В стенах его квартиры и в непосредственной близости от нее я научилась чувствовать себя в безопасности. Это что-то новое. Однако стоит мне оказаться за пределами Эджвер-роуд или Лиссон-гроув, как меня охватывает тревога. Я думаю о Дине Уэсте, о Барри Грине. Вспоминаю себя, какой была, когда Проктор вошел в мою комнату на Брюэр-стрит, как я приняла его за очередного клиента, который пришел взять меня напрокат для секса.
Затем я думаю о том, как сейчас отношусь к нему, и у меня нет ответа. Да, он воскресил мою семью, но мне от этого не стало легче. Возможно, причины моего нежелания искать ответы не так уж и необычны. Возможно, неопределенность для меня предпочтительнее правды. Что, если правда хуже, чем неведение?
Я могу прожить и без ответов. Для меня важнее не сорваться. Не хотелось бы вернуться к прежней жизни.
Я не принимаю наркотики с тех пор, как оказалась здесь. И пью теперь меньше. За три дня я прикончила запасы спиртного Проктора, но он их так и не пополнил. Вообще-то, я могла бы купить алкоголь и сама и вернуть то, что выпила, но мне было слишком стыдно. Стыдно. Учитывая, чем я занималась последние два года, довольно странно, что я должна испытывать стыд. Но мне действительно было стыдно, и, как следствие, теперь я могу обходиться без спиртного. Сам Проктор пьет редко, так что мои привычки подчинены его привычкам. Если у него есть бокал вина и он предлагает мне выпить, я не отказываюсь. Если он предпочитает обойтись без спиртного, я следую его примеру.
С тех пор как перебралась сюда, я сорвалась лишь раз.
Стефани набрала код и еще три цифры. Затем положила трубку и в четвертый раз за пять минут повторила это действие. Ее рука зависла над телефоном. Она знала, что доведет дело до конца, – ведь пока она этого не сделает, оно будет вечно преследовать ее. Через полчаса Стефани набрала 1–4–1, а затем весь номер полностью, и прижала телефон к уху. Все то время, пока в трубке слышался гудок, она надеялась, что ответа не последует. Но ответ все-таки прозвучал.
– Алло!
Ее голосовые связки как будто парализовало.
– Алло?
На этот раз она сумела ответить:
– Крис?
– Слушаю вас.
Он ждал, когда она представится. Стефани же тотчас узнала его голос. Даже вздумай он играть с ней в молчанку, она все равно поняла бы, что это он. А вот он ее не узнал. Она тотчас поняла почему.
– Это Стеф.
Пауза была в равной степени предсказуемой и долгой.
– Стеф?
– Да.
Его голос понизился с рокочущего баса до шепота.
– Не верю. Неужели это ты?
– Да, я.
– Боже мой… Сколько же времени прошло? Как твои дела? Где ты? Чем занимаешься?
Стефани закрыла глаза и ясно представила его себе. Рост шесть футов два дюйма, редеющие темные волосы, талия же, наоборот, приобрела лишние дюймы. Именно таким он запомнился ей. Одет строго по сезону, но с полным отсутствием воображения. Поскольку сегодня выходные и он дома, на нем наверняка синие джинсы, клетчатая рубашка, толстый свитер – возможно, темно-синий – и пара крепких ботинок.
Она словно наяву слышала, как ветер скребется в двери их фермы, окна которой выходят на крошечную деревушку Вест-Вудберн в Нортумбрии, недалеко от тех мест, где все они выросли. Место малонаселенное, унылое и красивое. На равнине располагались фермы, тогда как возвышенные участки были пригодны лишь для выпаса овец.
– С тобой всё в порядке, Стеф?
– Да, всё в порядке. А ты как?
– Я тоже в порядке.
– А Джейн, как она?
– У нее все хорошо.
– Как дела у Полли и Джеймса?
Полли была ее трехлетней племянницей. Джеймсу, племяннику, было четырнадцать месяцев.
– Отлично, – ответил Кристофер. – Последние полгода Полли была немного капризной, как и ты в этом возрасте, по словам мамы.
От его слов кровь застучала в висках.
– Я просто хотела услышать, как твои дела, вот и всё.
– Давно же ты мне не звонила…
– Знаю.
– Мы потеряли тебя из виду после того, как ты уехала из того дома в Холборне. Как ее звали? Смит?
