Янссон изобразил сочувствие.
– Мне жаль.
– В конце концов Гунилле удалась сделка с Гектором. Они обещали ему возможность работать в Стокгольме под их полицейским прикрытием. Встречу назначили в ресторане «Трастен» в Васастане, где Гектор должен был передать Гунилле деньги.
На лицо Томми снова легла тень.
– Но вместо этого в ресторане завязалась перестрелка, – продолжала София. – Гектор бежал.
Глаза Янссона сузились.
– В группе Гуниллы был один полицейский, – рассказывала Бринкман. – Поначалу он не догадывался, чем они занимаются. Думал, Гунилла и в самом деле ведет расследование против Гусмана.
София остановилась, поймала взгляд следователя.
– Его звали Ларс Винге, – сказала она.
Томми смотрел на нее мертвыми глазами.
– Понимаешь, к чему я клоню? – спросила женщина.
Янссон вперился в нее взглядом, дернул плечом, и в глазах у него мелькнула чуть заметная улыбка. Губы снова презрительно скривились.
– Со временем Ларс Винге понял, что с Гуниллой что-то не так, – продолжала София. – И начал свое расследование против начальницы. Материал с камер и микрофонов, которые Гуннила велела ему установить в моем доме, он использовал против нее. Постепенно картина для него прояснялась: Гунилла и ее группа занимались вымогательством денег. Винге вышел на тебя, Томми Янссона, начальника Гуниллы. Он передал тебе доказательства, которые успел собрать. Доверился тебе.
Томми сохранял невозмутимость. Он лишь бегло взглянул на наручные часы.
– Ларс Винге передал тебе сумку. То, что в ней было, со всей наглядностью демонстрировало, чем занималась твоя коллега Гуннила на протяжении нескольких лет. Ты, конечно, сильно удивился, потому что не имел обо всем этом ни малейшего понятия. Вероятно, ты даже почувствовал себя обманутым, да, Томми?
Лицо Янссона омрачилось, и взгляд стал непроницаемым. Он поскреб пальцами щеку, а потом подбородок – до боли.
– Я знаю твои проблемы, Томми, – добавила Бринкман. – Твоя жена Моника больна БАС. Тогда ее состояние ухудшилось. Нужно было срочно раздобыть денег, много денег. Ты ведь надеялся, что они ее спасут?
Мужчина скрестил на груди руки.
– Ты сделал свой выбор Томми, – продолжала София. – Ты делал его несколько раз, снова и снова, пока окончательно не вышел на новую дорогу.
Глаза Янссона чуть заметно сверкнули.
– Не знаю, как там у вас получилось. Возможно, вы с Гуниллой поехали к Винге домой вместе. Или кто-то из вас появился у него раньше, а другой потом, – предположила Бринкман. – Но в конечном итоге ты застрелил их обоих. И представил дело так, будто Винге убил начальницу, а потом покончил собой.
Руки на груди Томми чуть сдвинулись вверх.
– Ты закончила? – спросил он.
– Ты прибрал к рукам большие деньги – всё, что удалось собрать Гунилле за эти несколько лет, – спокойно продолжала София. – Ты перевел их с иностранных счетов. По большей части себе, но делал и крупные перечисления в некоторые медицинские учреждения, где занимаются исследованиями БАС. Это притом, что твоей жене уже ничто не могло помочь. Правда, кроме нее, ты пытался спасти себя. Поэтому убивал всех, кто мог тебя хоть в чем-нибудь заподозрить.
Тишина.
Похоже, Томми терял контроль над ситуацией – София видела это. Его руки лежали на подлокотниках кресла, и это выглядело не вполне естественно. Янссон показал пальцем на дверь:
– Там твои коллеги, да? Жаждущие крови преступного полицейского…
Он попытался улыбнуться – не получилось. Руки снова скрестились у него на груди.
– Чего ты хочешь? – прошептал Томми. В уголках его губ выступила слюна.
София выждала несколько секунд, прежде чем ответить:
– Я хочу, чтобы ты выследил Гектора Гусмана и Арона Гейслера. Сделай это как полицейский, объяви международный розыск. Пусть все будет по закону.
Янссон удивленно посмотрел на женщину.
– И что дальше?
– Посади их за решетку.
– Вот как?
