Грейс внимательно смотрит на меня:
– Ты действительно ничего не знаешь?
Я поднимаю на нее глаза:
– Откуда?
– И не в курсе того, что случилось у них в семье?
В голосе Грейс сквозит явное недоверие.
Теперь я чувствую себя полной дурой за то, что не зашла в Интернет, когда вернулась домой, и не попыталась найти сведения о семье Портера. Но я так на него разозлилась, что мне было плевать. Как вчера, так и сейчас.
– Похоже, что к спорту это не имеет никакого отношения, да? – смущенно, но искренне говорю я.
Мне даже невдомек, чем считать сёрфинг – видом спорта, развлечением или искусством. Люди встают на доски и катаются на волнах, но в программу Олимпийских игр, насколько мне известно, это не входит… Тут я полная невежа.
– Его отец тоже был профессиональный сёрфер, – говорит она мне с таким видом, будто в самом деле не верит в мое неведение, – дедушка погиб, и тогда его отец… Это был настоящий ужас. Ты видела у Портера на руке шрамы?
Я начинаю рассказывать, что видела, но была слишком поглощена собственным унижением в глазах коллег, но Грейс меня уже не слушает – ее окликают со стороны набережной.
– Мне надо бежать, – прерывает она поток излияний своим тоненьким голоском. – Прошу тебя, приходи завтра.
– Приду, – обещаю я.
Тем более что у меня нет выбора.
– Кстати, – говорит она, оборачиваясь и с лукавой улыбкой показывая на рыжего кота, – он не отвечает тебе только потому, что это не котик, а кошечка.
Я в отчаянии. Кот, оказывается, совсем не тот. Ну ничего, лето только начинается, а я девушка терпеливая. Даже если мне придется отведать чурро у каждого лотка на этой набережной, получить солнечный удар либо пройти через огонь, воду и медные трубы, я все равно отыщу Алекса до фестивального показа картины «На север через северо-запад».
СООБЩЕСТВО КИНОМАНОВ «ЛЮМЬЕР»
ЛИЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ>АЛЕКС>НОВЫЕ!
@mink: Угадай, что я сегодня получила по почте? Новенькую копию «Филадельфийской истории».
@alex: Здорово! Обожаю этот фильм. Давай как-нибудь посмотрим его вместе, если мне, конечно, тоже удастся раздобыть копию.
@mink: Какой вопрос! Это одна из моих любимых картин с Кэри Грантом и Кэтрин Хепберн в главных ролях!
@alex: В качестве еще одной хорошей новости, зная, как ты ЛЮБИШЬ фильмы про гангстеров [добавь здесь немного сарказма], я только что отправил тебе целую кучу кадров из «Крестного отца» с собственными комментариями, в надежде на то, что это тебя немного взбодрит.
@mink: Я как раз сейчас ими любуюсь. Ты не находишь, что получилось забавно?
@alex: Раз тебе так кажется, то…
@mink: Ну вот, из-за тебя мне в нос попал апельсиновый сок.
@alex: Да я же ведь только того и добивался.
@mink: Твои мечты могут быть намного ближе к реальности, чем тебе кажется…
Глава пятая
«Здесь вы не найдете ничего дешевого!»
Моя первая смена в «Погребе» начинается на следующий день в двенадцать часов. Увидев забитую транспортом парковку, я уже собираюсь повернуть «Веспу» обратно и вернуться домой к отцу, но не успеваю даже ничего предпринять, как меня замечает Грейс. Она стоит у служебного входа и машет мне руками, поэтому мне не остается ничего другого, кроме как отдаться на волю злого рока. Мы отмечаем карточки прихода на работу, оставляем личные вещи в отведенных нам ящичках и надеваем оранжевые жилеты.
Дерьмо превратилось в реальность.
Мистер Кавадини, со своей остроконечной и белобрысой вампирской линией волос, приветствует нас в комнате для отдыха, держа в руках планшет с зажимом для бумаг:
– Вы у нас…
– Бейли Райделл, – сообщаю я.
Прошел всего один день, а он уже забыл.
– Грейс Эчейби.
– Как-как? – переспрашивает он, наклоняясь ближе, чтобы лучше расслышать.
