– После всего, через что я прошел, умереть в глубоком космосе среди крови и рвоты… – сказал Вольфганг.
Катрина сухо усмехнулась.
– У людей трудной судьбы монополии на это нет. Возможно, Хиро думал именно об этом, когда повесился.
– Думаешь, он сам? – спросил Вольфганг. – Мы даже в космосе должны исполнять законы. Если бы мы знали, что он повесился сам, мы не могли бы пробудить нового Хиро.
Катрина фыркнула.
– Думаю, есть законы, о которых нам следует побеспокоиться в первую очередь. Кодицилы были созданы, потому что люди не могли с нами справиться, не понимая нас. Зачем соблюдать их законы, если мы теперь свободны?
– Я нахожу многое в этом утверждении неверным. Этот спор лучше отложить до времени меньшего хаоса, – сказал Вольфганг. – Но мы поговорим об этом. Принять Кодицилы вынудили ужасные вещи. Могу показать тебе исторические тексты.
– Вернемся к насущным проблемам. Ты вместе с Джоанной будешь выяснять, каково криминальное прошлое каждого клона. А я с техниками попытаюсь восстановить оборудование для клонирования.
– Можем ли мы им доверять?
Вольфганг взмахом руки указал на остальной корабль.
– У нас нет выбора. Нам нужно выживать. Когда разберемся, вот тогда сможем позволить себе роскошь кого-то обвинять.
– Десять минут назад ты обвинила меня, – напомнил он.
– А ты очень правильно переубедил меня, – ответила она с легкой улыбкой, протягивая руку. – Повезло тебе. Ну – перемирие!
Вольфганг посмотрел на эту руку и вспомнил все, что она творила в прошлом. Он задумался о будущем и о том, что еще потребуется, чтобы выжить. И с отвращением пожал руку капитану.
Страшное напоминание о собственном поражении висело над головой Хиро. Он отказывался смотреть вверх или признать существование этого тела, пока не появился Вольфганг. К его облегчению, корабль по-прежнему набирал скорость и возвращался на курс. Хиро начал изучать показания на пилотском терминале. Узнал он немного, только информацию, поступившую за последний час.
Ему хотелось бы узнать, кто вмешался в управление кораблем и заставил его сойти с курса. Но в этом им не повезло: записей не осталось.
Вольфганг вошел в рубку.
– Каково наше положение?
– Прежнее, – ответил Хиро. – Я просто проверил курс. Ничего больше пока не знаю. Тебе… тебе помочь с телом?
– Нет, – сказал Вольфганг. Он уже поднялся по трапу к скамье и отстегивал трос от кронштейна. Тело Хиро с мягким стуком упало на пол. Хиро старался не смотреть на свое лиловое разбухшее лицо. Вместо этого его взгляд нашел брошенный в угол ботинок.
Вольфганг увидел, куда он смотрит.
– Почему, по-твоему, это произошло? – спросил он.
Хиро пожал плечами.
– Я крепко завязываю шнурки ботинок. И не мог бы случайно сбросить ботинки в агонии.
– Похоже, сначала ты умер, – сказал Вольфганг, спрыгивая со скамьи и легко приземляясь рядом с телом. – Добавим к общей куче.
– Умно, – услышал Хиро свой голос. – Учитывая, что все бедняги в той секции изрезаны и не могли прийти сюда и повесить меня после того, как успешно умерли сами.
Вольфганг, нагнувшийся, чтобы поднять тело, замер.
– Не думаю, что ты понимаешь всю сложность ситуации, – сказал он. – Иначе бы так не резвился.
Хиро пожал плечами.
– Вероятно, мы все сильно рассердились друг на друга. Ученые, построившие эту штуку, тревожились из-за того, сможем ли мы уживаться так долго.
– Для преступления на почве страсти слишком много трупов. Чересчур много вариантов.
– Может, одного из нас одолевали слишком мудреные страсти. – Хиро подобрал с пола планшет и что-то записал в нем. – Никогда нельзя знать. Вероятно, ты никогда и не узнаешь.
– Если не помогаешь, так хоть помолчи, – сказал Вольфганг, легко поднимая тело.
