Очевидно, что при выборе либо необходимости, либо случайности невозможно избежать односторонности. Однако Маркс склоняется на сторону Эпикура, потому что целью эпикурейского отрицания необходимости были протест против механистического детерминизма и борьба за пространство свободы. Античный философ считал необходимость роком и был уверен, что она еще хуже, чем описывается в мифах о богах, милости которых еще можно добиться, обратившись к ним, в то время как рок – безжалостен и неумолим. Жить в его тени – значит быть в неволе судьбы. Поэтому эпикурейцы превозносили своего учителя за то, что он помог им «обрести свободу». Конечно, Маркс не опровергал необходимость, вслед за Гегелем он признал рациональность природы и попытался окончательно разрешить вопрос о ее взаимосвязи с необходимостью.
Отклонение от прямой линии – это свобода воли
Движение атомов с отклонением является особенностью эпикурейской философии, в этом состоит ее основное отличие от натурфилософии Демокрита. По мнению Маркса, закон отклонения атомов от прямой линии возник в учении Эпикура неслучайно, а, напротив, имел для него определяющее значение. Он покончил с господством слепой механистической необходимости, так как нарушение заданного движения есть проявление свободы воли (1962. Т. 29. С. 170).
Согласно Марксу, если бы атом двигался только по прямой линии, он был бы всего лишь точкой в пространстве: при наличии пространственной определенности отсутствовало бы самостоятельное движение. Признав прямолинейность направления атомов, Эпикур в то же время выдвинул идею об их отклонении, тем самым обосновав принцип подвижности и позволив динамике «подчиняться своим собственным законам». В силу того, что движение по наклонной линии отрицает прямолинейное и тем самым его утверждает, наличное бытие, относящееся к атому, находится не в какой-либо другой вещи, а непосредственно в нем самом. Отклонение одного и того же атома порождает многоатомные отталкивания и столкновения, из которых и формируется мир. Маркс образно описывал это так: «Как Неве вырос под шумную военную пляску куретов, так мир образуется здесь под звуки борьбы атомов» (1962. Т. 29. С. 100). Поэтому он разделял суждение Лукреция о том, что наклонное движение разрушило «оковы судьбы», и считал, что только движение по наклонной может выразить подлинный атомистический дух – безусловность и свободу самосознания. Он высоко ценил символическое стремление к свободе, которое заключалось в учении Эпикура, однако не соглашался с его взглядом на свободу как на отрешенную от внешнего мира невозмутимость самосознания. Маркс развил теорию об отклонении атомов. По его мнению, реализация атомистической концепции происходит только после «снятия» противоположного себе бытия, то есть прямолинейного движения, и возникновения связей с другими вещами (при столкновении атомов). То же самое и с человеком, который при возникновении отношений с другим перестает быть просто продуктом природы. Чтобы это произошло, необходимо разрушить противоположное себе наличное бытие – замкнутость в себе и самоизоляцию – и начать взаимодействовать с другим субъектом. Маркс подчеркивал, что эпикурейское учение изменило внутреннюю структуру царства атомов, и считал, что оно уже содержало в себе идею того, что отталкивание есть первая форма самосознания. Поэтому внутренняя свобода обособленного субъекта «есть свобода от наличного бытия, а не свобода в этом бытии» (1962. Т. 29. С. 185), а подлинная заключается в коммуникации людей друг с другом.
Превращение самосознания в практическую силу
Маркс рассматривал эпикурейство как философию самосознания, так же он воспринимал и младогегельянство, которое продолжало учение Гегеля и отвечало за его развитие в этой области. Оно создало отдельное направление гегелевской философии, посвященное самосознанию, его индивидуальным вариантам.
В отличие от Бауэра, также подчеркивавшего значимость этого явления, Маркс не вернулся к фихтеанскому субъективному идеализму и не ограничился только самосознанием, а сделал упор на его единстве с внешним миром. Являющееся духовной силой, оно должно быть обращено к внешнему миру в виде воли. Маркс писал: «Таков психологический закон, что ставший в себе свободным теоретический дух превращается в практическую энергию и, выступая как воля из царства теней Амента, обращается против земной, существующей помимо него действительности» (1962. Т. 29. С. 210). Его представление о практике еще оставалось в рамках субъективного идеализма: он рассматривал ее как теорию, превращающую понятие в основание для критического соизмерения индивидуального существования и особой реальности. Однако установив посредством практики отношения между самосознанием и существующей реальностью и поставив вопрос об обмирщении философии или проникновении ею мира, Маркс полагал, что только в первом случае, то есть при переходе к действиям, философия может устранить свои внутрисистемные недостатки и ошибки. Таким образом, привлечение категории «практики» сдержало движение самосознания в сторону волюнтаризма и открыло путь для окончательного разрешения вопроса об активной роли субъекта.
