Токсичный роман - Димитриос Хезер 8 стр.

Нат, кажется, хочет еще что-то сказать, но тут Кайл распахивает дверь в маске Джейсона, которую он нашел в одной из раздевалок, и мы визжим.

Он снимает ее, ухмыляясь.

– Добрый вечер, дамы.

– Придурок, – слышу я, как ты говоришь где-то вне комнаты для реквизита, но смеешься вместе с другими ребятами.

Мисс Би сгоняет нас всех на парковку, и я запрыгиваю в машину Нат, так как ты едешь с Питером и Кайлом. Я машу тебе, но ты смотришь на свой телефон и не замечаешь. Секунду спустя мой телефон звенит.

Мое сердце снова подпрыгивает, как всегда, когда ты говоришь или делаешь что-то идеально идеальное. Я сразу же отвечаю.

Это глупая причина, и ты это знаешь.

– Ты пишешь ему секс-эсэмэски? – спрашивает Лис.

Я краснею:

– Нет, я таким не занимаюсь.

– Пока что, – говорит Лис.

– Мне кажется, парень становится между нами, – говорит Нат, – девчонки прежде… Ну ты знаешь.

Я закатываю глаза.

– Тут не или-или. Я люблю вас, подруги, и вы это знаете.

– Я верну все наза-а-а-ад, – говорит Лис, а потом начинает петь песню Spice Girls. – If you wanna be my lover, you gotta get with my friends… Make it last forever, friendship never ends.[11] – Нат присоединяется к ней, танцуя на сиденье за рулем машины.

Когда Лис заканчивает петь, то кланяется на заднем сиденье, а потом наклоняется вперед и целует меня в щеку. Я почти уверена, что теперь я вся в ее блестящей помаде.

– Мы просто не хотим, чтобы Гэвин украл тебя у нас, – говорит она.

– И мы не хотим, чтобы ты была чьей-то попыткой забыть бывшую, – добавляет Нат. Они с Лис обмениваются взглядами, и я понимаю: они и это обсуждали.

– Эй, что с вами всеми такое, обсуждаете весь этот бред за моей спиной?

Эта фраза «попытка забыть бывшую». Ненавижу ее. Каждый раз, когда она проникает в мою голову, я отбрасываю ее прочь, но вот она, возвращается туда, где хочет быть, впереди и в самом центре.

– Мы не обсуждаем бред, – говорит Лис. – Мы просто, знаешь ли, любим тебя. Некоторые парни словно гранаты, понимаешь?

– Он не граната, – резко отвечаю я.

– Но есть шанс, что он пытается-таки забыть бывшую, – говорит Нат, ее теплые карие глаза останавливаются на мне, пока мы ждем на светофоре. В них нет осуждения, только любовь. Мои лучшие друзья просто пытаются защитить меня – за это однажды ты их возненавидишь.

– Может быть, – говорю я. – То есть, может, так это началось или типа того. Но сейчас… Ребята, это… Особенное. То есть действительно настоящее.

– Просто помни, что у парня есть нерешенные проблемы, – говорит Лис, – и не твоя задача с ними разбираться.

Я оборачиваюсь:

– Ты начинаешь звучать как профессиональный психолог.

Она сияет:

– Спасибо.

Ты слишком долго не отвечаешь, и что-то внутри меня начинает трескаться. Но потом:

Но, может, Нат и Лис и правы. Может, нам нужно притормозить.

Я откидываюсь назад на сиденье.

– Парни странные.

– А вот это, – говорит Нат, поворачивая на мою улицу, – то, в чем мы согласны.

– А также ты должна мне десять баксов, – говорит Лис.

Я разворачиваюсь:

– За что?

– Было дело, мы с тобой заключили пари. Я сказала, что Гэв влюбится в тебя…

Я улыбаюсь:

– Это пари я рада проиграть.

Звоню своей сестре, как только добираюсь домой.

– Сестричка! Что случилось? – говорит она, еще не пьяная, но близкая к этому. Я слышу голоса и музыку на фоне – жизнь в общежитии, моя мечта.

