– Детка, ты совершенно не понимаешь мир, совершенно. Женщина, если расстается с мужчиной, должна это сделать как настоящая дама. Тогда он задумается, а был ли он любим вообще, и единственная вещь, которая его тронет, это воображение о себе, которое ты подрываешь.
– Никогда, никогда не позволяй ему думать, что ты любишь его больше, чем он тебя.
И никогда не говори, сколько тебе лет, – добавила она через минуту. Саре показалось, что это не имеет никакого смысла. – А теперь возвращайся спокойно домой, познакомься с каким-нибудь симпатичным мальчиком и притворись, что ты глупее, чем есть на самом деле, иначе останешься в старых девах. Твой дедушка до конца жизни думал, что он всем руководит в этом доме, и поэтому у нас была хорошая семья. Теперь женщины глупые, они считают мужчин своими партнерами. А мужчины, как петухи, они горды, глупы и у них короткая память.
– Бабушка, – сказала Сара, – но не все такие…
– Я не говорю обо всех, – занервничала бабушка и вновь налила настойки. – Я тебе, детка, рассказываю как есть, а какую выгоду для себя ты из нашего разговора извлечешь, это твое дело. А ты была зачарована! Влюблена по уши! И как ты вокруг этого Конрада крутилась! Он мне с самого начала не нравился, но я молчала, терпеливо ждала, когда ты разуму наберешься. А ты все танцевала вокруг него. Зачем? Научишься держать дистанцию, тогда будешь знать, как вести себя с мужчинами. Никогда не ссорься, признай, что они правы, и делай по-своему. Память у них короткая, если они сегодня на что-то не соглашаются, то скажи об этом через две недели: «Ну, ведь ты так хотел». И он тебе поверит.
– Принеси пирожное, на шкафчике в кухне с правой стороны, я испекла для тебя, такое, как ты любишь.
Бабушка в одну минуту сменила тему, и Сара послушно пошла за пирожным. Когда она вернулась в комнату, бабушка смотрела перед собой на образ, который всегда висел над кроватью стариков. Святая, кормящая голубей с малюткой на руках.
– Ешь, ешь, – кивнула она на тарелку. – Тешься жизнью и будь мудрой, годы научат тебя тому, чему не могут научить дни… А жаль терять время…
Саре казалось, что бабушка говорит больше для себя, чем для нее. Рюмка в ее руке дрожала, а золотистый напиток блестел на солнце.
– Понимаешь, что самое важное, – бабушка сделала круг ладонью с огрубевшими от ревматизма суставами. – Только семья, дети… И больше ничего. Ничего. Предназначение женщины – создание дома. Теплый, хороший дом, приветливый, без ссор и вздоров, без взаимных претензий. Нашим заданием является на многое закрывать глаза и беспокоиться, чтобы все не раскололось. А всякую чепуху оставь другим.
Пребывание у бабушки было как хорошее купание в холодном ручье после глубокой механической обработки щеткой, предварительно облитой соляной кислотой. Тело постепенно переставало болеть, а воспоминания о Конраде с каждым днем удалялись.
– Ты посмотри только, моя детка, сколько на этом свете терпения. – Бабушка положила курицу на твердый старый пенек, который Сара помнила с детства, и привычным движением топора отрубила ей голову. – А ты будешь себя жалеть. Мы приготовим хороший бульон. И знай, никаких искусственных кубиков в него не докладывай и в городе покупай кур не таких, которых в инкубаторе выращивают, а тех, что бегают по двору.
Сара отворачивала голову от бьющейся в бабушкиных руках курицы, из которой брызгала кровь.
– И не будь такой нежной, когда свиньи на бойне идут живыми в кипяток, то ты о них не думаешь, в то время как ешь вкусный гуляш, правда? Так устроен мир, и ты этому миру только не мешай, живи по его правилам, и это все. А подружка? Ну какой подружкой она тебе была? Ты просто не знаешь значения этого слова. Ты уже совсем взрослая, а что такое дружба, не понимаешь.
Наверняка ты так считала про Гражину. Гражинка блестела на фоне твоего сияния, а думала, что из тебя себе создала фон. Безобразная игра, никакого выигрыша, просто пригрелась рядом. А ты вся вышла, как пар, как пар.