Религия как отчуждение самосознания. Человеческая сущность выше божественной
Категория «отчуждение» широко использовалась среди младогегельянцев. Маркс, часто встречавшийся с членами клуба докторов наук, заметно подвергся этому влиянию. Уже в «Тетрадях по истории эпикурейской философии» и докторской диссертации он, анализируя различие между натурфилософией Демокрита и Эпикура, применяет это понятие, в частности, при анализе атеистических мыслей Эпикура против религии. Несмотря на то, что позиция Маркса относительно отчуждения по-прежнему оставалась идеалистической, она все же представляет интерес для полного понимания процесса развития его мышления.
В ходе изучения атомистической теории Эпикура Маркс поднял вопрос о понятийном отчуждении. Он полагал, что в соответствии с античным философом атом не обладает свойствами. Признание обратного противоречило бы самому его понятию. Переменчивость характерной особенности указывает на изменчивость атомов, однако они не меняются. Тем не менее логически все же необходимо признать наличие у них свойств. Отделенные чувственным пространством множественные атомы движутся по наклонным линиям и отталкиваются друг от друга. Между ними нет непосредственного сходства, каждый из них отличается от остальных и от своей чистой сущности, то есть они все обладают качественным разнообразием. Именно «благодаря качествам атом получает существование, противоречащее его понятию, полагается как отчужденное, отличающееся от его сущности наличное бытие» (1962. Т. 29. С. 177).
Маркс высоко ценил Эпикура за то, что тот объективизировал в своей концепции противоположность субстанции и бытия. В силу того, что каждый единичный атом обладает качественной определенностью и из-за этого вступает в противоречие с собственным понятием, из их взаимного отталкивания и сцепления рождается мир явлений. Очевидно, что без объективизации противоречия между бытием и сущностью ему неоткуда было бы появиться. Таким образом, переходя в мир явлений из мира сущностей, атомы обременяют себя множеством его связей, и он становится внешней формой понятия «атом». Поэтому Эпикур связал воедино оба мира, тогда как Демокрит не увидел противоречия между сущностью и явлением в понятии «атома». Он то говорил о них как об одном, то различал их, опуская явление до уровня субъективной фикции. Поэтому Маркс подчеркивает: «Только Эпикур понимает явление как явление, то есть как отчуждение сущности, которое само проявляет себя в своей действительности как такое отчуждение» (1962. Т. 29. С. 187). Другими словами, он рассматривал мир явлений в качестве отчуждения понятия атома и интерпретировал античного философа, не выходя за рамки гегелевского подхода. Однако отметим, что в мышлении Маркса здесь впервые появляется вопрос о противоречии сущности и бытия, который становится одним из основных содержательных пунктов «отчуждения».
В «Тетрадях по эпикурейской философии» Маркс также поднимает вопрос об отчуждении от природы. Она является жизненно важным фактором для человека и тем началом, без которого он не мог бы существовать. Однако в условиях крайне низкой производительности природа превратилась в объект поклонения людей, а некоторые особые явления, не поддающиеся человеческому пониманию, например, грохот грома, лунное или солнечное затмение и многие другие, стали вселять ужас. Зачастую люди воображали, что за природными явлениями скрываются сверхъестественные силы. Такое отношение человека к природе, его подчинение ей, является одним из видов отчуждения. Как говорил Маркс: «Всякое отношение к ней как таковое оказывается в то же время и ее отчужденностью» (1962. Т. 29. С. 139).
Здесь Маркс особенно отмечал мысль Эпикура об отношениях природы и человека и возражал против идеи поклонения небесным телам, культам которых следовало множество древнегреческих философов. К ним относились пифагорейцы: Платон и Аристотель. Это поклонение было связано с религиозными идеями. Небесные светила почитались за богов, а самая высокая вершина считалась их обителью. В то время в них верили и греки, и варвары. Они думали, что боги бессмертны так же, как и небесные светила, поэтому они жили на небесах. Таким образом, движение, местоположение, затмения, восходы, заходы и другие подобные явления находятся в управлении и установлении наивысших неуничтожимых сущностей, то есть богов.
Эпикур выступал против такого мировоззрения, присущего всему греческому народу, и боролся с поклонением небесным телам. Он считал, что самое большое беспокойство, рождающееся в сердцах людей, исходит из веры в благие и неуничтожимые божественные светила. Философ был не согласен с теологической и телеологической интерпретацией природных явлений. Он полагал, что учения о заходах и восходах луны и солнца, положении созвездий и затмениях не содержат в себе веских оснований связывать с этими явлениями благосклонность судьбы и возникают от страха людей перед непознаваемой природой. Поэтому, согласно Эпикуру, если устранить религиозное толкование, то можно принять другую, какую угодно интерпретацию в отношении небесных светил, так как главное – это искоренить страх людей перед ними и самим избавиться от него.