– Скажи мне правду, – говорю я. – Я попытка забыть бывшую?

– Для Гэвина?

– А кого же еще?

– Правду? Да, наверное, – говорит она. – Слушай, я не знаю Гэвина лично, но он точно кажется трагическим подростком.

– Что такое трагический подросток?

– Ну типа трагический, знаешь. Фигня типа эмо…

Я закатываю глаза:

– Во-первых, Гэв ненавидит эмо…

– Я хочу сказать, что парень шекспировский. И не радуйся, потому что это не в хорошем смысле, – говорит она. – У людей, пытающихся покончить жизнь самоубийством, есть проблемы. Он на таблетках?

Я пожимаю плечами:

– Не знаю. Это очень личный момент. Я же не могу просто спросить его.

– Э-э-э. Вообще-то можешь. Если этот парень хочет быть с тобой, тебе нужны гарантии, что он не выдаст тебе Байрона.

Я решаю, что не время говорить ей, что мне вообще-то нравится Байрон.

– Я хочу быть с ним, – говорю я.

– Ну еще бы, – говорит она. – Он суперкрутой парень-рокер. Может, тебе нужно поговорить с Саммер, узнать, что случилось между ними. Стой. Подожди. – Она убирает телефон от лица, и я слышу приглушенный разговор.

– Слушай, мне нужно идти. Просто… следуй за своим сердцем, но при этом гляди в оба. Хорошо?

– Хорошо. Люблю тебя, Бетс.

– Люблю тебя, Грейси.

Перед тем как пойти спать, я получаю еще одно сообщение от тебя:

Я загадываю тебя.

Глава 9

Я обожаю твоих родителей.

Меня буквально трясет от нервов, когда я подхожу к двери твоего дома, переживая, что мои розовые «Доктор Мартенс» и пучки волос, как у принцессы Леи, слишком странные, но уже поздно возвращаться домой и переодеваться в нормальную девушку. На мне черное кружевное коротенькое платье, которое, я знаю, тебе нравится, джинсовка и черные колготки с маленькими розовыми сердечками, которые я купила на распродаже в «Таргет». Я слышу звуки пианино и звон кастрюль и сковородок, и, как только стучу, твоя собака Фрэнсис начинает лаять. Интересно, чувствует ли она мой страх.

Ты открываешь дверь, волосы еще мокрые после душа. Осматриваешь меня и качаешь головой.

– И как мне не наброситься на тебя во время ужина? – шепчешь ты, и я смеюсь. На меня раньше не набрасывались. Теперь у меня появилась новая цель в жизни.

– У меня такое чувство, что твои родители это не одобрят.

Ты приглашаешь меня внутрь, и я сразу же чувствую себя как дома. Твое жилище напоминает детские книжки, в которых животные живут на деревьях или под землей, и все такое уютное и безопасное. Здесь очень мягкие стулья и красивые картины на стенах, толстые плетеные коврики на деревянных полах. Пахнет лазаньей, и мне так нравится, что свитер висит на спинке одного из стульев, а доска с неоконченной игрой в шахматы стоит на столе в гостиной. Твой рюкзак стоит у дивана, а на краю стола стопка журналов. Здесь прекрасный беспорядок. Фрэнсис прыгает на меня, страстно желая внимания, так что я опускаюсь на колени, чешу лабрадорьи уши и позволяю ей облизать меня.

– А, вот она, – говорит твой папа, прекращая играть на пианино в гостиной. Он встает – очень высокий, но ты так похож на него – и, вместо того чтобы протянуть мне руку, сжимает меня в медвежьих объятиях.

– Приятно познакомиться, мистер Дэвис, – говорю я, краснея.

– И мне тоже, дорогая. – Он бросает взгляд на тебя. – Не знаю, что ты нашла в этом хулигане.

Я смеюсь.

– О, ну он не так уж плох, когда узнаешь его получше.

Ты сияешь:

– Я же говорил вам, что она идеальна. – И у меня пропадает дар речи.

