Харкнесс сделал паузу и откашлялся.
– Гляжу, а это и впрямь бумага из нашей конторы, которую подмахнул мистер Эвери. Дескать, он уже потолковал с мистером Броутоном, с бочкой все в порядке, и мне, стало быть, надлежит выдать ее Феликсу не мешкая. Там еще было написано, что раз уж мы обязались доставить груз по адресу, то я должен поехать с ним, а потом рапортовать по всей форме о благополучной доставке. «В таком случае будь по-вашему, сэр», – ответил я, позвал пару ребят в помощь, чтобы поднять бочку из трюма на пирс, а потом поставить на телегу Феликса. Она уже поджидала рядом. С ним приехали еще два человека. Один такой здоровый верзила с рыжими волосами, а второй помельче, чернявый, – он был за кучера. Из ворот гавани мы повернули к востоку, проехали по Леман-стрит и двинули дальше в ту часть города, какую я совсем не знаю.
Так мы тащились милю или даже больше, а рыжеволосый громила вдруг говорит, мол, страсть как хочу выпить. Феликс сначала ни в какую: едем дальше, и все тут. Но потом сдался, и мы остановились прямо против паба. Того, кто был поменьше, звали Уотти. Вот Феликс его и спрашивает: «Оставишь лошадь без присмотра, Уотти?» Тот отвечает: «Да ни в жисть!» Тогда Феликс говорит, мол, пусть он посидит на козлах, пока мы втроем выпьем пивка, а попозже сам выйдет и сменит кучера, чтобы Уотти тоже мог промочить горло. На том и порешили. Я, Феликс и рыжий зашли в паб. Феликс заказал четыре бутылки пива и заплатил за них. Он свою бутылку быстро опустошил, а потом сказал нам ждать, что выйдет и пришлет к нам за стол Уотти. И с этими словами ушел.
Не успел Феликс удалиться, как рыжий верзила склонился ко мне и стал нашептывать: «Скажи мне как на духу, приятель, что за игру этот мистер Феликс затеял со своей бочкой? Ставлю пять к одному – дело тут нечисто». «С чего ты решил? – спрашиваю. – Мне ничего про это неведомо». Понимаете, сэр, я ведь и сам прежде думал так же, но если мистер Эвери написал, что с бочкой все в порядке, то так оно и было. Стал бы мистер Эвери писать такое, коли бочка вызывала опасения? Нет, конечно. А рыжий не унимался. «Пойми, – говорит, – ежели мы с тобой кое на что закроем глаза, то, может статься, положим в карманы по паре фунтов».
«За что ж нам платить?» – интересуюсь я, прикидываясь простачком. «А ты раскинь умишком, – талдычит рыжий. – Ежели у него с этой бочкой какая-то махинация, то он не захочет, чтоб чужаки пронюхали про это. А мы с тобой уже при деле – вот и можно намекнуть, что наше молчание хорошо бы подкрепить наличными».
Харкнесс вздохнул.
– Тут я призадумался не на шутку. Сначала рассудил так. Может быть, этот тип знает про тело в бочке, и мне тогда надо все у него выведать, а себя не выдать. Но потом я испугался, вдруг он на их стороне, а меня просто прощупывает, хочет понять, что мне известно. Тогда я решил и дальше подыгрывать ему. «А Уотти тоже будет в доле?» – спрашиваю. «Нет, – отвечает он. – Третий здесь лишний». Мы еще потрепались на эту тему. И только потом я заметил, что бутылка для Уотти так и стоит открытая, но полная, и не мог взять в толк, почему он до сих пор не пришел к нам.
«Пиво того гляди выдохнется, – говорю. – Если этот растяпа хочет его выпить, пора бы ему явиться». Рыжий подскочил, услыхав мои слова. «И то правда. Куда он запропастился? Пойду посмотрю». Сам не знаю, почему, джентльмены, но тут я почувствовал, будто в воздухе витает что-то неладное, и вышел с ним вместе. Повозка как испарилась. Смотрим в одну сторону улицы – нет ее, смотрим в другую – не видать. Пропала вместе с Феликсом и Уотти.
«Будь я проклят, если нас не облапошили! – орет рыжий. – Давай их искать. Ты пойдешь туда, а я сюда, и один из нас на углу заприметит чертову телегу». Тут я только уразумел всю их хитрость. Эти трое вступили в сговор, чтоб избавиться от трупа, и им вовсе не хотелось иметь свидетеля вроде меня, когда они начнут копать могилку. Задумка с выпивкой для того и понадобилась. Я остался с их подельником, а двое спокойно поехали дальше. Рыжий специально капал мне на мозги и отвлекал внимание. Ладно, думаю, двое сбежали, но зато третий все еще здесь.
