Джесси приехал на обед в город. А может быть, он сделал эту фотографию по дороге в школу – когда точно она была сделана, я не знала. Как бы то ни было, на ней у него было очень милое, прямо-таки ангельское выражение лица, взгляд был устремлен вверх и вправо, на губах играла чуть заметная улыбка. За спиной его, на заднем плане, виднелись предупредительное ленточное ограждение и грузовой ремонтный автомобиль, принадлежащий электроэнергетической компании.
– Я что-то не врубаюсь, – сказала Элиза. – В чем заключается шутка?
– Посмотри внимательнее, – посоветовала я.
Из-за последних дождей в городе постоянно то там, то сям ненадолго с шипением отключалось электроснабжение, и электроэнергетическая компания то и дело присылала в разные места свои ремонтные фургоны, чтобы что-то починить или откачать воду из канализационного люка. На этот раз на сообщении было видно, что ремонтники огородили середину улицы с помощью ленты и ярко-оранжевых конусов и выставили табличку с предупредительной надписью. Так вот, на фотке, которую мне скинул Джесси, эта надпись оказалась в фокусе прямо над его правым плечом, и она гласила: «НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЕТ! СТВОЛ ЛЮКА ПОД НАПРЯЖЕНИЕМ!»
Я ожидала, что на лицах обеих моих подруг появится выражение шока, потому что знала: тот тон, в котором общаемся Джесси и я, резко отличается от того, в котором с парнями говорят они. Но Морган просто погладила меня по спине:
– Ага. Он и впрямь с тобой заигрывает, тут двух мнений быть не может.
Элиза, похоже, была не так в этом уверена.
– Ой ли? Я не уверена. Это звучит уж слишком странно. – Она в раздумье постучала пальцем по губам. – Хотя, пожалуй, если парень заговорил с тобой о своем стволе, это можно счесть намеком на сексуальное заигрывание.
Слова Элизы согрели мне душу. Ведь она, в конце концов, лучше всех нас разбиралась в парнях.
Сначала я хотела показать девчонкам только эту фотку, но они настояли на том, чтобы просмотреть всю нашу переписку. Они с пристрастием проштудировали каждое сообщение Джесси в поисках скрытых намеков на флирт или заигрывание и тщательно проанализировали каждый из моих ответов.
Элиза постучала пальцем по экрану моего мобильника:
– Вот посмотри! Тут он явно с тобой заигрывает. – И она взглянула на меня с неподдельным удивлением.
Если бы речь у нас шла не о Джесси Форде, я, пожалуй, почувствовала бы себя оскорбленной. Потому что из всех парней, с которыми Элиза водила компанию в приходе церкви Святой Анны, ни один не мог сравниться с Джесси.
– С чего ты это взяла?
Морган и Элиза переглянулись.
– Потому что он переслал тебе эмотикон улыбающейся собачьей морды, а не обычный человеческий смайлик, намекая на то, что собаки делают это раком, а ты лажанулась, ответив просто «смеюсьнемогу». Брось, Кили, ты же все-таки не такая лохушка.
– А вот и такая. Вы же знаете, я во всех этих вещах полная дура! – И я попыталась отобрать у подружек свой телефон.
Но Элиза не дала мне его вырвать.
– Что ты ответишь ему на это его фотку со словом «ствол»? Ты должна отправить ему какой-нибудь кокетливо-сексуальный ответ. А то он подумает, что тебе это по фигу.
Я совершенно не представляла себе, как надо отвечать. Внезапно вся эта история с нашим обменом сообщениями и фотками предстала передо мной в совершенно новом свете. Неужели Джесси действительно все это время по-настоящему заигрывал со мной?
Меня охватила паника.
– Я не знаю, что ему ответить, – сказала я. – Может быть, мне самой стоит отправить ему улыбающуюся собачью морду?
– Нет! – хором завопили девчонки.
– Слушайте, несколько секунд назад вы обе утверждали, что улыбающаяся собачья морда – это сексуально! – Я вырвала из руки Элизы свой телефон. – Может, мне послать ему эмотикон «банан»? Ведь банан вроде бы обозначает пенис?
