За столом воцарилась гробовая тишина. Только сейчас Катя осознала, что пока они выдумывали примеры, матроны, к которым за это время успели присоединиться их мужья, давно затихли и внимательно слушали их разговор.
– Слава Богу, который создал ложь! – улыбнувшись, произнесла Таш.
*****
Таш повернула ручку входной двери. Резкий запах лилий ворвался в ее крошечную прихожую. Только что водитель Фаины передал ей букет и небольшой серебряный сверток. Таш кинула сверток на тумбочку и взглянула на часы. Итак, времени на сборы у нее всего ничего. Она никак не могла отделаться от странного осадка, оставшегося у нее после их сегодняшнего разговора.
– И зачем глупые западные бабы все это начали? – Катя любовалась на свою пышную грудь. – Ведь теперь и наши мужики вконец обленились и считают, что женщины им должны!
– В современном обществе вопрос гендерной идентичности в корне поменялся, – вмешалась Фаина. – Если раньше большинство были цисгендерны, то теперь все больше и больше людей становится трансгендерными.
Катя выпучила глаза.
– Это стало даже модно. У нас, в Израиле, гендерная система не бинарная.
Увидев растерянность Кати, Таш поспешила перевести речь Фаины на более доступный язык:
– Фаина имеет в виду, что все больше мужчин не идентифицирует себя с мужским полом и, соответственно, женщин с женским.
Объяснение Таш ввело Катю в еще большее замешательство.
– Ты про гомосексуалистов и лесбиянок?
Таш рассмеялась:
– Нет. Все гораздо сложнее. Сексуальность не имеет отношения к гендерной идентификации. Ты можешь родиться женщиной, чувствовать себя мужчиной, а сексуальное влечение испытывать к мужчинам. Или к женщинам. Или к тем и другим. – Таш посмотрела на Катю. – Вот ты, например. Ты родилась женщиной. Идентифицируешь себя с женщиной и любишь мужчин.
Катя радостно закивала, поглаживая себя по груди:
– Мы, слава богу, тут все нормальные.
– Я бы не была так категорична по поводу нормальности…
Таш взглянула на Фаину. «А ведь за последние несколько лет мы ни разу не слышали рассказов об ее поклонниках и любовных приключениях… Практически все время мы обсуждали меня и Катю. Но ведь виной всему ее загруженный график?»
– Ты что–то хочешь нам сказать?
– Пока нет. – Фаина улыбнулась Таш и перевела взгляд на Катю: – Так что ты там говорила про эмансипацию?
Катя продолжила:
– Да… Они так долго добивались этого равноправия … А теперь мы должны все тащить на себе – работать, кормить семью… Из красивой и слабой становиться, – она замолчала, – ну, сами понимаете, какой… А главное, они напрочь конфисковали у мужчины желание завоевывать, оберегать и баловать. Все то, что позволяет мужчине чувствовать себя мужчиной!
Катя всегда останавливалась перед дверью, надеясь, что какой-нибудь проходящий мимо мужчина отворит ее для нее, и, только убедившись в обратном, открывала сама.
– Многие женщины терпят все из страха остаться одной, – перебила ее Таш. – Женщина может работать, чтобы быть интересной своему мужчине, чтобы мотивировать его, чтобы он ее уважал и считался с ее мнением. Но согласна, мужчина должен оставаться мужчиной.
– Именно! И задаривать свою женщину подарками! – ввернула Катя.
Таш рассмеялась.
– Ты смогла бы пожертвовать, например, карьерой ради мужчины? – Неожиданно спросила Фаина.
– Ты хочешь сказать, стать приложением к мужчине? – Катя поднялась с кушетки и медленно проплыла на кухню, каждым шагом демонстрируя прелести своего совершенного тела. – Да еще каким приложением! – Ее стройная фигура исчезла за дверью.
Фаина вопросительно посмотрела на Таш:
– Я бы смогла пожертвовать многим ради любимого мужчины… Достойного мужчины!
Вопрос, давно вертевшийся у Таш в голове: был ли таким мужчиной Бен?
*****
Двадцать минут ушло на выбор джинсов. Таш аккуратно разложила на кровати шесть идентичных прямых голубых брюк и застыла в нерешительности, раздумывая, какие надеть сегодня на встречу с Беном? Рядовой гетеросексуальный мужчина счел бы это шизофренией, однако любая мало-мальски следящая за модой современная женщина посочувствовала бы терзаниям Таш. Ей ли не понять титаническую роль завышенной на сантиметр талии или же колоссальное значение нюанса в цвете, невидимого обычным обывательским глазом, но бросающимся в глаза опытному взгляду истинной модницы.
Следующие двадцать минут пролетели в размышлениях и примерках белых футболок, коих у Таш насчитывалось бессчетное количество.
