– Подумаю. Обещаю. – Я вглядываюсь в ее лицо, выискивая признаки того, что огорчил ее, но ничего не вижу. По крайней мере, мне так кажется. – Спасибо за ланч. Мне надо вернуться и закончить с лужайкой.
Нана Бетси наклоняется ко мне через стол и обнимает, ее ладонь касается моей холодной спины.
– Спасибо, – шепчет она.
Я лежу на постели, все еще мокрый после душа, а вентилятор обдувает меня прохладным воздухом. Это успокаивает. Я представляю себя беспечным ребенком, который вылез из плавательного бассейна и обсыхает на солнышке.
Я обдумываю свой вечер. В основном все варианты сводятся к просмотру фильмов на Нетфликсе вместе с Джорджией. Но она собралась на тусовку с друзьями. Внезапно я осознаю, какой тихой и скучной стала моя жизнь, как редко мой телефон оповещает о новых смс или звонке. И сколько одиноких вечеров ждет меня впереди.
Я не хочу оставаться один. Обычно я спокойно переношу одиночество, но только не сегодня. Я вспоминаю о своей единственной возможной компании.
Начинаю писать Джесмин и внезапно останавливаюсь. Разве это не странно? Между нами возникло что-то вроде эмоциональной связи, но не вызвано ли это сложившейся ситуацией? Из-за переписки и телефонных разговоров?
В других обстоятельствах я помучился бы еще немного. Но одиночество порождает отчаянную храбрость. Да и что я, в конце концов, теряю? Я торопливо дописываю смс, чтобы не успеть передумать.
Привет. Хочешь потусоваться сегодня вечером?
Мой телефон жужжит в ответ.
Очень. Во сколько?
Я облегченно вздыхаю.
7? Я могу забрать тебя.
Отлично. 5342 Проезд Гарпет Блаффс.
Это похоже на то, как если бы я вскрыл склянку с целебным бальзамом.
Я отправляюсь на кухню и разогреваю жареного цыпленка из магазина, которого обнаруживаю в холодильнике.
– Какие планы на вечер? – интересуется Джорджия. Она уже принарядилась для встречи с друзьями и, сидя за кухонным столом, пишет смс.
– Встречаюсь с другом, – говорю я с набитым ртом.
– С парнем или…
– Нет, с Джесмин. Это подруга Эли. Девушка, которую ты видела с родителями Эли на похоронах Марса и Эли.
– Та смуглая? Тебе надо было познакомить нас.
– Мы с ней сильно сблизились с тех пор.
– И чем вы займетесь?
– Есть пара идей. Но в основном мы с ней просто болтаем.
В таких случаях Джорджия обычно всегда начинала меня дразнить, ерошила мои волосы, пыталась смачно поцеловать в ухо. И мне бы хотелось, чтобы она сделала это и сейчас, потому что это стало бы намеком на нормальность. Странно произносить вслух, что я встречаюсь с девушкой моего погибшего друга. Мне нужно поддразнивание Джорджии, чтобы успокоиться.
Но вместо этого она хлопает меня по плечу с таким видом, словно хочет сказать: «Ну, классно, что твоя жизнь продолжается».
– Тебе будет полезно с кем-нибудь поговорить.
В кухню входит мама.
– Привет, милый. Как поживает Бетси?
– Хорошо, – бормочу я, жуя. – Грустит.
– Мы с папой идем сегодня вечером в кино. Ты приглашен.
– Я собираюсь встретиться с другом.
На ее лице отражается радостное удивление. Я не знала, что у тебя есть еще друзья.
– Мы его знаем?
– Нет.
– Ладно. Если передумаешь или вернешься рано, мы здесь.
– Спасибо за приглашение.
Джорджия пристально смотрит на меня, и я тут же опускаю глаза в тарелку и принимаюсь за еду.
Джесмин живет в Белвью. Я выхожу из дома и через пятнадцать минут уже сижу в своей машине перед ее домом на одной из безымянных дорог без единого деревца. Это один из новых жилых массивов, которых полно в той части Нэшвилла.
Я приехал на пятнадцать минут раньше. Я постоянно приезжаю раньше назначенного времени и потому уже привык к ожиданию.