А другие друзья у тебя есть? Нет, потому что Гражина – самая лучшая, единственная и наверняка понимала тебя как никто. А хороший человек должен быть в согласии с миром, не избегать людей, должен иметь других близких, не завидовать никому… Эх… Иренка, конечно, тебя умнее.
Иренка умнее меня, тоже мне новость! Ведь так было всегда.
Но Сара не слышала, что говорит бабушка. И если слышала, не понимала.
Но, оказалось, умнее Ирена не была. Так как, когда Сара вернулась домой, ее кузина сидела на диване у родителей – натянутая как струна и серьезная, а у мамы от боли было перекошено лицо.
– Боже мой! И что ты теперь будешь делать, детка? – шептала она, а Сары тут словно и не было.
Сара догадалась, что во время ее отъезда случилось какое-то несчастье, при котором ножки подружки на голых ягодицах любимого – это такая мелочь, попросту прыщ.
– Что случилось? – всполошилась она и даже на радостное попискивание собаки не обратила внимания.
– Как это, что случилось? – Мама снизошла наконец до Сары, чтобы ответить ей. Но ледяной тон ее голоса морозил даже воздух. – Как, что случилось?
Сара всматривалась в лица родителей.
– У нее будет ребенок!
Когда Сара это услышала, ее словно окатило горячей волной, и первый раз после долгих месяцев она почувствовала, что есть в жизни вещи и поважнее, чем какой-то там Конрад.
Ты бы не вышла за меня?
Матеушек родился утром в канун Рождества. И весил почти четыре кило. Сара сходила по нему с ума сильнее, чем его родная мама. Пеленала и купала. Восхищалась и целовала. Она окончила институт и пошла работать. После работы бежала к Идене, подежурить при маленьком, чтобы Идена не вылетела из труппы театра.
И снова восхищалась, и целовала, и помогала. Когда Матеушу исполнился год, она познакомилась на компьютерных курсах с Яцеком Зембой.
Когда ребенку исполнилось два года и три месяца, Яцек Земба стал жить с ней в однокомнатной квартире, которую он тем временем получил по наследству.
А когда Матеушку исполнилось два года и пять месяцев, Яцек спросил:
– Ты не вышла бы за меня замуж?
Сара глубоко вздохнула и ответила:
– Вышла бы.
Яцек не был Конрадом. К сожалению.
У Сары уже не билось так быстро сердце, когда он обнимал ее и ласкал. Мир вокруг не рассыпался, не дрожала земля, к большому счастью. Сара чувствовала благостное тепло, но прежде всего чувствовала себя в безопасности.
Яцек был красивый, но не такой красивый, как Конрад. Он был приятный, но не такой потрясающий, как Конрад. У него была хорошая работа и перспектива. А Сара, как известно, не искала потрясений, нет-нет.
Знала теперь, чем это может кончиться.
Саре уже хотелось иметь свою семью.
Сегодня Матеушу исполнилось пять лет.
Пока Сара сняла трубку, телефон трезвонил уже две минуты не умолкая.
– Клыска, это ты? – услышала она знакомый голос кузины. Та звонила из восьмидесятиметровой квартиры на улице Слынной Саре в однокомнатную, двадцатидевятиметровую.
– Я, – ответила Сара вполне приветливо.
Как будто кто-то другой мог снять трубку в ее квартире – с учетом, что Яцек сейчас в Варшаве.
– Не шути, – сказала кузина.
Но Сара не шутила, потому что это была она, во всяком случае, ей так казалось.
– Слушай у меня тут одно выгодное дело.
– Шутишь!
А что до этого Саре, ведь у нее выгоды никакой.
– Я бы хотела, чтобы ты мне помогла, – голос Идены звучал притворно. Но Сара знала все эти ее номера!
Иденка так разговаривала, когда ей куда-нибудь нужно было срочно идти и не с кем оставить сыночка, или когда она была без гроша в кармане и умирала с голоду, или когда на нее не лезла серая юбка в розовую клетку, или что-нибудь в этом духе.