«Нет уж, приятель, – сказал я ему, – нам лучше не расставаться». Взял его за руку и потащил в ту сторону, куда он хотел пойти один. Но только за углом никакой повозки мы не увидели. Они все провернули чисто.
Харкнесс помолчал, а потом продолжил:
– Рыжий, конечное дело, продолжал разыгрывать спектакль. Просто рвал и метал. Раскричался, мол, кто теперь оплатит ему день работы? Тут уж я стал выспрашивать, как зовут его и кто его нанял, но только он не желал отвечать на мои вопросы. Я же от него не отставал ни на шаг. Понимал, что ему скоро придется возвращаться домой, а если узнать, где он живет и кем работает, то, быть может, так мы и до Феликса доберемся. Он пару раз пытался сбежать и просто взбесился, когда не получилось. Так мы и ходили с ним больше трех часов бок о бок, пока пять не пробило. Даже зашли еще пивка выпить. Вываливаемся потом из бара, стоим на углу среди толпы, а я все голову ломаю, как мне быть. Вдруг рыжий со всей силы толкнул меня, и я чуть не сбил с ног проходившую мимо старушку. Я, конечно, удержал ее от падения – как можно было поступить иначе? – потом оглянулся, а треклятый рыжий детина исчез. Я бросился бегом по одной улице, по другой, вернулся к тому же бару, но только больше его уже не видал. Отругал себя последними словами, назвал болваном безмозглым, а потом решил вернуться в контору и рассказать мистеру Эвери, как все обернулось. Так я оказался на Фенчерч-стрит, встретил мистера Броутона, и он привел меня к вам.
Наступила продолжительная тишина, как только мастер закончил свой рассказ. Бернли задумался, оценивая только что услышанные показания и свидетельства Броутона, сделанные ранее днем. Он анализировал цепочку событий во всех деталях, стремясь в первую очередь отделить четко установленные факты от того, что казалось всего лишь поверхностными впечатлениями или личными мнениями рассказчиков. Если верить этим двоим мужчинам, а у Бернли не находилось оснований подвергать их слова сомнению, факты, связанные с обнаружением бочки и ее дальнейшим исчезновением, следовало занести в разряд доказанных. За одним исключением. Пока невозможно было проверить, действительно ли в бочке находился труп.
– Мистер Броутон сообщил мне, что внутри бочки он видел тело человека. Вы подтверждаете это, мистер Харкнесс?
– Да, сэр, так оно и есть, богом клянусь! Мы оба разглядели женскую руку.
– Но разве это не мог быть фрагмент статуи? В конце концов, на бочке имелась надпись «Скульптура», если я все правильно понял.
– Нет, сэр, никакая в бочке не статуя. Мистер Броутон тоже сначала так подумал, но потом пригляделся и признал, что моя правда: человеческая рука, или пусть у меня язык отсохнет!
Дальнейшие расспросы показали, что оба свидетеля настаивали на реальности увиденной ими женской руки, хотя обосновывали это не совсем веским доводом: «Что мы, по-вашему, уж и человеческую руку распознать не смогли бы?» Инспектор не считал возможным в данный момент признать их точку зрения как окончательно верную, но и не отметал ее полностью. Как невозможно было исключить и такую странную на первый взгляд вероятность, что в бочке находился не целый труп, а всего лишь рука или даже только кисть, подсунутая туда какими-нибудь студентами-медиками в качестве дурной и очень злой шутки. Но он отбросил свои рассуждения и вновь обратился к Харкнессу:
– Вы сохранили письмо, которое Феликс вручил вам на борту «Снегиря»?
– Да, сэр, – ответил мастер и передал ему письмо.
Оно оказалось написанным почерком типичного мелкого клерка на листе бумаги с грифом пароходства и внешне не вызывало подозрений.
Мистеру Харкнессу 5 апреля 1912 г.
Доставить на борт судна «Снегирь»
Гавань Святой Екатерины.
Тема: К вашему разговору с мистером Броутоном по поводу бочки, прибывшей для мистера Феликса.