Я сижу у дома Джесмин до семи, слушая музыку и пытаясь представить, о чем думал Эли, когда впервые подъехал к этому дому. Этот район – прямая противоположность тому месту, где жил Эли. Он жил в Хилсборо Виллидж, рядом с Университетом Вандербилта, в красивом старом доме на улице, утопающей в зелени деревьев. На мгновение я задумываюсь – что если бы он смог увидеть, как я сижу в машине напротив дома его девушки? В моем сердце теплится надежда, что он сумел бы заглянуть в мою душу и понять, как сильно я желаю, чтобы на моем месте был он.
Ровно в 19:02 (я знаю, что людей раздражает, когда я прихожу точно в назначенное время) я стучу в дверь Джесмин. Мне открывает высокий белый мужчина с густой шапкой седых волос.
– О… простите, наверное, я ошибся домом, – произношу я.
Он улыбается.
– Ты ищешь Джесмин?
– Да.
– Я отец Джесмин. Джек Холдер. Рад познакомиться.
Мы пожимаем друг другу руки.
– Я – Карвер Бриггс. Раз знакомству.
– Проходи.
У нее просторный, чистый и светлый дом. Белые потолки, белые стены. В воздухе витает аромат ягод и зеленых яблок. Паркетные полы сверкают. Все выглядит абсолютно новым. Часть гостиной занимает огромный рояль.
– У вас красивый дом, – говорю я, поднимаясь за ним по лестничным ступеням, отделанным ковролином.
– Спасибо, – отвечает мистер Холдер. – Мы только месяц назад полностью распаковали вещи. Переехали сюда в середине мая, как раз после того как Джесмин закончила учебный год.
– А почему вы переехали в Нэшвилл? – интересуюсь я.
– Я получил должность в «Ниссан». После того как мы решили, что учебные заведения округа Мэдисон не станут для Джесмин трамплином для поступления в Джуллиард.
Мы идем вперед по коридору. Мистер Холдер оборачивается ко мне.
– Так значит… вы с Эли были друзьями?
– Лучшими друзьями. – Я был готов к этому вопросу, но мне все равно больно.
– Сочувствую.
– Спасибо. – Мне ужасно хотелось бы согнать на один стадион всех, кто когда-либо пожелает выразить мне сочувствие в связи с моей потерей. И там на счет три (и возможно, под пальбу артиллерийских орудий) все они стали бы одновременно выражать свое сочувствие в течение тридцати секунд. А я бы стоял посреди поля, ощущая, как их сочувствие омывает меня, словно морская волна. И таким образом я раз и навсегда покончил бы с отдельными группами сочувствующих.
– Для отца все парни кажутся недостойными его дочери. Но я всегда считал Эли приятным и талантливым молодым человеком.
– Он таким и был.
Мы подходим к открытой двери в спальню. Мистер Холдер заглядывает внутрь и стучит по дверному косяку.
– Джес? Милая, твой друг пришел.
Я тоже заглядываю в комнату. В ней повсюду разбросана одежда. Стены украшены концертными афишами. Современная музыка, классическая музыка, современные плакаты, старинные афиши. Джесмин сидит за синтезатором, соединенным проводом с ноутбуком. Она играет с закрытыми глазами, и я слышу приглушенное звучание клавиш. У нее на голове наушники. На лице – блаженное выражение, так сильно отличающееся от того горестного выражения лица, которое я видел у нее в последний раз на похоронах. Мне жаль прерывать ее. Джесмин подскакивает, услышав голос отца, поднимает взгляд на нас, а затем переводит на свой ноутбук. Потом нажимает на клавишу пробела, останавливая что-то похожее на звукозаписывающую программу, стягивает с головы наушники и кладет их на синтезатор.
– Привет, Карвер. Прости, я совсем забыла о времени.
– Ничего страшного, – отвечаю я.
Мистер Холдер прислоняется к стене.
– Ты серьезно, пап? – спросила Джесмин.
– Джес.
Она закатывает глаза.
– Мы пробудем здесь от силы пару минут, пока я надену сапоги.
Я заливаюсь краской.
– Я могу подождать внизу…
– Нет, все в порядке. Карвер, рад был с тобой познакомиться, – говорит мистер Холдер. Предупреждающе вскинув брови, он смотрит на Джесмин и поднимает вверх два пальца. – Две минуты, или я возвращаюсь сюда. – Он направляется вниз.
Джесмин закатывает глаза ему вслед.