– Карен Смит.
– Верно. Она сказала, что однажды ты просто ушла и даже не оставила номер телефона.
Вы же не стали прилагать усилий, чтобы отыскать меня. Это был замкнутый круг. Стефани не поддерживала с ними связь, поэтому они, со своей стороны, прилагали все меньше усилий, чтобы поддерживать связь с ней. Сколько времени прошло со дня их последнего, довольно резкого разговора? Девять месяцев? Десять?
Кристофер, по сути, помог Проктору выйти на ее след. Журналист связался с ним в конце прошлого лета и попросил разрешения побеседовать с ним, на что Крис ответил согласием. Осенью он выбрался на север, в Вест-Вудберн, и именно во время беседы с Кристофером почувствовал, что Стефани сможет многое ему поведать.
Двое оставшихся в живых членов семьи даже не думали искать друг в друге поддержку после случившейся трагедии. Вместо этого брат попытался справиться с утратой самостоятельно и продолжил вести – насколько это возможно – обычную жизнь, в то время как сестра исчезла, словно растворилась в воздухе.
У Кристофера был старый телефонный номер, номер Карен Смит, но он утверждал, что та вряд ли знает, где Стефани, и что даже найди он ее, она наотрез откажется разговаривать с ним. Когда же Проктор спросил, чем занимается Стефани, Кристофер стал отвечать уклончиво, а затем и вообще отмахнулся от вопроса.
– Понятия не имею, – ответил он. – Скорее всего, ничем. Или даже более чем ничем.
Но Проктор проявил настойчивость, инстинктивно чувствуя, что это более чем интересная история. Он связался с Карен Смит, но та, как и предсказывал Кристофер, понятия не имела, где обретается Стефани. Однако она знала несколько имен и подтолкнула его в нужном направлении. После ряда бесед с сомнительного вида знакомыми у него сложился образ девушки, чье будущее скатывалось в никуда. От талантливой, перспективной студентки и до проститутки-нарко- манки… Она была идеальна. Из всех, кто был так или иначе причастен к трагедии рейса NE027, падение Стефани было самым удручающим. И, следовательно, лучшим.
– Чем занимаешься? – спросил ее Кристофер.
– Разными мелочами. Ну, ты знаешь…
– Это что еще за мелочи? Чем именно?
– Случайные заработки. Все, что помогает заплатить за квартиру.
– Где ты живешь?
Стефани была близка к панике. Разговор все больше становился похож на все предыдущие. Это было понятно по тону Кристофера, который делался все более прохладным. Заканчивалось все всегда одним и тем же.
– В Уондсворте. – Она назвала первое, что пришло ей в голову.
– Давай я запишу твой номер.
Нить разговора выскальзывала из ее рук. Все, что она хотела сказать, оставалось невысказанным; вместо этого ее засасывало в привычный водоворот.
– Крис, я должна тебе кое-что сказать. О ката- строфе…
– Подожди, я не могу найти ручку.
– Тебе не нужна ручка.
Он не слушал ее. Он никогда ее не слушал.
– Хорошо, так что ты хотела сказать? Ты могла бы заодно дать мне свой адрес.
– Крис, пожалуйста!
– Что еще?
Стефани покачала головой. Только не по телефону. Подходящий момент упущен, и на горизонте собрались темные грозовые облака.
– Ничего.
– Что?
– Это не имеет значения.
– У тебя проблемы?
– Нет.
– Ты уверена? Тебе нужны деньги?
По какой-то причине этот вопрос всегда был самым болезненным.
– Нет.
– Стеф, ведь ты не делаешь… никаких глупостей, правда? – сказал после паузы Кристофер, одновременно и с осуждением, и с тревогой.
– Уже нет.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего. Забудь.
– Ладно, дай мне свой номер и адрес.
Стефани замолчала.
– Стеф?
У нее как будто отнялся язык.
– Стеф?
В тот вечер я напилась. Я выпила много водки в «Медной голове», что в дальнем конце Белл-стрит, а затем вернулась домой с двумя бутылками дешевого красного вина. И выпила их с той же скоростью, с какой они попросились наружу, прежде чем я окончательно вырубилась. Но как попытка вымыть этот разговор из моей памяти это сработало, хотя и временно. Два следующих дня мне казалось, будто я снова слегла с гриппом.