Хотя я просто прикалывалась, Морган схватила меня за руки, а Элиза снова вырвала у меня телефон. И они начали вместе составлять для меня ответ. Я вздыхала, делая вид, что я против и что они только мешаются у меня под ногами и не дают развернуться моему гению, но, если честно, когда они взялись за это дело, я почувствовала облегчение. Обычно, когда Морган и Элиза начинали болтать о парнях, мне всякий раз приходилось сосредоточиваться на том, чтобы настроить радио на более удачную песню или пойти купить нам что-нибудь пожевать. Так что я была рада, что девчонки взялись мне помогать, потому что сама я была в этом деле полным профаном.
Сначала они отправили пиктограммы, изображающие удар молнии, испуганное человеческое лицо, а потом картинку девушки, скрестившей руки на груди, как бы говоря: «Ну уж нет, дудки!» Вслед за этим было отправлено сообщение следующего содержания: «По этому вопросу тебе, наверное, лучше обратиться к врачу. И чем скорее, тем лучше».
– Ну и как все это покажет ему, что он мне интересен? – спросила я.
– Просто поверь нам, мы знаем, что делаем, – усмехнулась Элиза.
Джесси ответил мне еще до окончания урока. «Значит, это было не прикольно?» А потом добавил: «Не бери в голову. В следующий раз будет лучше».
Я не могла поверить своим глазам. И почти решила, что это сон.
А потом Джесси выполнил свое обещание. В следующий раз все получилось и впрямь классно.
Глава 4. Четверг, 12 мая
Проливные дожди, местами сильные. Максимальная температура 40 градусов по Фаренгейту.
На следующее утро поступили в продажу билеты на Весенний бал, и мы все трое: Морган, Элиза и я – повесили наши куртки, шапки и шарфы в запирающиеся шкафчики и направились к раскладному столу, установленному перед входом в спортзал. Когда мы собирались повернуть по коридору за угол, оттуда послышалась музыка. И тут мы увидели Джесси, который танцевал под аккомпанемент песен, несущихся из динамика его телефона. На нем была расстегнутая до середины груди рубашка, а из-за пояса джинсов виднелась полоска семейных трусов в горошек. На голову он повязал белую ленту, и такие же белые ленты красовались на его запястьях. Его друг Зито держал над его головой зеркальный шарик размером с брелок для ключей.
Когда мы встали в очередь за билетами, как раз заканчивалась популярная песня, которую в последнее время вечно крутили по радио. Парни обычно делают вид, что не знают таких песен, или же утверждают, что это глупая музыка, которая нравится только девчонкам. Но Джесси, нисколько не смущаясь, выводил слова вместе с певцом и даже со знанием дела исполнял хореографическую композицию из его клипа.
– Элиза, Джесси что, входит в школьный комитет по организации балов? – поинтересовалась Морган.
– Хм, думаю, что нет. Может, он в нем и числится, но он за весь год не пришел ни на одно заседание.
– Тогда какого черта он сейчас делает?
Даже если бы я знала ответ на этот вопрос, я бы все равно не смогла ничего сказать. Я слишком сильно смеялась.
Попсовая песенка закончилась, и за ней последовала песня в стиле хеви-метал с оглушительными низкими частотами басовой гитары и хриплыми выкриками. Джесси картинно выбил из рук Зито зеркальный шарик, и тот покатился по коридору. Потом Джесси начал то извиваться под тяжелый рок, то прыгать стиле «слэм», словно у него на ногах были пружины, затем он, кажется, подпрыгнул высоко в воздух с вытянутой ногой в стиле кунг-фу, после чего сделал вид, что исполняет соло на гитаре, но так это было или нет, сказать с уверенностью я бы не смогла, потому что старалась не слишком на него пялиться.
Когда подошла наша очередь покупать билеты и мы подошли к столу, Джесси прямо набросился на меня, широко округлив глаза:
– Кили!
Я едва успела заплатить за билет, отдав десять долларов, когда он потянул меня вслед за собой.
– Ну, как эта музыка, в твоем вкусе, Кили? – Джесси ни на минуту не переставал танцевать.
– Не совсем.
– Да? Ну, ладно, не бери в голову. – Парень ткнул пальцем в свой телефон, и зазвучала песня в стиле «хип-хоп». – Как ты насчет того, чтобы потанцевать брейк-данс? – спросил он, переплетая свои пальцы с моими и поднимая наши руки.
– Я не умею. Совсем не умею танцевать брейк-данс, – улыбнулась я, вырывая руку.