Я обсудил суть дела с мистером Броутоном и мистером Феликсом при личной встрече. В ходе беседы все вопросы были нами исчерпывающе решены, и потому груз должен быть выдан мистеру Феликсу незамедлительно.
По получении данной записки прошу осуществить передачу бочки получателю без дальнейших проволочек.
Поскольку в обязанности нашей компании входит доставка груза по указанному на нем адресу, пожалуйста, сопроводите его в качестве официального представителя «ОКП», чтобы впоследствии доложить мне об окончательном исполнении заказа.
От имени руководства «ОКП Лимитед»
Х Эвери, исполнительный директор
(Написано делопроизводителем XX.)
Уверенный почерк делопроизводителя изменил ему, когда он дошел до инициала имени Эвери, получившегося неразборчивым (и воспринимавшимся как ничего не значившая буква «Х»), хотя фамилия была выведена четко той же рукой.
– Как я вижу, – сказал инспектор, повернувшись к Броутону, – это написано на листе, принадлежащем вашей компании. Гриф с эмблемой едва ли можно подделать, не так ли?
– Да, это действительно бланк нашего пароходства, – ответил клерк, – но записка все равно явно фальшивая.
– Я почему-то так сразу и подумал, но чем вы подтвердите свое мнение? Почему так считаете?
– У меня есть для этого несколько причин, сэр. Во-первых, мы никогда не используем бумагу столь высокого качества для внутренней переписки между сотрудниками. У нас есть более дешевые бланки, предназначенные для такого рода сообщений. Во-вторых, у нас все печатается на пишущих машинках. И последнее – вот это «XX» не является подлинной подписью ни одного из делопроизводителей «ОКП».
– Весьма убедительно. Человек, написавший фальшивку, не знал ни имени вашего исполнительного директора, ни инициалов делопроизводителя. Ему стала известна лишь фамилия Эвери, а именно этой информацией, согласно вашим показаниям, и обладал мистер Феликс.
– Но как, черт возьми, он раздобыл наш бланк?
Бернли чуть заметно улыбнулся:
– Ответ на ваш вопрос предельно прост. Разве не ваш главный клерк вручил лист бумаги Феликсу?
– Вот те на! А ведь верно, сэр! Теперь все понятно. Он попросил лист бумаги и конверт, чтобы написать жалобу мистеру Эвери. Конверт он оставил пустым и удалился с бланком пароходства в руках.
– Разумеется. Мне это пришло в голову, как только мистер Эвери рассказал о полученном пустом конверте. Я догадался, что Феликс будет делать, а потому поспешил в гавань, надеясь опередить его. Но не вышло. А теперь давайте вернемся к сопроводительной бирке на бочке. Хотелось бы, чтобы вы описали ее еще раз как можно подробнее.
– Это была карточка шести дюймов по вертикали и четырех по горизонтали, прикрепленная металлическими скобками. Наверху значилось название фирмы Дюпьера и эмблема со слоганом, а ниже шла полоса с графами для адреса получателя. На ней явно выделялась неровная черная линия. Бирку в этом месте взрезали и вставили другой кусок карточки. Именно на этой вставке, а не на оригинальной бирке и значилась фамилия Феликса вместе с его адресом.
– Занятная деталь. Вы нашли для нее хоть какое-то объяснение?
– Я подумал, что, вероятно, у Дюпьера неожиданно закончились бирки для грузов, и в компании решили прибегнуть к уже использованной ранее.
Бернли в ответ пробурчал что-то неопределенное, обдумывая эту деталь. Разумеется, предположение, высказанное клерком, казалось вполне правдоподобным. Более того, если в бочке действительно перевозили скульптуру, оно выглядело наиболее вероятным. Правда, если в ней находился труп, то требовалось продолжить искать причину подмены адреса. В этом случае, заключил инспектор, груз вообще мог поступить не от Дюпьера. И ему пришла в голову весьма вероятная версия. Предположим, некто получил от Дюпьера статую в бочке, но прежде чем вернуть упаковку, совершил убийство. Тогда он решил избавиться от мертвого тела, отправив его куда-нибудь, использовав пустую тару. Как ему следовало поступить с биркой? Именно подобным образом. Он должен был оставить название фирмы Дюпьера для облегчения прохождения грузом таможни, но заменить имя и адрес получателя. Инспектор не видел лучшего способа проделать такую манипуляцию, чем тот, который и осуществили на практике. Он снова обратился к своим посетителям:
– Что ж, джентльмены, должен выразить вам благодарность за оперативное обращение и переданную информацию. А теперь мне осталось только записать ваши домашние адреса, и, думаю, на сегодня мы закончим.