Проктор – фанатик здорового образа жизни. Он ест здоровую пищу и три или четыре раза в неделю ходит в спортивный зал. Каждое утро перед завтраком делает много упражнений на растяжку. Говорит, что растяжка важнее, чем бег, или гантели, или любые другие виды нагрузок. Я несколько раз видела, как он растягивается, и нам обоим было неловко. Дело не в том, что мне не нравится то, что я вижу, или что он не любит, когда на него глазеют. Причина неловкости в другом – в том, что́ мы думаем, но не осмеливаемся сказать вслух. И так каждый раз. Я заметила, в какой он хорошей форме. Мускулист. Подтянут. Почти все тела, которых я насмотрелась за последние два года, были дряблыми.
Хотя у меня нет к нему нежных чувств, я не раз задавалась вопросом, каково это было бы – заниматься с ним сексом. Я не помню, каким бывает секс с реальными людьми. Для меня Проктор теперь реальная личность – не говоря уже о подлинном имени, тогда как все мои клиенты были анонимными. Они лгали о себе, и секс у нас был чисто физический. При необходимости я изображала сладостные вздохи и стоны. Но никогда ничего не чувствовала, кроме разве что боли. Однако в прошлом месяце, когда постепенно узнала многое о Прокторе, я стала задумываться о том, как у нас с ним это было бы. Повлиял бы на мои ощущения тот факт, что я его знаю? Или же я навсегда утратила способность получать удовольствие от секса?
Как бы я реагировала?
Я уверена: ему в голову приходят те же мысли. Я читаю это в его взглядах, которые он украдкой бросает на меня, когда ему кажется, что я не вижу. Возможно, именно это больше всего на свете заставило меня стесняться собственного тела. Будучи проституткой, я разденусь перед любым, кто заплатит подходящую цену. Нагота для меня ничто, как и то, что я готова продать ее первому встречному, лишь бы мне за это заплатили. Но взгляд Проктора, даже когда я полностью одета, способен вызвать у меня неловкость.
В течение последних двух недель я начала выполнять кое-какие упражнения на растяжку. И была поражена тем, какая я «скрипучая» и негибкая. В целом последний месяц пошел на пользу моему здоровью. Я начала регулярно есть здоровую пищу, у меня наладился сон. Я немного поправилась, и теперь моя кожа не кажется пятнистой и серой. Тени под глазами понемногу исчезают. Но не хватает гибкости, какая была свойственна мне в бытность подростком. Я удручена своим физическим состоянием и намерена его улучшить.
Рождество наступило и закончилось. Тогда Проктор был в Израиле. Я оставалась здесь одна. Это было лучшее Рождество после авиакатастрофы. Новый год тоже пришел и ушел. Проктор встретил его в Индонезии. Сейчас январь. Для всех людей это лишь очередной год. Для меня это другая жизнь. Изменения, которым я положила начало, теперь существуют сами по себе, и не в моих силах их остановить.
Проктор все еще хмурился. Стефани стряхнула на блюдце столбик пепла с сигареты. С того момента, как он вошел в дверь с чемоданом в руке и усталым выражением лица, прошло меньше часа. Теперь, приняв душ и переодевшись, Кит выглядел другим человеком.
– Ну как? – спросила Стефани.
– Ужасно. Если кто-нибудь возьмет тебя с собой в отпуск в Майами, можешь считать, что этот человек тебя ненавидит.
– Ты так и напишешь в своей статье?
– Нет, напишу, что зимой это уик-энд в раю.
Они были в гостиной. Проктор расположился на диване. Из колонок стереосистемы раздавалась песня группы «Мэссив эттэк».
– У тебя новая стрижка? – уточнил он, впервые обратив на это внимание.
Стефани потрогала волосы и кивнула:
– Тебе нравится?
Стрижка была короче, чем раньше, теперь волосы не доходили до плеч. Темные корни были закрашены.
– Конечно. Смотрится хорошо, хотя я думал, что ты дашь светлым концам отрасти.
Она покачала головой:
– Я не смогла бы.
– Почему нет?
– Мне всегда хотелось быть блондинкой. Когда я была моложе, ну, ты понимаешь…
– А теперь?
– Так мне легче поверить, что теперь я другая.