Ее глаза полыхают огнем неистового раздражения.
– Э-чей-би, – повторяет девушка по слогам.
– Да-да, – ворчит он, будто знал ее фамилию и раньше.
Потом протягивает нам пластиковые беджики с нашими именами. Мое начертано криво. Это дурной знак.
– Отлично, юные леди. Сегодня обязанности дежурного смотрителя исполняет Кэрол. В данный момент она решает небольшую проблему в кафе. Утренняя смена билетеров заканчивается через три минуты, так что нам надо поторопиться. Вы не могли бы пройти к кассе и сотворить небольшое чудо?
Мы с Грейс в упор смотрим на него.
– Замечательно, – бесстрастно произносит он, подталкивает нас к двери и ведет по служебному коридору. – Обычно первое, что нужно сделать, это подойти к охраннику и проверить ящичек для денег, как мы показывали на инструктаже. – С этими словами он тычет рукой в противоположный конец зала и продолжает: – Но сегодня у нас для этого нет времени, поэтому вам придется поверить на слово, что дежурный смотритель ничего не украла и не смошенничала. Имейте в виду, если кто-то на что-то подобное решится, недостающую сумму вычтут из вашей зарплаты…
Я замираю на месте. Первой говорит Грейс:
– Погодите, как это?
– Пойдемте, пойдемте, – говорит мистер Кавадини, подталкивая меня вперед, – две минуты, пошевеливайтесь. Охранник встретит вас у кассы, поможет освоиться и ответит на любые ваши вопросы. Проработаете неделю, мы подумаем о том, чтобы доверить вам ключи от будки. В противном случае вам придется стучать, чтобы попасть внутрь, потому как она закрывается автоматически. Удачи вам и не забывайте улыбаться.
Во время инструктажа в музее никого не было. Сейчас совсем другое дело. Посетители снуют по огромному пространству, расходясь по двум крыльям, от каменных стен пещеры отскакивают сотни голосов. Кафе наверху забито до отказа. Экскурсанты поедают сэндвичи на аспидно-серых ступенях и болтают по мобильникам, устроившись под парящим в воздухе пиратским кораблем. Как. Много. Народу.
Но единственный человек, которого я на самом деле вижу, стоит у будки, где продаются билеты.
Портер Рос. Красивое тело. Голова, поросшая буйными кудрями. Самонадеянная улыбка.
Мой заклятый враг, чтоб ему пусто было.
Он встречается со мной взглядом. Потом опускает глаза на мои ноги и смотрит, не надела ли я опять туфли от разных пар. И хотя я знаю, что не надела, все равно проверяю, все ли в порядке, после чего меня одолевает желание снять их и надавать ими по его крупной, тупой башке.
Но когда мы подходим ближе, он не отпускает никаких комментариев, а лишь кивает и произносит одно-единственное слово: «Леди». Может, сегодня все сложится не так погано, как в прошлый раз. Сжимая в руке два закрытых ящика для денег, он четыре раза коротко стучит в заднюю дверь будки, служащей кассой, и поворачивается к нам:
– Готовы почувствовать обжигающий трепет наличности в руках?
Дверь будки распахивается. Мы с Грейс, кажется, целую вечность стоим, ожидая, пока Портер заходит внутрь, кладет ящики для денег, а две девушки, тоже новенькие, как и мы, выходят из кассы, широко распахнув глаза и вытирая пот, будто им только что довелось побывать в будуаре у самого дьявола и насмотреться на невыразимые пороки, оставившие в их душах неизгладимый след на всю жизнь.
В этот момент я начинаю не на шутку нервничать.
Портер злится и грубо бросает несколько слов в рацию на плече; на секунду я задаюсь вопросом о том, уж не с мистером ли Кавадини он общается, но в этот момент вижу, что к нам через зал, прыгая вверх-вниз, направляется другой охранник, с седой копной волос, мистер Пенгборн. У него совершенно измученный вид. По всей видимости, он слишком устал, чтобы делать свою работу.
– Прости, прости, – произносит он, вконец запыхавшись.
Портер протяжно вздыхает и качает головой, теперь не столько злой, сколько утомленный.