Все взгляды были устремлены на нас, но я нисколько не смутилась. Напротив, я была приятно взволнована. Наша с ним переписка словно ожила и вышла на всеобщее обозрение.
– О’кей, а как насчет того, чтобы поиграть в роботов? – Джесси механически, рывками задвигал руками и ногами. – Меня запрограммировали, чтобы резать напольное покрытие на куски, – металлическим, как у компьютера, голосом провещал он.
– Ты спятил, – ответила я, попытавшись отойти, прежде чем он бросится на меня снова.
Он все-таки попробовал, но на этот раз у него ничего не вышло. Я ринулась к столу, схватила свой билет на бал и спряталась за Морган и Элизой, как за живым щитом. При этом я все еще чувствовала прикосновение пальцев Джесси к своей руке, и мне казалось, что она сделалась чуть-чуть горячее, чем остальные части моего тела.
– Имей в виду, на Весеннем балу ты от меня так просто не отделаешься! – крикнул Джесси, и его голос донесся до меня сквозь толпу. – Тебе не удастся прятаться от меня всю ночь!
Мы убежали, нырнув в ближайший женский туалет.
– Вот видишь! – сказала Морган. – Ты правда нравишься ему, Кили!
– Согласна, – подтвердила Элиза. – На этом балу вы, сладкая парочка, однозначно будете обжиматься.
Я подняла с плеч волосы, сделала из них конский хвост и обмахнула рукой разгоряченную шею. Вместо того чтобы сказать себе: «Кили, тебе это только кажется, не сходи сума», я вдруг неожиданно для себя выпалила:
– Может, мне купить себе новое платье?
Первоначально я собиралась надеть на бал какой-нибудь свой старый прикид, чтобы сэкономить деньги, но сейчас эта идея вдруг показалась мне просто ужасной.
Элиза и Морган с довольным видом переглянулись.
– Давайте все втроем поедем сегодня по магазинам! – предложила Элиза. – Возьмем мою машину.
Но к обеду полил сильный дождь, и мать Элизы сказала, что она против того, чтобы ее дочь отправилась на машине по темной дороге в торговый центр в Риджвуде, богатом городе, стоящем на полпути между Эбердином и Уотерфорд-Сити, тем более что у нее пока были только ученические права. В конце концов они вдрызг разругались, и Элизе пришлось остаться дома.
Морган тоже не смогла взять машину, потому что та зачем-то понадобилась ее матери, но миссис Дорси позвонила моей маме и, видимо, сыграла на ее чувстве вины, потому что, к моему величайшему удивлению, моя родительница отложила в сторону бумаги, над которыми работала – чего она на моей памяти не делала почти никогда, – и предложила свозить меня и Морган за покупками.
Если бы в тот вечер ее с нами не было, я бы ни за что не купила то самое жутко красивое платье. Хотя я до сих пор не уверена, хорошо это было бы или нет.
В конце концов моя мамуля решила по-настоящему раскошелиться на мое новое платье, потому что я собиралась пойти на танцы в первый раз в жизни (в средней школе Эбердина устраивали только два бала: весенний для учеников двух последних классов и выпускной, ни на один из которых я еще ни разу – какой сюрприз! – не была приглашена) и потому что предполагалось, что на свое шестнадцатилетие я выберу себе подарок – медальон или что-нибудь другое в этом же духе, – но прошло уже два месяца, а я так ничего для себя и не подобрала.
Мы с мамой решили купить мне это платье уже после того, как обе ошеломленно заморгали, увидев его ценник. Мне не пришло в голову посмотреть, сколько платье стоит, до того, как я совершенно в него влюбилась. При мысли о том, какую сумму мама за него выложила, меня до сих пор мучает совесть.
Но, по-видимому, она заранее знала, что нас может ждать. Именно моя мамуля завела нас в универмаг «Пирсон», потому что узнала песню, которую настоящий живой пианист играл на стоящем там черном блестящем пианино. Прежде я никогда туда не заглядывала, и Морган тоже, хотя мы и слышали, что туалеты там намного лучше, чем в универмаге Мэйси. В отличие от Мэйси продавцы в «Пирсоне» действительно смотрели на нас, когда мы проходили мимо. При этом они любезно улыбались, но мы-то знали, что при этом они мысленно оценивают тебя, прикидывая про себя, достаточно ли у тебя денег, чтобы ходить к ним за покупками. И они видели, что у нас таких денег нет однозначно.