Наконец она набросила на плечи шубу и выбежала из дома. Несмотря на поздний вечер все вокруг искрилось, как будто залетный волшебник укутал землю серебристым покрывалом. Лаковые сапоги то и дело проваливались в рыхлые сугробы. Таш кое-как добралась до своей машины, припаркованной в соседнем дворе. За полтора часа ее «творческих» метаний снег успел покрыть автомобиль толстой белой глазурью. «Бен, наверное, в бешенстве. Она должна была заехать за ним час назад».
Вот уже полчаса она наблюдала за его лицом. Как он хмурил брови, когда Франция забивала гол, как загорались его глаза, когда Англия выходила вперед. За месяц общения с Беном Таш настолько прониклась игрой в регби, что радовалась вместе с ним каждому забитому Англией мячу. Они встречались, как это делало большинство половозрелых человеческих особей в крупных городах, два–три раза в неделю. Такая иллюзия отношений – регулярный секс и немного эмоций. Вроде, все, что необходимо в современной жизни.
Таш не переставала любоваться его шикарным телом – он действительно был породистым жеребцом. Но за это время она успела узнать, что к отличному физическому развитию прилагалась полная эмоциональная закрытость. Бен не был способен выразить свои чувства. Порой ей казалось, что он не мог их выразить даже себе. Не зря Англия снискала себе славу кузницы ледяных сердец. Как только отпрыску исполнялось семь лет, родители выпроваживали его в школу–интернат, снимая с себя обязательства по его воспитанию, а сами мило продолжали наслаждаться жизнью. Школа прививала юнцу хорошие манеры, закаляла его тело и дух, но никак не обучала его эмоциональной грамотности.
Бен приобнял ее:
– Малыш… – он замешкался, – … ты такая красивая. Ты знаешь… твои джинсы – настоящий итонский голубой.
Таш обрадовалась. «Угадала с выбором!»
– Малыш… – казалось, он подыскивает нужное слово, – какой красивый браслет. Золото?
– Да! Представь, сегодня подарила подруга. Передала с водителем. Странно, правда?
Таш и в правду удивилась, когда развернула сверток, переданный Фаиной. На ее удивленный вопрос Фаина ответила, что этот золотой браслет «Картье Лав» – один из нежеланных подарков на день рождения, вот она и раздаривает их подругам.
– Замечательные у тебя подруги! – усмехнулся Бен, и неожиданно лицо его посерьезнело. – Ээ–э… я должен тебе что-то сказать.
Неужели сейчас? Неужели сумела растопить лед северных морей и достучаться до глубин островного сознания?
Он поднялся и шагнул к журнальному столику. Взяв с кипы бумаг цветной буклет, он вернулся на место.
Таш затаила дыхание. «Может быть, это реклама отеля, в который мы поедем отдыхать? – ее сердце радостно застучало… – На медовый месяц…»
– Посмотри, – он передал ей глянцевый буклет. Она уже было приготовилась выразить восхищение – броситься ему на шею. Или лучше скромно затрепетать ресницами? Взглянула на картинку. На фотографии был красивый викторианский дом. Таш оказалась в замешательстве – вертела буклет в руках, ожидая разъяснений.
– Родители выставили наш дом на продажу, – обреченно сообщил Бен. – На днях мне позвонил отец и спросил, есть ли у меня работа. Понимаешь?! – Он резким движением заправил за ухо выпавшую на глаза прядь волос… – Они продают дом, в котором я родился, вырос, где я провел все детство…, и спрашивают, есть ли у меня работа! Они даже не знают, что такое «работа»!
Его глаза были холодны как сталь. Таш даже показалось, что в них заиграли новые оттенки серого. За все время Бен ни разу не позволил себе сорваться. Таш восхищалась, и, в какой-то степени, даже завидовала пресловутой английской сдержанности. Сейчас же ей показалось, что нечто, отдаленно напоминающее отчаяние, промелькнуло в глубине его глаз.
– Всю жизнь они провели между Лазурным берегом и загородным поместьем, принимали гостей и делали все, что им заблагорассудится. А мне теперь приходится работать!
Таш еще раз взглянула на буклет. Под фотографиями дома красовалась цена в пятнадцать миллионов фунтов.
Бен сел поближе:
– Вот это моя комната. Я там первый раз поцеловался с девушкой. А сколько вечеринок было в этом саду! – Одну за другой он показывал ей фотографии дома. – Как я буду жить дальше?!
Таш недоумевала. Она почувствовала себя чеховской Раневской, получившей известие о продаже вишневого сада. Или, скорее, героиней третьесортной пьески, главный герой которой с криком «я разорен!» бежит в слезах расставаться с постылой жизнью. Мелодраматичность ситуации позабавила ее настолько, что она не смогла удержаться от смеха.