– Прости.
– Отец есть отец. – Я киваю на ноутбук. – Над чем работаешь?
Она отмахивается.
– О… это… я сочиняю и записываю песни. По крайней мере, пытаюсь. Входи. Судя по всему, у нас мало времени.
Я переступаю через валяющиеся на полу джинсы и сажусь на кровать (кровать, на которой когда-то сидел Эли).
– Я думал, что ты только на рояле играешь.
– Это единственное, что я неплохо умею. Эли говорил, ты пишешь рассказы.
– Да. Не песни или что-то в этом роде. Этим занимается мой отец. Я сочиняю короткие рассказы, стихи и тому подобное. И хочу когда-нибудь написать роман.
– Он говорил, у тебя хорошо получается.
– Не знаю.
– Ты поступил в Художественную академию Нэшвилла.
– Да.
Джесмин подходит к шкафу. Она садится и, отвернувшись, натягивает носки и потертые коричневые ковбойские сапоги. Именно так я привык ее видеть (если можно привыкнуть к кому-то, кого ты видел от силы несколько раз). Не в черной траурной одежде. На ней свободная белая блузка без рукавов и джинсовые шорты с бахромой. Ее ногти на руках и ногах покрашены черным и белым лаком. Два белым, один черным, один белым, один черным. Как фортепианные клавиши.
Мою душу омрачает тень при мысли об обстоятельствах, благодаря которым я сейчас смотрю на красивую девушку, собирающуюся на прогулку со мной. В обычной жизни этот момент скрывал бы в себе множество возможностей. В эти мгновения могла бы зародиться сверхновая звезда любви. Нечто, о чем впоследствии можно было бы рассказывать внукам: Я помню, как приехал за вашей бабушкой, чтобы повести ее на первое свидание. Она еще не собралась. Я пару секунд наблюдал, как она нажимала клавиши синтезатора. Она напомнила мне медленно падающий лист, кружащийся на ветру. Она бросила игру, и я сел на ее постель, наблюдая, как она ищет пару свежих носков. Она схватила свои ковбойские сапоги и, усевшись на пол, принялась изо всех сил натягивать их, так что кожа скрипела. В ее комнате пахло жимолостью, так пах ее лосьон, и присутствовал еще какой-то головокружительный аромат, казавшийся мне новым и одновременно невероятно знакомым. Я смотрел, как она совершает все эти обычные приготовления, и даже в такой обычный момент она казалась мне необыкновенной.
Но настоящее мгновение – всего лишь жестокая пародия на этот рассказ. Это мгновение мне не принадлежит. Между нами ничего не зарождается. Мы прощаемся с чем-то важным, предавая это нечто важное забвению.
Надеюсь, однажды придет тот день, когда я для меня станет вполне естественным пригласить девушку на свидание, купить мороженое и вместе с ней съесть его в парке.
Надеюсь, что в будущем меня ждут новые приобретения.
Я устал от потерь.
Я устал от прощальных литургий.
Глава 10
Мы сидим в моей машине рядом с домом Джесмин.
– Есть какие-нибудь мысли? – Джесмин сидит, скрестив ноги, на пассажирском сиденье. Девчонки намного опередили парней в том, как удобно устраиваться на пассажирском сиденье.
– Ну да. Ты была в кафе «Бобби дэйри дип»?
– Нет.
– Твой отец сказал, что вы недавно переехали. Помню, Эли тоже мне говорил.
– Да, из Джексона, штат Теннесси. Несколько месяцев назад.
– Тебе нравится в Нэшвилле?
– Шутишь? Здесь повсюду звучит музыка. Это мой город.
– Итак, «Бобби дэйри дип» – это кафе-мороженое. Мы покупали там арахисовое масло и бананово-молочные коктейли.
– «Мы» – это ты, Эли, Марс и Блейк?
– Да. Это стало нашей традицией.
– Южанка и филиппинка во мне одобряют арахисовое масло и бананово-молочные коктейли.
Я завожу машину и трогаюсь с места. Мой язык опережает разум.
– А я и не предполагал…
– Что?
Черт.
– Что тебя удочерили.
Она озадаченно склоняет голову набок.
– Постой…что?
– Гм.
Она поворачивается ко мне на сиденье.
– Что… о чем ты говоришь? – мягко спрашивает она.
