны против Швеции, а также усилившееся бегство, невзирая на то что работных сопровождала в Петербург вооруженная охрана, приводили к тому, что назначенное указами число работников в город не доставлялось94. У.А. Сенявин раз за разом писал царю, а позднее в Сенат, что нужно больше работных для восполнения убыли95. Однако из-за тяжелых условий труда и жизни людей, из-за оторванности их от дома, из-за самого характера набора было трудно выполнять эти требования. Считалось также, что множество работных умирало на строительстве из-за тяжелых условий, – это мнение часто звучало в иностранных описаниях города96. Между тем убедителен вывод С.П. Луппова о том, что цифры, приводимые иностранцами, несомненно преувеличены97. Точное число смертей, вызванных болезнями и невыносимыми условиями труда, было довольно сложно установить, и не в последнюю очередь – из-за отсутствия точной информации98. Однако чрезмерно высокий уровень смертности кажется маловероятным в свете того, что в ранние годы постоянное население Петербурга было малочисленно (всего лишь около 8 тыс. в 1710 г.), дважды в год увеличиваясь из-за притока работных, а к 1725 г. численность населения резко возросла почти до 40 тыс.99
Ожидалось, что, помимо этих мобилизованных работных людей, новый город Петра станут заселять дворяне и купцы, чтобы выполнять там свои новые полезные функции. Так, английский посол в России Чарльз Уитворт отметил в мае 1712 г. выход указа, предписывавшего строить дома в Петербурге тысяче из лучших дворянских фамилий, такому же числу купцов и 2 тысячам ремесленников100. Другим указом, в 1714 г., снова предписывалось тысяче богатейших дворянских семей переезжать из Москвы в Петербург и строить там дома101. Долгосрочные планы Петра относительно переселения жителей в Петербург отразились в представленном в Сенат в августе 1712 г. списке 1212 военных и гражданских чинов, купцов и ремесленников, получивших приказ перебираться сюда после завершения войны со Швецией. На заключительном этапе войны эти планы начали осуществляться, причем на Сенат возлагалась обязанность контролировать процесс переселения102. Петр допускал очень мало исключений из этих предписаний, и лишь беременным женщинам на сносях и тяжело больным людям разрешали повременить с отъездом (но не избежать его совсем). Последующий указ гласил, что дворы жителей, не переехавших на Васильевский остров с материковой части города до 1725 г., будут разрушены, а их владельцы поселены в «черные избы» на Васильевском острове103. Однако тот факт, что указы о переселении в новый город издавались вновь и вновь до самой смерти Петра, а в Сенат потоком шли прошения дворян, желавших вернуться в свои имения, говорит о том, что переезд в Петербург продолжал встречать сопротивление104.
Такое упрямство со стороны будущих обитателей нового города имело серьезные основания. Даже если не брать в расчет трудности, связанные с собственно переездом, как и те испытания, которые сулил людям непривычный местный климат, переселение влекло за собой серьезные финансовые последствия. Перевозка домохозяйства в Петербург, а сверх того, расходы на строительство нового дома и дороговизна жизни на новом месте были способны поставить в тяжелое положение даже богатейших представителей элиты. Фридрих Христиан Вебер, ганноверец, входивший в состав английского посольства в Петербурге в 1714–1719 гг., писал, что, по оценке некоторых знатных семей, в результате переезда они лишились почти двух третей своего состояния105. Одно из объяснений подобных затрат может заключаться в том, что по своему географическому положению Петербург отстоял гораздо дальше от дворянских имений, чем Москва, что затрудняло получение дворянами денег и оброков из своих поместий. Ф. Дэшвуд в начале 1730-х гг. приводил пример Ф.А. Лопухина, который получал ежегодно 30 тыс. рублей дохода со своих сибирских владений, но мог использовать в Петербурге меньше половины106, т.е. остальная часть доходов Лопухина, несомненно включавшая в себя какую-то форму натурального платежа: провизии, дров и т.п., к нему не доходила. Пока дворянин жил в Москве, было сравнительно просто посылать ему продукты из имения и тем самым сокращать расходы, но переселение в Петербург делало дворянство более зависимым от денежного дохода107.