– Ты шутишь?! – она пыталась придать своему голосу серьезность, – любимый, тебе нет и тридцати! Лучше подумай, как заработать денег, чтобы купить родителям новый дом.
Как бы цинично не звучали ее слова, говорила она от чистого сердца. Что такое бедность, она знала не понаслышке. Она видела ее во всех уродливых проявлениях по понедельникам и четвергам в арт-кружке, который папа открыл для детей из малоимущих семей. Она видела на них одежду из секонд–хэндов, видела измученных матерей, работающих на трех работах ради лишнего рубля на еду, видела уголовников–отцов, которых не брали на работу. Таш начинала как ассистент отца, но со временем и сама заняла место преподавателя по кройке и шитью. Как же радовались ребятишки, когда очередная вещица была готова и они могли надеть ее и выглядеть не хуже сверстников.
По рассказам Бена, после Африки отец занялся написанием книг о своем видении развития бедных районов Ботсваны. Эти книги никто не читал. Мать писала картины в китайском стиле – шинуазри, которые никто не покупал. Зиму они проводили в Антибе, лето – среди зеленых холмов и сказочных деревушек в Котсуолдс, спасаясь от летней жары Лазурного берега. Лондонский дом фактически пустовал, и его продажа не выглядела такой уж нелепой при нынешних взвинченных ценах на недвижимость.
– Малыш, ты права, – Бен снова улыбался.
5. Как не передознуться шиком
Лондон
Какая же вокруг красота! Таш любовалась заснеженным лесом из окна своей машины. Снег укутал землю белым пуховым покрывалом. Золотистые лучики прорывались сквозь ветви деревьев и затем застревали в зеленных лапах сосен. Она то и дело притормаживала, чтобы вдоволь насладиться этим сказочным видом. Улыбка не сходила с ее уст. Наконец–то что–то поменялось. Они встречались почти каждый день, а каждое утро, даже если они не ночевали вместе, он звонил пожелать ей хорошего дня.
Она перепрыгнула через несколько ступенек и резко остановилась. Длинноногая хостес окинула ее дежурным взглядом и тут же игриво заулыбалась вошедшему за Таш солидному мужчине. Таш усмехнулась: «Как, должно быть, сильно ей хочется замуж! – Она стала искать глазами Бена. – Вечно он выбирает место в самом дальнем углу!» Деревянные доски поскрипывали у нее под ногами. Бен с Джеймсом поднялись, чтобы пропустить ее поближе к окну.
– Давайте быстрее поедим и пойдем кататься! – Таш смотрела в окно. На замерзшей Москва–реке женщины в собольих полушубках тренировали аксели, а папаши с малышами гоняли шайбу. Ей не терпелось поскорее присоединиться к ним, почувствовать твердость свежего льда и вновь вкусить сладость контроля, когда лишь одним движением тела можно усмирить бешенную скорость.
Вместо этого, выйдя на лед, Таш пришлось попробовать себя в новой для нее роли – роли мамы беспомощного малыша. Ноги у Бена постоянно разъезжались. Он еле поспевал за ней, неуклюже скользя по льду. Таш пришлось держать его за руку и постоянно оглядываться, чтобы он не упал. Сделав несколько кругов, Бен, чудом устоявший на ногах, все-таки сдался.
– Малыш, мне кажется, коньки – не мое призвание. Я лучше посмотрю со стороны.
Усадив своего продрогшего партнера в ледяной бар, она решила, что наконец–то настал момент продемонстрировать мастерство. Ведь не зря все детство она мучилась на тренировках по фигурному катанию, пока ее сверстники беззаботно веселились. Таш разогналась. Щеки раскраснелись от мороза. Она грациозно скользила по льду, собирая восторженные взгляды. Затем, оттолкнувшись зубцом левого конька и провернувшись вокруг своей оси, она мягко приземлилась на ребро правого. Цель была достигнута – тулуп был мастерски исполнен. Она бросила взгляд на Бена, все это время не отрывавшего от нее глаз. Ей хотелось кататься еще и еще, вспоминая все элементы, заученные в детстве. Но, взглянув еще раз на друга, трогательно укутанного в плед, передумала.
– Малыш, ты была великолепна! И как у тебя получается не падать? – Бен нежно держал ее руки в своих, согревая их после катания. От варившегося в баре глинтвейна воздух наполнился запахом корицы. – На Рождество я возвращаюсь в Лондон, а на Новый Год – в Гштаад. Буду по тебе сильно скучать. – Буду скучать по этим пальчикам… – Бен целовал ее руки. – И по этим рукам, и по этому телу. – Бен лукаво посмотрел на Таш. – А ты будешь по мне скучать?
– Ааа! Вот вы где! Воркующие голубки. – Джеймс в красном пледе был похож на мексиканского крестьянина. Ему не хватало только сомбреро. – Когда свадьба?
Конец ознакомительного фрагмента.