– Позаботился о нем, так иди раскрывай свои преступления, гений, – сказал Хиро.
Он дал себе слово, что выведет Вольфганга из равновесия и заставит ударить его. И тогда станет весело. Он открыл рот, собираясь упомянуть о том, что услышал в рулевой рубке, но Вольфганг схватил его длиннопалой рукой за челюсть, и Хиро сумел произнести только «эк».
– Заткнись к хренам и выполняй свою работу, – сказал Вольфганг и вышел с мостика.
– Может, не стоит оставлять меня одного? – крикнул ему вслед Хиро. – А то останусь один-одинешенек, сломаюсь – и ну убивать!
Хиро резко прикусил язык с левой стороны. Боль была ужасная, рот наполнил вкус крови. Он по опыту знал, что крови совсем немного, несмотря на этот подавляющий медный вкус. Желание дразнить Вольфганга исчезло, и он сидел, стыдясь себя и читая навигационные карты.
Трудность этой работы заключалась в том, что «Дормире» должен был вести РИН. Поручить кораблю управление полетом и тем самым исключить досадные ошибки, связанные с человеческим фактором, было гораздо легче. Но, пока начальство разбиралось с угрожающими жизни загадками, например, как производить новых клонов и когда в следующий раз кого-нибудь охватит убийственное безумие, Хиро хотел понять, куда они собирались попасть, следуя измененным курсом. Поправку такого масштаба должны были планировать заранее.
Он понимал, что это проблема капитана. Точнее, общая проблема, но именно капитан должна была решить, как с ней справиться. Хиро проверил солнечный парус и убедился, что тот расположен правильно и получает максимум энергии. Проверил траекторию. Корабль шел верным курсом.
Пожалуй, я справлюсь с этой работой без ИИ.
В голову полезли страшные мысли, но он подавил их, как поступал всегда. Когда Хиро лезли в голову ужасные мысли, людям это не нравилось. А Хиро не нравилось, когда его не любят.
Они тормозили и куда-то поворачивали. Или отворачивали от чего-то. Корабль поколений с надеждами и мечтами тысяч людей и клонов шел… каким-то новым курсом.
Проверив навигационные данные, Хиро тщательно обыскал рулевую рубку и не менее тщательно прибрался в ней. Планшеты, чья-то куртка и разный мусор слетели с мест, когда отключился двигатель, но никаких зацепок Хиро не обнаружил.
Зато нашел застрявшую за консолью стальную кружку. И задумался, он ли стал таким неряхой: пить из кружки – плохая привычка для космоса. Аппаратура в секции клонирования была защищена от случайного попадания жидкости, но в рулевой рубке такую защиту не устанавливали. Нулевое тяготение плюс жидкость плюс компьютеры равняется беде. Он даже думать не хотел, что сделала бы капитан, застав Поля пьющим возле аппарата для снятия карт мозга. Ему представилась новая бойня.
Не успев вылезти из-под консоли, он увидел мигающий зеленый огонек. Он забрался поглубже и лег на спину, чтобы дотянуться до нижней поверхности навигационного компьютера.
– Нашел, сука! – прошептал он.
Снизу в компьютер было вставлено какое-то устройство. Хиро твердо знал, что этой штуки здесь быть не должно. В конце концов, это был его компьютер, и он четко помнил обход звездолета – так, словно тот состоялся несколько часов назад.
Он метнулся к своему терминалу и попытался найти доступ к этому устройству, но не нашел. Значит, оно не перехватило управление у автопилота и, может быть, даже у РИН. Зачем его подключили к компьютеру там, где никто не увидит?
Нужно рассказать капитану. Возможно, это важная информация. Сардонический внутренний голос напомнил Хиро, что все они здесь, в том числе капитан, подозреваемые и он не должен все ей рассказывать.
Если все они начнут себя так вести – кончат тем, что вцепятся друг другу в глотки, как бешеные псы, решительно ответил он голосу.
Капитан должна узнать об этом устройстве. Поль сможет лучше понять, что это такое. Вольфганг непременно захочет узнать, что сделала капитан. Тогда, выходит, нельзя делиться тайной с доктором и Марией. Потому что они – самая большая угроза? Он вытаращил глаза.