– Проводи их в бухгалтерию, пока Кэрол разбирается в кафе, пусть пересчитают выручку. – Потом поворачивается к нам, тычет пальцем в будку и свистит. – А вы двое – марш внутрь!
– Вот черт, – бурчит Грейс, – я совершенно забыла как запускать программу по продаже билетов!
– Грейси, ты даже во сне сможешь это сделать, – заверяет он ее и даже кажется милым, будто это не от него я тогда стерпела унижение перед коллегами.
«Мираж», – говорю я себе.
Будка маленькая. Действительно маленькая. В ней пахнет. По правде говоря, даже воняет. Два вращающихся стула, стол с компьютером, а под ним полка, на которой допотопные принтеры печатают билеты. Сзади, прямо по центру, нас подпирает дверь, поэтому места для третьего – даже не такого крупного, как Портер, который стоит за нами и дает указания, – по большому счету впритык. Впереди – лишь захватанная чужими пальцами плексигласовая перегородка, отделяющая нас от очереди толпящихся у кассы. Как же их много. И задержка с билетами никого из них явно не радует.
Стоящий перед моим окошком субъект напыщенно изрекает: «Четыре», – показывает попутно четыре пальца и отпускает в мой адрес какую-то гадость по поводу женского идиотизма. Продавать с лотка чурро мне кажется все заманчивее и заманчивее.
– Зеленый означает положение «включено», красный – «выключено», – произносит голос Портера где-то рядом с моим лицом, чуточку ближе, чем полагается.
Когда он задевает свей кудрявой шевелюрой мое плечо, по руке прокатывается незваная волна дрожи. От него исходит солоноватый запах, как от океанской воды; интересно, он сегодня занимался сёрфингом? А почему мне до этого есть какое-то дело? Он тянет руку и хлопает ею по стойке, немного меня пугая.
– Да-да, мне все понятно, – говорю я.
Потом, не говоря больше ни слова, опускаю глаза на кнопки управления двухсторонним переговорным устройством, помеченные надписями «Внешний» (чтобы я могла слышать посетителей) и «Внутренний» (чтобы они могли слышать меня). Зеленая. Красная. Все ясно.
– Вам наверняка захочется постоянно держать внешний микрофон включенным, но если не хотите сойти с ума – держите пальцы на кнопках и внутренний микрофон включайте только в случае необходимости, – советует он.
Об этом нам говорили еще на инструктаже, и теперь я об этом постепенно вспоминаю. Грейс от волнения не находит себе места, и Портер переключает внимание на нее. Субъект у окошка нетерпеливо тычет в стекло своими четырьмя пальцами. Я сдаюсь, нажимаю обе зеленые кнопки и говорю:
– Добро пожаловать в «Пещерный дворец». Четыре билета для взрослых?
Всю работу делает компьютер. Я беру у субъекта банковскую карточку, печатаю билеты, и мистер Зануда со своей занудной семьей проходит через турникет. Следующий. Этот расплачивается наличными. Я слишком долго отсчитываю ему сдачу, но в целом могло быть и хуже.
В том же духе продолжается и дальше.
В какой-то момент Портер выскальзывает из будки и оставляет нас одних, но ничего страшного в этом нет. Мы вполне можем справиться и сами.
Памятуя о том, как холодно было в главном зале в день инструктажа, я надела еще один кардиган. Но сейчас, когда в очереди стоит десять человек, понимаю, почему будку по продаже билетов называют Парилкой. Кондиционера здесь нет. Нас заперли в конуре, выше пояса сделанной сплошь из стекла, солнце изливает на наши лица свои лучи, напитывая теплом, будто орхидеи в какой-то дурацкой оранжерее.
Я стаскиваю кардиган через широкие рукава жилета, при этом каждые несколько минут мне приходится крутиться на стуле, чтобы открыть кому-нибудь дверь – дежурному смотрителю Кэрол; парню, поставленному за стойку информации, который предупреждает нас, что одному из посетителей надо переснять фотографию на абонемент, потому что нынешняя ему «ненавистна»; и добрейшему мистеру Пенгборну, притащившему сдачу для больших транжир, неизменно желающих рассчитываться стодолларовыми купюрами. Каждый раз, когда я вращаюсь на стуле, открывая дверь билетной кассы, мне приходится: (А) ударяться коленными чашечками о металлический ящик для денег, и (Б) впускать в будку порыв холодного воздуха, пробегающего по липкой от пота коже.