Твоя мама прибегает из кухни в фартуке с надписью «Поцелуй повара!».

– Грейс! Я надеюсь, Фрэнсис не вылизала тебя с ног до головы.

– Как раз в меру, – говорю я.

Она тоже мне обнимает.

– Разве ты не замечательная! Ужин почти готов. Пусть Гэвин покажет тебе дом.

Твой дом – моя мечта о том, каким он может быть. На одной стене фотография в сепии, на которой ты одет в костюм в стиле Дикого Запада, типа того, что бывают в «Диснейленде». У вас целая полка настольных игр. В доме есть пыль – о, прекрасная пыль! – и разбросаны обгрызанные игрушки Фрэнсис. Еще полка, заставленная книгами: детективы, научная фантастика и фэнтези. На улице бассейн, и мне нравится, что во дворе есть сорняки и что мебель вашего патио видала лучшие дни. Очевидно, что мама не заставляет тебя часами мыть, полоть сорняки и подметать.

– А здесь, – говоришь ты, толкая и открывая дверь в свою спальню, – начинается волшебство.

У тебя четыре гитары – одна акустическая и три электронные. Постеры Джими Хендрикса и, конечно же, Nirvana. Календарь с котятами, которые ребята купили тебе в качестве шутки на прошлое Рождество. На нем все еще январь, хотя на дворе апрель. На твоих полках не так много книг, но у тебя есть «Алхимик». Я беру его. Внутри сложенная страничка из блокнота.

– Любимая книга?

Ты слегка краснеешь:

– Родители дали ее мне, когда я… После… Ну ты понимаешь.

– Оу… – Черт. Что теперь сказать?

Ты подходишь, берешь книгу из рук, перелистываешь на страницу с загнутым уголком и отдаешь книгу мне.

– Я думал о тебе, когда читал вот это, – говоришь ты, показывая на подчеркнутый абзац.

«Ты никогда не сбежишь от своего сердца. Так что лучше прислушайся к тому, что оно говорит».

– Красиво. – Мне так хочется узнать, что твое сердце сказало тебе. Мне хочется узнать, почему эти слова напомнили тебе обо мне.

Ты киваешь и отдаешь мне листок бумаги. Я открываю его. И вижу свой собственный почерк.

Мое письмо. Бумага мягкая и помятая, словно ее читали сотни раз.

Я сглатываю.

– Я так боялась, что ты подумаешь, что я сумасшедшая, раз написала это.

– Ничего подобного. Знаешь, мои родители хотели, чтобы я не ходил в школу еще неделю, но я не смог. Мне нужно было увидеть тебя.

Я смотрю на тебя, и мое сердце, словно дайвер, готово прыгнуть.

– Правда?

Ты прижимаешься своим лбом к моему:

– Правда.

– Гэвин! Грейс! Ужин! – зовет твоя мама.

Ты берешь меня за руку и ведешь в столовую, которая по сути является небольшим ответвлением кухни. Огромное блюдо с лазаньей стоит в центре стола с салатом и хлебом.

– Надеюсь, ты голодна, Грейс, потому что я приготовила достаточно, чтобы накормить десять таких, как ты, – говорит твоя мама.

– Выглядит очень вкусно, спасибо вам большое.

Ты сжимаешь мою руку, и мы садимся. Ужин с твоей семьей – вот так я всегда представляла семейные ужины. Вместо Великана, критикующего кулинарные способности мамы или прерывающего меня каждый раз, когда я пытаюсь заговорить, здесь смех и интересный разговор, когда взрослые действительно прислушиваются к твоим словам. Твой папа зовет маму богиней кухни, и ты охотно с этим соглашаешься. Она продолжает быть мамой из телевизора, то есть пытается положить тебе в тарелку побольше еды и гладит тебя по волосам.

– Сколько у вас еще времени перед тем, как нужно ехать в театр? – спрашивает твоя мама.

Сложно поверить, что у нас осталось еще только два представления. Время летит, надо сказать.