– Ты ведь ведешь расследование? Закончи его. Сорви аплодисменты и живи как честный человек.
– Но у меня ничего нет против Гусмана. Ничего определенного, во всяком случае.
– Я помогу тебе.
Томми внимательно следил за лицом собеседницы.
– Могу я знать, зачем тебе это нужно?
– Нет, – ответила она.
На некоторое время снова стало тихо.
– А если у меня не получится? – задал Янссон следующий вопрос.
София наклонилась и выложила на стол кипу бумаг.
– Здесь все, что я рассказала, разве что подробнее. Это бомба, Томми Янссон. Все начинается с того, как ты вымогал деньги. Дальше идет глава про убийство Гуниллы Страндберг и полицейского Ларса Винге.
Томми не двигался.
– Ну а потом действие стремительно набирает обороты. Убийства, исчезновения людей… Среди прочего – подробное описание того, как ты пытался утопить Майлза Ингмарссона и как застрелил Антонию Миллер в Дании. И это далеко не всё.
Снова нависла пауза.
– Майлз, – сказал Янссон, как будто успокоившись. – Так это он устроил все это?
София не отвечала.
– Я бы про него такое не подумал, – добавил следователь.
– Это все, что я хотела тебе сказать.
Бринкман встала, взяла сумку и вышла из комнаты, не удостоив Томми ни единым взглядом.
Янссон прикрыл глаза и потер пальцем переносицу. Тишина кого угодно сведет с ума. Эта комната была задумана такой с самого начала – теснота, полная звукоизоляция. Хотя медсестру, похоже, все это не смутило. София Бринкман была само самообладание.
Томми вытер рот. Он никогда не подумал бы, что эта женщина способна на такое.
И тем не менее…
Как спокойно она говорила! И словно не замечала Томми, как будто тот был прозрачным. Нет, это не игра. И не театр. Сколько достоинства и силы – и ни грамма жалости. А формулировки! Янссон чувствовал себя ничтожеством рядом с ней. Один ее взгляд чего стоил…
И как она только вышла на эту информацию?
Посади Гектора – и ты свободен, сказала она. Неужели предлагает честную сделку? Нет, последнее крайне маловероятно.
Внутренний голос говорил Томми: «Вставай, догони ее, выбери момент, выстрели ей в голову, а потом закопай в лесу». Но был и другой голос: «Сиди на месте, сейчас не время. Она не пришла бы сюда, если б не была уверена на все сто в собственной неуязвимости».
Томми посмотрел на кипу бумаг на столе и осторожно приподнял верхний чистый листок. Здесь было то, о чем она только что говорила: детальное описание обстоятельств смерти Гуниллы Страндберг и Ларса Винге. А дальше шла информация о том, как деньги Гуниллы перетекли на счет Томми Янссона.
Он пролистал несколько страниц.
Дальше – больше. Свидетельские показания Майлза об убийстве его коллеги Антонии Миллер. Описание попытки убийства самого Майлза. И все в скупых, канцелярских выражениях – взвешенно, доказательно, профессионально. Местами почти драматично. Лакомый кусок для прокурора, для прессы. Вполне достаточно, чтобы положить Томми под гильотину как минимум три раза. И при этом ни слова о ней самой, о Софии.
Янссон откинулся на спинку стула. Уставился в пустоту перед собой, барабаня костяшками пальцев по подлокотнику. С шумом выпустил воздух.
Черт возьми, он недооценил эту женщину.
Томми вытащил мобильный и набрал номер Эдди.
– Проследи за ней, – прохрипел он в трубку и дал отбой.
Белый деревянный дом располагался на возвышенности, в десяти километрах к северу от полицейского участка в Стокгольме. От него веяло дружелюбием и покоем. При всем том беспорядке, который царил вокруг, он как будто жил в симбиозе с наполовину запущенным садом, землей и небом. Дом ее детства.
София стояла на обочине, пока такси исчезало за скатом дороги. Зеленые луга пестрели цветами. Июнь, наверное, ее любимый месяц. Воздух полнился щебетанием птиц. Бринкман пошла по гравийной дорожке к воротам, вдыхая запах сирени.
Они никогда не запирались – Ивонна и Том.
София прошла в прихожую.
– Эй!
Собака по кличке Рат – брехливая помесь терьера и дворняги – уже сбегала по лестнице. Но тут послышались шаги со стороны кухни, и собака умерила пыл.