– Я думал, для тебя это больше не проблема.
Стефани затушила свою последнюю сигарету.
– Это всегда будет моей проблемой.
Позже Стефани наткнулась на Проктора в ванной. Лежа на полу, под раковиной, он снимал панель в дальнем конце ванны.
– Нашел протечку? – спросила она.
Кит усмехнулся:
– Надеюсь, что нет. Во всяком случае, после таких мер предосторожности.
Она увидела, что на полу рядом с ним лежат три компьютерные дискеты.
– Что ты делаешь?
– Занимаюсь домашней безопасностью. Здесь я храню важные вещи. Дискеты и мой ноутбук. В моем настольном компьютере нет ничего важного – я делаю резервную копию через модем, а затем удаляю файл, – и я не храню никаких серьезных материалов на бумаге. Самое важное – здесь, на дискетах.
– Разве это не примитивно?
– Иногда чем примитивнее, тем лучше.
– Не проще ли поставить квартиру на сигнализацию или что-то в этом роде?
– В таком месте? Ты шутишь? Да это просто приглашение для грабителей!
Положив три дискеты в герметичный пластиковый пакет, в котором уже лежали четыре другие дискеты, Проктор запечатал его и приклеил скотчем к днищу ванны. Ноутбук, который был в защитном чехле, он спрятал под двумя грязными половицами. И, наконец, снова поставил на место панель и завинтил шурупы отверткой.
Это было безликое место, рассчитанное на клиентов в час пик. Вдоль одной стены выстроились в ряд игральные автоматы. Над барной стойкой огромный телеэкран транслировал какой-то матч. Звук был включен на оглушительный максимум. Проктор купил себе полпинты «Гиннесса», а для Стефани заказал колу. Они сидели за маленьким круглым столом, откуда хорошо был виден бар.
Кит снял кожаную куртку и, аккуратно свернув, положил на скамью рядом со Стефани. Под курткой у него была джинсовая рубашка с резкими заутюженными складками на рукавах. На Стефани было то, в чем она ходила почти каждый день: выцветшие джинсы и фуфайка поверх нескольких футболок с короткими и длинными рукавами. Светлые волосы были зачесаны назад и заколоты заколкой, что придавало ей новый облик. Раньше ее лицо было слишком худым для такой прически. Она была без макияжа, что также было для нее в новинку, и она чувствовала себя все более комфортно в таком новом образе.
– Видишь того типа на табурете, в темно-сером пиджаке и очках полумесяцем? – спросил Проктор.
– Вижу.
– Это тот, с кем у него назначена встреча. Сомневаюсь, что Брэдфилд обычно приходит сюда, но тому типу на табурете здесь нравится, потому что здесь полно народу и шумно. Идеальное место, чтобы вас никто не заметил.
– Кто такой этот Брэдфилд?
Проктор сделал глоток и тыльной стороной ладони вытер с верхней губы тонкую полоску пены.
– Я говорил тебе. Он делает фальшивые документы.
– Помню. Но почему он важен для тебя?
– Возможно, он подделал паспорт нашему парню. В Уайтчепеле живет некий Исмаил Кадик, он занимается импортом египетских футболок. Его братья в Каире выпускают товар, который Кадик привозит сюда и продает оптом. Но футболки – не единственное, что он импортирует. Он также привозит как краденые документы для последующей переделки, так и совершенно новые, готовые к использованию.
– Совершенно новые?
Проктор кивнул.
– Подлинные паспорта или водительские права из Сирии, Ирана, Ирака, Египта, Алжира. Отовсюду. Либо краденые, либо купленные из-под полы. Потом их распространяют по всей Европе. Только в нашей стране десятки каналов их распространения. И Кадик – лишь один из них. Дело в том, что он, возможно, видел нашего человека, но не уверен в этом. По крайней мере, так он говорит, но этот парень по натуре завзятый лжец. Один посредник привел некоего клиента на его склад в Уайтчепеле, где он хранит свои товары, и попросил Кадика помочь как можно быстрее сделать кое-какие документы, в том числе один израильский паспорт и другой – на имя Мустафы Селы. Деньги не имели значения. Кадик говорит, что не сумел рассмотреть того клиента, так как тот якобы держался на заднем плане, но сообщил мне, что пообещал свести этих двоих с Сирилом Брэдфилдом.