Ты бросаешь взгляд на часы с кукушкой на стене (у твоей семьи есть часы с кукушкой – разве это не мило?).

– Пара часов, – говоришь ты, – вроде того. Грейс уедет туда раньше меня. Мне просто нужно нанести грим и освежить в памяти пару вещей, а у нее много реальной работы. – Он подмигивает мне, и я надеюсь, твои родители не видят, как это меня заводит.

– Итак, Грейс, Гэвин говорит, ты практически руководишь постановкой в последнее время, – говорит твой папа.

– Да. Это замечательно. Но труппа облегчает задачу, они все суперклассные.

– Предвкушаешь вечеринку труппы завтра вечером? – спрашивает твоя мама. – Мама Кайла сказала, что ты потрудилась на славу!

И вот в этот момент то теплое пушистое чувство, которое я лелеяла внутри, исчезает.

– Если честно… Я под домашним арестом. – Я чувствую, как мое лицо краснеет, и это очень неловко. – Так что я просто пойду домой после спектакля.

– О, это плохо, – говорит твоя мама.

– Все нормально, – вру я.

– Спроси ее, что она натворила, – говоришь ты, даже не пытаясь скрыть злость в голосе.

– Гэв… – говорю я тихо. – Все нормально.

– Это не нормально. – Ты кладешь вилку и качаешь головой, а мне нравится, что ты так рассержен из-за меня. – Ее оставляют дома, потому что она забыла включить посудомойку. Посудомойку.

Твой папа склоняет голову набок, словно пытается решить сложную задачу по тригонометрии.

– Э-э-э… Что? – говорит он.

– Вот так и я подумал, – говоришь ты. – Она так трудилась над этой пьесой, и…

– Гэв. Это не так важно, – говорю я. Я поворачиваюсь к твоим родителям, надеясь, что они не решат держать тебя подальше от меня из-за моей сумасшедшей семейки.

– Маме нужны были несколько тарелок для мероприятия, которое она устраивала для своей косметической компании. Так что, знаете… Она чуть не опоздала, потому что ей пришлось мыть вручную… В общем, все нормально.

Когда я рассказала тебе об этом за обедом, ты и тогда не купился на мою присказку «это не важно». Боже, ты уже так хорошо меня знаешь. «Со мной тебе не надо притворяться, – сказал ты. – Это чертов отстой, и твоя мама псих, конец истории». Я так боюсь, что моя семья отпугнет тебя.

– Ну, – твоя мама встает, – очевидно, что сейчас единственное, что мы можем сделать, – это съесть мороженого с фруктами.

Ты поворачиваешься ко мне и улыбаешься:

– Вот так моя семья справляется с проблемами.

Мы едим мороженое, лежащее высокой горкой под взбитыми сливками, ирисками и вишенками. Твоя мама рассказывает мне немного о своем взрослении. Ее родители тоже были строгими.

– Аарон помог мне пройти через это, – говорит она, кладя голову на плечо твоего папы.

– То есть вы влюбились в старшей школе? – говорю я.

– Отвратительно, да? – говорит твой папа и подмигивает.

Мы проводим с твоими родителями еще час, и нам уютно и не скучно. Они смешные и добрые, и, когда мне пора идти, твоя мама обнимает меня, и я осознаю, что не помню даже, когда моя собственная мать так меня обнимала. Слезы выступают на глазах, и я быстро смаргиваю их, пока никто не заметил.

– Все будет хорошо, Грейс, – шепчет твоя мама. – Если тебе понадобится поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Здесь я чувствую себя в безопасности. В этом доме так много любви. Никто здесь не плачет перед сном и не думает, что случится, если запихать одежду в рюкзак, выйти через дверь и никогда не оборачиваться.

– Думаешь, твои родители могут удочерить меня? – шучу я, пока мы едем в театр.

– Да, но я не могу этого позволить, мы тогда совершим инцест, и это будет скандал, – говоришь ты.

Я смеюсь:

– Да, это было бы довольно отвратительно.