Идена шла в кино, а Сара сидела с ребенком, кузина обжиралась на презентациях в ресторане, а у Сары был пустой холодильник, у Идены, в конце концов, был ребенок, а Сара…
Конечно, Идена должна была стать актрисой, так как она была наилучшая в притворстве.
В общем-то она и стала актрисой.
И все это было одним большим свинством, будто целый свет восстал против Сары.
– Ты меня слушаешь? – запищало в трубке.
– Ну, – подтвердила Сара.
– Я так взволнована, – голос кузины-актрисы, которая была у всех на слуху (с именем «Идена», произнесенным когда-то Сарой), звучал весьма убедительно.
Она требовала безотлагательно финансовой помощи, поддержки, похвалы, всего того, что на «по». Особенно когда нужно было привлечь к чему-то интерес.
– А что случилось? – Сара поддержала трубку плечом и открыла кухонный шкафчик.
Конечно, сковородка была засунута на самое дно, под три огромных кастрюли, вдобавок Сара сама же ее туда запихала, что лишь увеличивало ее раздражение.
– Ты даже не представляешь! – вздохнула Идена и была права.
Сара, конечно же, не представляла.
– Ну так что? – буркнула она, и сковородка упала на пол, за ней с грохотом покатилась крышка.
– Тебе не интересно? – В голосе кузины-актрисы звучали боль и разочарование.
Превосходная игра.
– Ну, средне, – отозвалась Сара.
Она положила крышку на место, поднялась с коленок со сковородкой в одной руке и с трубкой в другой. Открыла холодильник, вытащила последний кусок рыбы под названием «филе из трески», которая была не филе, она заметила две кости, и занялась их извлечением. Она ненавидела кости так сильно, что могла их найти везде. Последний раз даже в колбасе.
– Ты почти что моя сестра, самый близкий мне человек, – лилось из трубки тоном Джульетты с балкона.
Да, дело было поважнее, чем нянчить ребенка. Тон голоса, горловой, глубокий, почти любовный, говорил о том, что речь не идет о паре часов, возможно даже, о паре дней.
– Да, – Сара повысила голос и зажгла газ. Положила в сковородку немного масла и рыбу. Это было все, что она нашла в холодильнике, из чего можно было приготовить горячий ужин. Остатки зеленого горошка уныло плавали на дне банки. Так она ела всегда, когда не было Яцека. Яцек без конца ездил на какую-нибудь учебу для повышения профессиональной квалификации. А для себя не имело смысла готовить.
– Ты меня не слушаешь, – голос Идены задрожал и погас.
– Слушаю, – бодро отозвалась Сара и подкрутила газ. Рыба зашкворчала.
– Знаю, что нет. Коль ты так занята, не хочу тебе мешать.
И Идена отключилась.
А вот это Сара ненавидела больше всего. Загонять человека в ощущение вины, в тупик! Манипулировать так явно, что остается лишь злиться, грызть ногти и бить по груше.
На шкворчащую сковороду она бросила все приправы, какие были дома, а конкретно: соль, базилик, добавила кефир и засыпала это все остатками зеленого горошка.
Выглядело не аппетитно, однако было вкусно.
Она поставила чайник и с ненавистью поглядела на телефон.
Если позвоню сама, как всегда поддамся на ее манипуляцию, а если не позвоню, меня достанет чувство вины. Если позвоню, буду злиться на себя, что опять позвонила… – раздумывала Сара, приглядываясь к своему красному аппарату телефона.
Прикрыла глаза. Хоть один раз в жизни выдержать, сказать, что я чувствую, не прогнуться, крикнуть, разбить трубку, сказать: «Никогда в жизни больше не используй меня. Ты не помнила о билетах на премьеру, а мне очень было важно, а теперь, как всегда, когда я тебе необходима, вспоминаешь, что я существую, а я так не хочу. Нет и нет!» Она открыла глаза.
– Я тебе не девочка на побегушках, – громко сказала Сара сама себе. – А ты ведешь себя как свинья.
С удовольствием вообразила, что где-то там, на другом конце города, около телефона сидит маленькая розовая свинка-Идена, нервно суча копытцами-ручками… Образ помог погасить раздражение.