Инспектор во второй раз отправился домой, но этим вечером ему не суждено было отдохнуть. Примерно в половине десятого его снова вызвали посыльным в Скотленд-Ярд. Кому-то срочно понадобилось поговорить с ним по телефону.
Глава 3
Наблюдатель на стене
В то время, когда инспектор Бернли беседовал у себя в кабинете с Броутоном и Харкнессом, иные события, связанные с той же бочкой, происходили в противоположном конце Лондона.
Полицейский констебль с табельным номером Зед-76, которого звали Джоном Уолкером, был в правоохранительных органах новичком. Умный и старательный молодой человек, не лишенный способностей, он крайне серьезно относился к себе самому и к своей работе. Строил амбициозные планы на будущее, целью которых было как можно быстрее дослужиться до звания детектива. Но подлинной его мечтой оставался тот день, когда он, достигнув головокружительной высоты, будет назначен инспектором Скотленд-Ярда. Он взахлеб читал Конан Дойла, Ричарда О. Фримена и других мастеров криминального жанра, и их произведения дополнительно распаляли его воображение. Попытки подражать любимым персонажам добавляли интереса в его жизни, и если не приносили большой пользы, то и вреда от них не было никакого.
Примерно в половине седьмого констебль Уолкер, получив увольнительную для отдыха и уже переодевшись в штатское, неторопливо шел по Холлоуэй-роуд. Он успел выпить чаю и теперь убивал время в ожидании просмотра второй серии захватывающей драмы «Любовный соблазн» в синематографе «Ислингтон». И хотя его уже охватило предвкушение удовольствия от предстоявшего сеанса, он продолжал практиковаться в наблюдательности и дедукции. Уолкер приобрел привычку отмечать особенности во внешности попадавшихся ему навстречу людей, неизменно стараясь по отдельным приметам распознать, кто они такие. И если пока не столь преуспел в этом занятии, как Шерлок Холмс, то надеялся в один прекрасный день стать ровней знаменитому сыщику.
Вот и сейчас констебль разглядывал людей, двигавшихся вдоль тротуара, но никто из них не представлял явного интереса для более пристального изучения. Однако стоило ему перевести взгляд на проезжую часть, как кое-что сразу же привлекло его внимание.
В противоположном ему направлении двигалась четырехколесная повозка с запряженной в нее гнедой лошадью. На повозке стояла довольно крупных размеров бочка. На козлах сидели двое мужчин. Один из них – худощавый и узколицый – держал в руках поводья. Другой, тоже не очень высокого роста и не слишком внушительного сложения, откинулся спиной на бочку, словно в изнеможении. Его выделяла черная бородка.
Сердце констебля Уолкера забилось чаще. Он неизменно стремился тщательно запоминать приметы объявленных в розыск людей, а только сегодня после обеда читал поступившую из штаб-квартиры полиции телеграмму, в которой описывался именно такой экипаж. Его разыскивали, причем поискам придавалась чрезвычайная важность. Неужели он сумел обнаружить его? Подобный вопрос только усилил волнение констебля Уолкера.
Стараясь делать все как можно незаметнее, он повернулся и зашагал в том же направлении, куда двигалась телега, вспоминая каждую деталь прочитанного описания. Четырехколесная повозка – верно. С одной лошадью – и это совпадало. Бочка из прочной древесины, скрепленная стальными обручами, у которой конец одной из досок был отломлен, а потом прибит на прежнее место гвоздями. Констебль еще раз пригляделся к поравнявшейся в тот момент с ним повозке. Да, бочка казалась необычно крепко изготовленной и скрепленной настоящей сталью, но разглядеть поврежденную доску пока не представлялось возможным. Сама телега, судя по описанию, была покрыта ярко-синей краской, и на борт ее нанесли адрес в районе Тоттенхэм-Корт-роуд. Здесь констебля подстерегало разочарование. Повозка имела рыжевато-коричневый цвет, а надпись гласила, что транспортное средство принадлежит фирме «Джон Лайонз и сын», расположенной по адресу: Лоуэр-Бичвуд-роуд, Мэддокс-стрит, дом 127. Это стало для Уолкера подлинным ударом. Он уже почти поверил в удачу, и вот тебе… И все же повозка в точности соответствовала описанию, если не считать цвета.