– Боже мой! – всплеснула руками Ивонна.
– Здравствуй, мама.
Хозяйка не тронулась с места.
– Как Альберт?
– С ним всё в порядке, – ответила гостья.
Они не бросились друг другу в объятья. Собака застучала лапами, поднимаясь по лестнице.
– Где Том? – спросила София.
– Он пошел к сыну, – ответила Ивонна.
И мотнула головой, словно не понимая, почему вообще должна объяснять такие само собой разумеющиеся вещи.
– Где ты была, София, и что сейчас здесь делаешь? – спросила затем мать.
Голос у нее был само отчаяние. Но Ивонна тут же удалилась, так что ответить ей дочь не успела.
На кухне стоял запах тимьяна. София присела на длинную скамью возле деревянного стола в деревенском стиле.
– Мама…
– Да?
– Скажи мне что-нибудь.
– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?
– Что угодно.
Ивонна обернулась и вытерла руки кухонным полотенцем. Мотнула головой:
– Я не могу.
– Почему же?
Хозяйка дома положила полотенце на скамью. Чем больше она старела, тем медленнее передвигалась.
– Потому что тогда я буду злиться на тебя, – ответила Ивонна. – А я не хочу так.
– Злись, пожалуйста.
– Не могу, не выдержу.
Окно за спиной гостьи было приоткрыто. Во дворе щебетали птицы, жужжали мухи.
– Зачем ты пришла, София?
– Я не знаю.
– Ты не должна отвечать мне так.
София ждала другого, но чего? Объятий? С какой стати? Ивонна никогда не была ласковой матерью, да и дочь не привыкла рассчитывать на ее поддержку.
– Альберта сбила машина, – продолжала Ивонна. – А ты ничего не сказала мне, просто исчезла. Я пыталась выйти на тебя, но ты держала дистанцию. Я знала, что тебе пришлось нелегко. Я хотела поговорить с тобой, помочь тебе. Но ты оборвала все связи, замкнулась, отгородилась от меня. Я выжидала, ни о чем не спрашивала. Беспокоилась, не находила себе места, но молчала. Только старалась обратить на себя твое внимание.
Ивонна смотрела в пол.
– Я старалась обратить на себя твое внимание, – повторила она. – Боже мой, я всю жизнь только этим и занималась! – Подняла глаза. – И ненавижу себя за это.
– Я рассчитывала на твое понимание, – стала оправдываться София.
– И как я должна была понять твое молчание?
– Все было слишком опасно и произошло слишком быстро.
– Я понимаю, – сказала Ивонна. – И в то же время не понимаю. Все, что мне остается, – смириться. И это то, что я делала всегда.
Ее дочь молчала.
– Есть ведь и другие способы, – продолжала мать. – Можно позвонить, дать какой-нибудь знак. Просто намекнуть, что всё в порядке… Все же лучше, чем гробовое молчание.
– У меня не было выбора, – ответила София.
Ивонна приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но промолчала. Похоже, она все-таки поняла. Сонная, вязкая тишина наполняла комнату и как будто замедляла движения.
– Прости, мама, – сказала София.
– Прости, София, – отозвалась ее мать.
Никто из них не понимал, что стоит за этим словом, но ситуация вдруг переменилась, как будто обе женщины почувствовали под ногами твердую почву.
София посмотрела на мать и смахнула с лица слезы.
Ивонна всегда была такой – суетливой и слишком зависимой от чужого мнения. Завышенная самооценка являлась для нее главным источником жизненной энергии, особенно после смерти отца Софии. Но за последние годы что-то изменилось. Все, что в ней было особенно неприятного – разный нарциссический мусор, ставший вследствие сильных переживаний ее частью, самовлюбленность и самолюбование, желание всегда быть в центре внимания и слишком одностороннее видение жизненных ситуаций, – постепенно исчезало. И сквозь все это пробивался новый человек. Более земной, именно такой, какого с детства недоставало ее дочери.
– Около года назад я познакомилась в больнице с Гектором Гусманом, – начала София. – Он поступил в наше отделение после того, как его сбила машина в центре Стокгольма.
Она тряхнула головой и опустила глаза в стол. Ивонна слушала.