Эта проблема была отчасти признана властями в 1719 г., когда дворяне, владевшие менее чем сотней дворов, а также купцы среднего достатка были освобождены от принудительного переезда в Петербург108. Тем не менее переселение оставалось под контролем властей весь рассматриваемый период. В 1717 г. произвели перепись всех домов Петербурга и их обитателей, хотя в растущем городе с большой текучестью населения в некоторых районах трудно было собрать данные, фиксирующие число жителей на конкретный момент109. О.Г. Агеева приводит сенатский доклад, в котором перечисляются дворяне, не сумевшие перебраться в Петербург к 1723 г., и предлагается расследовать причины их отсутствия, включая заявления о болезни, поданные через Медицинскую канцелярию110. С отъездом двора ненадолго в Москву в 1724 г. по случаю коронации Екатерины I, а также на более длительный срок в краткое царствование юного Петра II, это переселение прерывалось. Однако триумфальный въезд Анны Ивановны в Санкт-Петербург в 1732 г. (он рассматривается в третьей главе) недвусмысленно продемонстрировал намерения властей и обозначил решительный сдвиг в этом процессе. Присутствие в городе двора и главных государственных учреждений убеждало в том, что дворянству необходимо переселяться в Петербург, несмотря на недовольство расходами и неудобствами. Это отразилось в начавшемся здесь в 1730-х гг. активном строительстве, которое мы рассмотрим ниже.
Если говорить о процессе заселения Петербурга, то в этом смысле город рос очень быстро, учитывая его скромное начало. Согласно сведениям, собранным Святейшим cинодом, город разросся с 40 тыс. жителей в 1725 г. до 70 тыс. в 1737 г.111 Сбор такой информации возлагался в этот период также на Полицмейстерскую канцелярию. Канцлер А.П. Бестужев-Рюмин приказал этому учреждению составлять сводки о городском населении, включая в них не только сведения о русском населении (постоянном или пришлом) и о военнослужащих, но также об иностранцах – неважно, дипломаты они, купцы или моряки. В своем ответе генерал-полицмейстер А.Д. Татищев сослался на многочисленные трудности в исполнении этого задания112. Затем он написал кабинет-секретарю Елизаветы, И.А. Черкасову, просьбу, чтобы Коллегия иностранных дел напрямую запросила необходимую информацию у иностранных дипломатических представителей113. В итоговом докладе приведена официальная численность жителей: 74 283 чел. (хотя к точности и достоверности подобных сведений за рассматриваемый период следует подходить с осторожностью)114. Для сравнения упомянем, что Иоганн Георги в своем знаменитом труде о Санкт-Петербурге, написанном в 1790-е гг., приводит цифру численности населения в 1750 г., равную 74 273 чел. (не считая детей)115. С тех пор население города, по-видимому, держалось примерно на том же уровне (хотя многие официальные отчеты сообщали о 120 тыс. жителей к началу царствования Екатерины II), так как в годы Семилетней войны в Петербурге сократилась численность военнослужащих116.
Для того чтобы представить себе масштаб роста Санкт-Петербурга на фоне других городов того времени, сравним его с некоторыми из них по состоянию на 1750 г. Несмотря на то, что крупнейшие европейские столицы все еще намного превосходили его (так, Лондон насчитывал 675 тыс. жителей, Париж – 576 тыс., Вена – 175 тыс.), он уже сравнялся со столицами соседних государств, в том числе со Стокгольмом (60 тыс. чел.), Копенгагеном (93 тыс.), Берлином (90 тыс.), Дрезденом (52 тыс.) и заметно перерос малые города-резиденции германских княжеств, например Брауншвейг (21 тыс.), Кассель (19 тыс.), Мангейм (20 тыс.), Вюрцбург (15 тыс.)117. Последние примеры важны в том отношении, что эти города формировались и развивались как резиденции правителей примерно в такой же краткий отрезок времени, как Санкт-Петербург. Настоящего расцвета в качестве крупного европейского города ему предстояло достичь уже в царствование Екатерины II, и в немалой степени – благодаря ее политике. Но важно подчеркнуть, что именно рассматриваемый нами период оказался решающим для становления Петербурга, причем не только потому, что в это время город формировался, но также и потому, что с окончательным перемещением сюда правительственных учреждений и их персонала была обеспечена преемственность его развития после смерти Петра I.