Когда пианист доиграл песню, мама подтолкнула нас с Морган к эскалатору и, положив руку каждой из нас на спину, предложила нам посмотреть на те платья, которые продаются тут, поскольку в других магазинах мне ничего не подошло. Мы с Морган переглянулись, как бы говоря друг другу: «Ну, что ж, поглядим».
В «Пирсоне» было выставлено вдвое меньше одежды, чем в «Мэйси». Все вешалки казались полупустыми. Поэтому я быстро его нашла. Короткое платье-рубашка, практически платье-мини. У него была просвечивающая шелковая подкладка того же цвета, как чай моей мамы, в который она всегда добавляла почти полчашки сливок, или как загар, которым я всегда покрывалась после целого дня лежания на пляже у реки. Сверху подкладки красовался футляр из кружев цвета слоновой кости в виде маргариток, соединенных друг с другом концами лепестков. Рукава в три четверти тоже были кружевные, но уже без подкладки. Платье застегивалось на идущую по спине золотую молнию.
Мне никогда и в голову не приходило, что я приду на Весенний бал старшеклассников в настолько изысканном наряде. Я предполагала, что надену какое-нибудь платьице с юбкой-колоколом, которая будет разлетаться, когда я буду кружиться на танцполе. Или с потайными карманами, в которых можно будет положить губную помаду и мобильник, чтобы не брать с собой сумку. Я уже примерила несколько таких платьев, и, хотя они все были ничего себе, ни в одном из них я не почувствовала себя достаточно хорошенькой. Мне нечасто доводилось облачаться в шикарные наряды, но я понимала, что выглядеть в них классно – это и есть главный критерий, – Ой, пожалуйста, вот это, – взмолилась Морган, увидев, что я рассматриваю платье. – Пожалуйста, Кили, примерь его!
Мне захотелось примерить его еще до того, как она это предложила. Хотя, если бы вместе с нами сейчас была Элиза, я вряд ли бы решилась его надеть. А если бы и надела, то скорее в шутку по-видимому такая простецкая девчонка, примеряющая ради прикола такой вот дорогой прикид. Но поскольку сейчас рядом со мной была только Морган, мне не пришлось маскировать свое острое желание надеть это платье, делая вид, что это я хохмлю. Я осторожно сняла плечики с платьем с реечной вешалки и понесла его в примерочную, держа его перед собой, как официант, несущий горячее.
Когда я вышла из примерочной, у моей мамы округлились глаза. Она сказала, что это платье похоже на те, которые калифорнийские девушки носили в шестидесятых. Уж не знаю, откуда ей было это знать, ведь она прожила в Эбердине всю жизнь.
– Ки-или, – протянула было Морган, потом прикрыла рот рукой, раз, другой. – Ты сейчас выглядишь как… настоящая женщина.
– А ты сейчас говоришь, как телевизионная реклама гигиенических тампонов, – усмехнулась я.
Но когда я несколько раз покружилась, глядя на свое отражение в трехстворчатом зеркале, мне стало ясно, что Морган имела в виду.
В том году уже было несколько случаев, когда я выходила поразвлечься вместе с Морган и Элизой и те, с кем мы гуляли, думали, что я на год или даже на целых два младше своих подруг.
Я носила одну и туже прическу с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет: волосы, подстриженные по одной линии. Хорошо еще, что я бросила носить хотя бы яркие пластмассовые пряжки-заколки. У меня были очень тонкие, практически детские волосы, и вырастали они только до плеч. Морган вечно пыталась уговорить меня сделать прическу под пажа либо выстричь короткую стрижку или челку, но я все никак решалась на это пойти, потому что была уверена: сделай я какую-нибудь более классную и смелую прическу, и моя физиономия станет выглядеть еще более детской.
Платье приятно облегало тело и было мне совершенно впору. При таком его фасоне большие груди показались бы явно лишними, и это было для меня как нельзя кстати. На грудастой девушке это платье выглядело бы странно и нелепо. Оно требовало стройных линий и красивых длинных ног. Морган всегда говорила, что я самая худая и немускулистая девчонка из всех, кого она знает, и я никогда не носила короткие шорты, потому что боялась, что ноги у меня слишком длинные и похожи на палки. Но в этом платье они такими не казались. В нем все было просто идеально.