Ты сам не то, чем стараешься быть в их глазах. Не торопись списывать их как неопасных, еще рано.
Он вздохнул, понимая, что прав.
Потом отсоединил устройство и положил в карман.
Чайник – главный шпион
Поколения тому назад Мария Арена решила, что клонирование дает ей превосходную возможность изучить все, что ее когда-либо интересовало. «Недостаточно времени» – для клона такая причина не существовала. У нее было только время, и она использовала его с наибольшим толком, чтобы изучать все то загадочное, что ее интересовало.
Изучая влияние еды на культуру, она написала диссертацию о чае. Чай изменил мир, и, если бы неодушевленные предметы вдруг ожили, чайники, которые можно найти в кабинетах всех мировых лидеров, не сомневалась Мария, оказались бы лучшим и надежнейшим источником информации.
Если, конечно, чайники не были главами агентурных сетей. В таком случае они уничтожили бы мир изнутри.
Она почувствовала, что ее предали, когда общепризнанно либеральный руководитель заставил вычеркнуть положение об антропоморфных чайниках, устраивающих мировой переворот. Он хладнокровно дал ей адрес главы кафедры литературного творчества, и тогда она наконец воспротивилась. Несмотря на разочарование, Мария сохранила копию своего текста – по привычке.
Любовь к еде – к ее истории и потреблению – заставила ее стремиться занять одну из низших должностей – «младшего механика» корабля, что означало «мастер на все руки», на камбузе тоже. Если, конечно, управление пищевым принтером можно назвать приготовлением еды. Стресс от пробуждения накладывался на стресс от вида трупов вокруг них всех, и Мария очень быстро поняла, что капитан права: экипажу понадобится еда и ей как можно скорее нужно наладить пищевой принтер.
На кухне, как и в секции клонирования, если и были физические свидетельства преступления, отказ гравитационного двигателя все их уничтожил. Повсюду валялись чашки и тарелки. Казалось, большую часть грязной посуды просто свалили в аппарат рециклирования.
Она приберет потом. Прежде всего еда. Мария подошла к пищевому принтеру. Массивная машина обладала способностью синтезировать любую пищу, какую ей удалось проанализировать на молекулярном уровне. А это означало, что она, как и автопилот Хиро, работала почти самостоятельно. Но в ее работу мог вмешаться РИН. Если, конечно, он когда-нибудь очнется.
Мария коснулась консоли, и машина загудела, ожила, внутри загорелись огоньки, осветилась панель ввода. Мария попыталась добраться до учетных записей, но, как и все прочее, эти записи были стерты. Вредитель уничтожил даже записи принтера.
Плохо.
Она попыталась запрограммировать простейший крекер, приветствие всех пищевых принтеров – «А вот и я». Принтер загудел и начал сплетать внутри молекулярные цепочки, чтобы изготовить еду. Но только получился не крекер.
Принтер готовил что-то похожее на веточку зелени – пышную, свежую. Мария нахмурилась. Она подождала, пока принтер закончит работу и выдаст результат.
Растение она не узнала. Определенно не базилик и не душица. Она понюхала веточку, но не уловила никакого знакомого запаха.
Еще одна попытка, на этот раз белок: цыпленок.
Очень быстро стало очевидно, что принтер снова создает какое-то растение. Вернее, то же самое растение.
Мария взяла веточку и рассмотрела. Листики мелкие, похожие на листья папоротника. Она открыла рот и поднесла их к губам, прикидывая, стоит ли пробовать. Но вспомнила о рвоте, плававшей по секции клонирования, и передумала. Нашла на стене кнопку интеркома и вызвала медицинский отсек.
– Доктор? – спросила она. – Ты там?
– Говори, Мария, – ответила Джоанна.
– У нас проблема с пищевым принтером.
– Не уверена, что могу помочь, – сказала Джоанна с досадой.
– Похоже, меня отравили, – сказала Мария. – Пищевой принтер не желает синтезировать ничего, кроме какого-то растения. Все пищевые программы стерты, как прочие записи.
Врач выбранилась.
– Неси сюда. Пропущу его через экран токсичности. Заодно прихвати образец воды.
– Поняла, – сказала Мария.