Потом дверь закрывается, и Парилка опять нагревается.
Это пытка. Вот как нужно поступать на войне с вражескими солдатами, чтобы выудить у них нужную информацию. И куда только деваются Женевские конвенции, когда в них возникает нужда?
Ситуация становится еще хуже, когда нам с Грейс приходится одновременно заниматься и другими делами – например, показывать, где находятся туалеты, или разбираться с жалобами по поводу цен на билеты, с каждым годом поднимающиеся все выше и выше. Какой ужасный у вас музей! Вы больше не предоставляете скидки тем, кому за пятьдесят? Мой билет только что унесло порывом ветра, выдайте мне дубликат.
Цирк, да и только. Вряд ли это преувеличение. Неудивительно, что люди бросают эту работу в первый же день.
Но не мы. Нас с Грейс голыми руками не возьмешь, ведь мы лучшие. Я стараюсь вовсю, задействуя все ноу-хау. Не смотрю в глаза. Прикидываюсь немой. Пожимаю плечами. Избегаю трудных вопросов. Без конца показываю на стойку информации и магазин сувениров.
Если с потом из наших тел не выйдет вся жидкость, у нас все получится.
Через пару часов после начала смены жизнь вокруг значительно замедляется – в очереди, к примеру, нет ни одного человека.
– Может, мы их всех распугали? – спрашивает Грейс, вытирая с затылка пот.
– Все, что ли? – говорю я, приподнимаясь на стуле и оглядывая поверх переговорного устройства колонны главного зала. – Можно по домам?
– Попрошу кого-нибудь принести нам воды. У нас есть такое право. Здесь слишком жарко, чтоб им всем было неладно.
Грейс берет телефон и звонит Кэрол, которая обещает кого-нибудь прислать. Мы ждем.
Через минуту в дверь в дверь раздаются четыре коротких удара. Я открываю ее и вижу перед собой Портера. Это первое его явление с того момента, как мы стали отбывать свой тюремный срок. Он протягивает две пластиковые бутылки воды из кафе и одаривает меня медлительной, ленивой улыбкой, слишком сексуальной для парня его возраста, от которой я опять начинаю нервничать.
– А вы обе в Парилке будто даже похорошели. И выглядите намного лучше тех двух, что работали с утра. Кстати, одна из них…
С этими словами он проводит ногтем большого пальца по горлу, давая понять, что девушка ушла. Будем надеяться, что хоть не наложила на себя руки.
– Еще одна? – шепчет Грейс.
Он прислоняется к двери, упираясь в нее согнутой ногой, и водит пальцем по экрану своего телефона. Его коленка оказывается буквально в паре сантиметров от моей. Такое ощущение, что он преднамеренно пытается меня задеть.
– На этой работе, Грейси, слабые не держатся. Их фотографии следовало бы вывешивать над вигвамами на мнимом звездном небе в крыле Джея.
– Который час?
Портер смотрит на массивные часы с замысловатым цифровым экраном и отвечает на вопрос. А когда я слишком надолго задерживаю на них взгляд, объясняет:
– Часы для сёрфинга. Направление и высота волн, температура воды. Полностью водонепроницаемые, в отличие от этого дурацкого телефона, который мне в этом году пришлось уже дважды менять.
Честно говоря, я больше смотрю на его шрамы, вспоминая, как Грейс начала было рассказывать вчера на набережной какую-то трагическую историю о семье Росов, но, понимая, что в его понимании мне больше интересны часы, испытываю облегчение.
– Послушай, а как ты стал охранником? – спрашиваю я, энергично открывая бутылку воды.
Он на мгновение отрывает от экрана глаза, смотрит на меня и подмигивает. Подмигивает, и все тут. Ну кто так делает?
– В восемнадцать лет перед тобой открываются все двери. Ты можешь голосовать, на совершенно законных основаниях заниматься всеми доступными воображению видами секса с любой избранницей, которая на это согласится, но самое приятное – с утра до вечера разгуливать по «Пещерному дворцу» в должности охранника.