У меня отвисает челюсть.
– Вся моя жизнь – сплошной обман, – шепчет она с серьезным лицом. – Белые отец и мать вовсе не мои настоящие родители?
Я по-прежнему не в силах говорить.
Она начинает смеяться. Ее смех – чистый, звонкий, серебристый, словно позвякивание китайских колокольчиков на ветру.
– Да ладно, чувак, – говорит она. – Неужели тебе кажется, что Джесмин Холдер – это имя и фамилия филиппинки?
Я не могу сдержаться и тоже смеюсь.
– Я не разбираюсь в филиппинских именах и фамилиях.
– Холдер. Английское слово, обозначающее того, кто что-то держит.
– Правильно. Хорошо.
– Хорошо.
– Так значит, твои предки что-то держали? Или как еще это объяснить?
– Мне кажется, они держали… мечи или гусей, или лошадиные подковы, или что-то еще, что могли держать люди в давние времена.
– Что бы это ни было, они держали это достаточно долго для того, чтобы все вокруг решили, что их нужно назвать в честь этого.
Мы останавливаемся около кафе Бобби.
– Ну а как насчет твоих предков? – спрашивает она, не торопясь отстегивать ремень безопасности.
– Мой дед ирландец, причем самый настоящий, из Ирландии, у мамы – смесь немецкой и валлийской крови или что-то в этом роде.
– Правда? Для ирландца у тебя слишком темные волосы и глаза.
– Отец говорит, что нас называют «черные ирландцы».
– А у твоего отца есть этот прикольный акцент?
– Он уже долго живет в Америке, поэтому акцент почти исчез, но все-таки еще есть.
От острого приступа вины у меня перехватывает дыхание. Эли сейчас не здесь из-за меня, а я шучу с его девушкой, болтая о том, кто мы и кто наши предки, и собираясь соблюсти традицию, которая появилась благодаря Эли. Я с трудом справляюсь с волной головокружения и ужаса. Господи, пожалуйста, только не здесь. Не сейчас. Избавь меня от панической атаки на парковке перед кафе Бобби, когда Джесмин Холдер сидит на пассажирском сиденье моей «Хонды Цивик», скрестив ноги. Я смотрю прямо перед собой и делаю глубокий вдох. И еще раз. И еще. Голос Джесмин возвращает меня к реальности.
– Эй, Карвер. Ты в порядке?
Я смотрю на нее, но не в состоянии подобрать слова. Пытаюсь решить, что же сказать, но голова меня не слушается.
– Ты так побледнел, – говорит она. – Все в порядке?
Я неуверенно киваю и снова глубоко вздыхаю.
– Да. Все…супер. Я в порядке.
– Ты уверен? – Она отстегивает ремень.
Я уже собираюсь ответить утвердительно, но к горлу подкатывает тошнота и я просто поднимаю вверх большие пальцы.
К тому времени, когда мы забрали свои молочные коктейли, мне стало гораздо лучше.
– Эли когда-нибудь рассказывал тебе о беличьем родео? – спрашиваю я, выезжая с парковки и направляясь в сторону парка.
Джесмин взирает на меня с таким видом, с каким взглянул бы любой, кого спросили бы о чем-то вроде «беличьего родео».
– Судя по всему, не рассказывал, – заключаю я. – Это часть нашей традиции. Купив коктейли, мы отправлялись в парк и играли в беличье родео. Это игра, в которой участник должен гнать белку по дорожке, не давая ей ускользнуть в сторону.
– Не представляю, почему Эли не рассказал об этом своей девушке, – говорит Джесмин.
– Это гораздо забавнее, чем кажется.
– А это вообще возможно? – В уголках ее губ мелькает едва заметная улыбка.
Я улыбаюсь, и мы едем дальше.
– Ну и… – произношу я спустя некоторое время. – Как ты?
– Последнее время я плохо сплю, – отвечает она.
– У меня та же проблема. Не знаю, буду ли я когда-нибудь снова чувствовать себя нормально.
– Я разговаривала об этом с мамой. Она потеряла друга в колледже. И она сказала, что потребуется время. Это ведь не таблетка, которую можно легко проглотить.
Но я, даже существуй такая таблетка, не уверен, что принял бы ее. Я не уверен, что заслуживаю это.
– Значит, с твоими родителями можно поговорить по душам? – спросил я.