Как считал Маркс, необходимо устранить отчуждение от природы, страх перед ней и зависимость от нее, и признать, что она обладает собственным разумом: «Когда мы признаем природу разумной, наша зависимость от нее прекращается» (1962. Т. 29. С. 139). Однако существует два вида рациональности: мыслящий сознающий себя разум, то есть бог, и «гегельянский», то есть мировой дух. Маркс, в то время придерживающийся взглядов Гегеля, стремился прийти к заключению о несуществовании бога, исходя из его философии: «Лишь тогда, когда природа признается вполне свободной от сознательного разума, рассматривается в самой себе как разум, она становится полным достоянием разума» (1962. Т. 29. С. 139). Взгляд на природу как на воплощение рациональности, конечно же, идеалистичен, но в некоторой степени он логичен, ведь ее развитие – это необходимый и систематичный процесс. Стоит только признать и понять ее рациональность, и тогда можно будет сразу освободиться от страха и преклонения перед ней и тем самым устранить отчуждение от нее.
В докторской диссертации Маркс развивает мысль о всесторонней борьбе атеизма, одним из главнейших оснований которой является младогегельянское положение об отчуждении самосознания в отношении религии.
Точка зрения, согласно которой боги сотворены людьми, является довольно древней. Однако переход от наивного антропоморфизма к учению об отчуждении длился очень долго. Подход древности к богам был наивным и интуитивным. Он делал акцент на сходство по форме, но не по духу, и в нем заключалась глубокая мысль: «Образы, которым поклонялись верующие, были созданы по человеческому подобию».
Атеистическая мысль французского просвещения XVIII в. была всесторонней, глубокой и богатой, но по-прежнему содержала в себе лейтмотив создания богов человеком. Однако ее аргументы уже не ограничивались формальным сходством, а затрагивали взгляды людей о богах, их отношение к ним, характерные черты божественных образов. Например, Гольбах полагал, что бог – не что иное как преувеличенный человек, «поэтому отношения, предполагаемые человеком между собой и этими невидимыми существами, всегда списаны с человеческих». Почитание, ужас, заискивание людей перед богами похоже на то, как они ведут себя перед лицом, могущества которого опасаются и милости которого стараются заслужить. Поэтому Гольбах говорит, что культ поклонения человека богам, «иначе говоря – система его поведения перед богом, должен соответствовать его представлениям об этом боге, точно так же как сам этот бог создан человеком на его собственный лад»[4].
Учение немецких философов вобрало в себя разумные идеи из истории о сотворении человеком бога. В отличие от прежнего примитивного взгляда на веру как на обман немецкая философия рассматривает ее с позиции отчуждения человеческой сущности от религии, воспринимаемой в качестве необходимого явления. Однако Фейербах и Бауэр при этом имели несколько иной взгляд на нее в связи с иным подходом к сущности человека. Находившийся в то время под влиянием Гегеля Маркс в определенной степени склонялся к точке зрения Бауэра и рассматривал религию как отчуждение самосознания с целью опровержения различных доказательств существования бога.
Маркс различает значение бога и его существования. Говоря об обладании богом, подлинной персонифицированной реальностью, он утверждает, что таковой не существует. Если мы вместе с нашими богами отправимся в страну, где верят в другого бога, то, естественно, не обнаружим там нашего. Как какая-нибудь определенная страна для иноземных богов, так и страна разума является для бога вообще областью, где его существование прекращается. Однако, говоря о его значении как силы, возвышающейся над человеком и влияющей на его поступки в независимости от того, христианская у него вера или какая-либо другая, необходимо признать некоторый реальный характер божественного воздействия. Как Молох (божество) был властителем всех вещей в древности, так и дельфийский Аполлон являлся реальной силой в жизни древних греков – это говорит о колоссальном влиянии представлений о богах на человеческую жизнь.
Именно потому, что бог не есть персонифицированное бытие, любые доказательства его бытия «представляют собой не что иное, как доказательства бытия существенного человеческого самосознания, логические объяснения последнего» (1975. Т. 40. С. 232–233). С точки зрения Маркса, самое непосредственное бытие – самосознание, а бог есть его отчуждение. Поэтому все доказательства божественного бытия свидетельствуют о человеческих представлениях о боге, что говорит о расколе самосознания. В этом смысле все аргументы в пользу его существования только доказывают его несуществование, опровергают все представления о нем.
Однако Маркс мыслил не так, как остальные младогегельянцы, полностью разделявшие идеи Бауэра. Признав религию отчуждением самосознания, он также стал исследовать причины появления религии с точки зрения мира, природы и человека. Маркс утверждал, что бог существует, так как: природа плохо устроена, есть неразумный мир, мысль не существует. Иными словами, представления о богах не появляются тогда, когда мир и природа устроены в соответствии с разумными принципами, а самосознание соответствует рациональности. Таким образом, идеи Маркса не полностью соответствуют Бауэровским. Он не просто поместил религиозный вопрос в рамки самосознания, но развил его в контексте устроения мира и природы, чем наметил дальнейшее направление своих исследований религии и ее истоков с материалистической точки зрения.
Взаимоотношение между человеком и богом является важнейшим вопросом в политической жизни и мысли человечества. Маркс рассмотрел его отдельно в приложении к своей докторской диссертации и подверг критике Плутарха, нападавшего на эпикурейский атеизм.