– Он был само очарование и обходительность, – продолжала София. – С ним было легко. Он выписался через два дня и пригласил меня на обед. Мы начали общаться. – Она подняла глаза на мать. – Почти сразу на меня вышла полиция в лице Гуниллы Страндберг. Она вела расследование против Гектора Гусмана. Я должна была предоставлять ей информацию, что и делала, насколько это было в моих силах. Моя работа практически ничего не значила ни для одной из сторон. Имена – вот все, чем я располагала. Но полиция хотела выжать из меня больше. Кроме того, я все ближе сходилась с Гектором.
В дверях появилась Рат. Она немного постояла на пороге, будто искала повод залаять, а потом, стуча когтями по полу, подошла к Софии и легла под столом у ее ног.
– Двое мужчин, – продолжала та, – приехали в Стокгольм, взяли Гектора и отвезли его в лес. Угрожали ему. А потом среди всей этой чехарды появился Йенс Валь, ты его помнишь?
На лице Ивонны проступило удивление. Она задумалась.
– Йенс Валь? Как будто помню. Йенс Валь… – повторила она почти про себя. – Твой приятель? Жил где-то на архипелаге, в шхерах. Он как будто даже обедал у нас… Ты тоже иногда к нему ездила – когда же это было?
– Давно, – ответила София. – Я была подростком.
Теперь мать вспомнила.
– Так что, говоришь, он опять появился?
– Ему был нужен Гектор, по другому делу. Йенс поехал с нами. Мы нашли Гектора и освободили его. Но обстановка вокруг меня все накалялась. Я видела и знала слишком много. Я влипла…
– А полиция? Им ты обо всем этом не рассказывала?
София покачала головой:
– Нет.
– Почему?
– Меня прослушивали.
– Кто?
– Полиция.
Лицо Ивонны отразило непонимание.
– Весь мой дом в Стоксунде был утыкан «жучками», – объяснила дочь. – Камеры отслеживали каждое мое движение. Полиция была коррумпирована.
Рат под столом зарычала, и хозяйка шикнула на нее.
– Продолжай, – обратилась она к Софии.
– Двое полицейских из группы Гуниллы сбили Альберта на машине.
То, что случилось с Альбертом, не укладывалось в головах обеих женщин.
– «Трастен» – ресторан в Васастане, – продолжала София. – Ты, наверное, читала об этом в газетах?
Ивонна кивнула.
– Я была там, – сказала Бринкман. – Погибли люди.
Воспоминания хлынули потоком.
– Я и Гектор бежали из Швеции, – рассказывала София. – Мы полетели в Малагу, а оттуда на автомобиле поехали в Марбелью, в дом отца Гектора. По дороге нашу машину обстреляли. Гектора ранили, он оказался в коме. Примерно в то же время его отца убили в собственном доме. Мы срочно приняли меры предосторожности. Гектора увезли в горы и спрятали в надежном месте. В доме, где его разместили, за ним ухаживали. Я осталась с ним. Вернись я в Швецию, меня тут же выследила бы и убила полиция.
Ивонна смотрела в пол. Потом она медленно провела пальцем по скуле.
– Продолжай.
– Группа Гуниллы распалась. Некоторые из полицейских погибли, другие пропали без вести. У меня появилась возможность вернуться в Швецию, к Альберту.
– Ты чувствовала, что со мной все непросто, но молчала. Ты молчала и…
Хозяйка дома качнулась на стуле, будто под внезапным порывом ветра, и зажала ладонью одно ухо.
– Я должна была сидеть тихо, – прошептала София.
Потом она поднялась и взяла мать под локоть. Ивонна стала такой хрупкой… София усадила ее на стул возле крана, налила в стакан воды и присела рядом на корточки.
– Я закончила, мама.
Ивонна выпила воды и затрясла головой:
– Нет, продолжай. Я хочу знать все.
Эдди Боман следовал за такси, в котором ехала София, до самого Юрхольма. Он зашел в ворота, огляделся и увидел пожилую женщину на кухне – вероятно, ее мать. Прячась за кустарниками, приблизился к окошку. Оно было приоткрыто. Эдди присел на корточки, прислонившись спиной к стене. Отсюда ему были слышны лишь отдельные слова, обрывки фраз; остальное словно увязало в теплом летнем воздухе… И все-таки это было кое-что. Боман стал записывать разговор на мобильник.