Она собрала образцы, в том числе кое-какой еды, не попавшей в рециклер, заодно прибрав в кухне. В животе у нее урчало, и она с тоской посмотрела на машину, обосновавшуюся на стойке, куда были подведены запасы «Жизни» и воды. Она знала, что у них есть резервный пищевой принтер, но на его установку ушло бы много часов. Она не знала, хватит ли у экипажа терпения.
Но не знала и другого: есть ли у них иной выход.
Поль переместился в серверную, чтобы попробовать разобраться, что неладно с РИН. Он почти перестал дрожать, сухие рвотные позывы прекратились. На Земле его в таком состоянии госпитализировали бы, а не погнали на работу, с горечью подумал он. Но им нужен был РИН – вести корабль и давать ответы.
В серверной располагался огромный сверхохлажденный компьютерный банк памяти. Инженеры получали к нему доступ через голографический интерфейс. Им не разрешалось трогать машины, они общались с ИИ только посредством голограммы: так РИН мог пресечь любые попытки вредительства.
Сами компьютеры находились за стеклянной стеной, но интерфейс пользователя раскинулся амфитеатром снаружи – визуальное изображение собственно компьютеров. Большинство неспециалистов это приводило в замешательство, но Поль чувствовал себя здесь как рыба в воде. Большая часть серверов мигали красными огоньками, требуя немедленного внимания. Не слишком радушно.
Поль вздрогнул: интерфейс вдруг ожил.
– Как дела? – спросил Вольфганг.
– ИИ включен, значит, нам не нужно взламывать серверную. Это отличная новость, – сказал Поль.
Вольфганг не ответил. Возможно, не счел новость отличной.
– Теперь, когда у меня есть доступ к компьютерам, я посмотрю, нельзя ли ввести в строй РИН.
– Ты уже знаешь, что с ним неладно? – спросил Вольфганг.
– Нет, знаю только, что он сломан.
Вольфганг громко выругался.
– Делаю, что могу, сэр, – сказал Поль, старясь, чтобы голос не дрожал.
– С тех пор как ты проснулся, ты ведешь себя так, словно только что узнал о существовании клонов и не знаешь, что с этим делать. У нас тут серьезные проблемы, а ты хочешь, чтобы тебя похвалили за неудачу. Тебя наняли, чтобы ты работал, Сёра, так работай!
Поль вернулся к работе над ИИ. Криком от него ничего не добиться.
– Это вопрос деликатный, – сказал он, не глядя на интерком.
– Поль, какое-то время, проведенное в карцере, поможет тебе акклиматизироваться? Тебе это нужно? – спросил Вольфганг.
– Если ты бросишь меня в карцер, кто починит РИН? – спросил Поль, чувствуя, что страх, в котором он жил с момента пробуждения, наконец сменяется гневом. Он удвоил усилия, потянулся к красной области и растопырил руку, пытаясь ее увеличить, чтобы понять, в чем загвоздка.
На корабле было два карцера; считалось, что из шести членов экипажа придется одновременно иметь дело не более чем с двумя возмутителями спокойствия. Карцеры были одинаковые, очень напоминали тюремную камеру, а в каждую стену было встроено по терминалу, позволявшему команде отправлять в карцер информацию. Воспользоваться терминалом узники не могли.
– Хочешь, чтобы Мария помогла тебе? – спросил Вольфганг более разумным тоном.
– Она не по этой части, – ответил Поль. – Ее дело – техобслуживание и уборка.
Он сморщил нос и добавил:
– И ей предстоит жуткая работа – привести в порядок секцию клонирования.
Вольфганг помог Джоанне разложить тела в медицинском отсеке. Он перенес их в отсек и уложил на койки на почтительном удалении от единственного члена экипажа, оставшегося в живых.
Вольфганг был силен даже для человека, родившегося на Луне, а низкое тяготение на этом ярусе корабля позволяло ему легко поднимать любые предметы, кроме самых тяжелых. Он принес тела, и Джоанна взяла образцы крови и других биожидкостей, срезала и сняла комбинезоны, бросила их в мусоросжигатель, а после вымыла тела в ванне. В отсеке все системы работали нормально.