Сара принесла тарелку в кухню, налила себе негазированной воды, бросила туда дольку лимона, добавила одну вишенку из вишневого джема, чтобы напиток выглядел красиво, и вернулась в комнату. Устроилась удобно возле телевизора, на всякий случай сделала потише звук, чтобы не раздражал ее, и так досидела до десяти пятнадцати вечера.
Потом сняла трубку и позвонила.
– Долго же ты ела, – томно прозвучал голос на другом конце провода, однако звучал он с легкой претензией.
– Не твое дело, – элегантно отозвалась Сара. – Ну, говори.
– Ты могла бы…
– Нет, – сразу ответила прямо Сара, не дожидаясь окончания фразы. – Не могла. Не могла в любом случае ничего. Просто нет!
– Ага, – голосом Офелии, перед тем как ей предложили отправиться в монастырь, сказала Идена.
– К сожалению, нет.
– Я не знала, что ты такая.
Быть «такой» было самым большим оскорблением, какое кому-либо в жизни можно было услышать из уст Идены. Оно означало быть женщиной страшной, эгоистичной, вонючей, грубой, щербатой, рохлей, гулящей, неряшливой с целлюлитом…
– Ну, теперь я знаю, – парировала вежливо Сара и даже покраснела от того, что осмелилась так грубо ответить Идене, проклиная себя за звонок.
– Я вообще не буду с тобой разговаривать, это не мой уровень, – твердо сказала кузина тоном матери Макбет.
И прежде чем она успела подумать, из уст Сары опять вырвались грубости, и так легко, как если бы это были вовсе не ее слова.
– Ясное дело, что не твой, тебе бы подняться немного, а это для тебя слишком сложно, – бухнула она и аж испугалась, хотя Идена была единственной, при ком Сара не теряла остроумия, это качество ей подарила природа, впрочем, тщательно спрятанное от посторонних глаз.
– Ты безнадежна, – выдохнула Офелия в трубку как перед последним купанием.
– Знаю, но мы с тобой родственницы, и я должна быть похожа на тебя хоть немножко. – Сара и не думала дать себя сильнее вывести из равновесия, потому что уже достигла какой-то неведомой границы…
– Пожалуйста, Сара, – взмолилась кузина голосом Джульетты перед рассветом. – Я тебя умоляю.
Ого, когда Идена с Клыски переходит на Сару, значит, происходит что-то и правда очень важное.
– Нет.
– Ты ведь даже не знаешь, о чем идет речь…
– И не хочу знать.
– У меня запись в студии: «Сделай, чего еще не делала». И, во-первых, я не знаю, что бы такое придумать, во-вторых, не знаю, что бы такое надеть, а в-третьих…
И в-главных – наверное, не с кем оставить Матеуша.
– …не с кем оставить Матеуша, и потому я тебя очень, очень прошу…
– Я подумаю, – снисходительно-ласково ответила кузине Сара. Перед Матеушем она не могла устоять ни при каких обстоятельствах. Он был ее безусловной любовью.
– Я тебя люблю, – с облегчением прощебетала Идена. – Тогда в четверг, в два. – И положила трубку.
Идена действительно хорошая актриса. Когда она три года тому назад получила ангажемент в Городской театр в Познани и сыграла свою первую большую роль, все попадали от восторга.
Когда Идена третий раз вышла на сцену после долгих аплодисментов, Сара чуть не заплакала.
– Если бы твоя мама, боже мой, дожила до этого времени, как же она была бы счастлива, – сказала мама Сары, которая приехала специально на премьеру из Варшавы, и прижала Ирену к себе столь сердечно, как никогда не прижимала Сару.
Но Сара не была сироткой. А если б была, то мама ее тоже обнимала бы иногда.
– Я очень тобой горжусь, – сказал отец Сары, который тоже специально приехал на премьеру из Варшавы. – Твой отец тобой бы гордился! – И он прижал Ирену к себе.
Если бы Сара была сиротой, быть может, отец обнимал бы ее чаще.
Ну что ж, случается.
– Тетя, – всхлипнула Ирена, – это только благодаря вам! – И прижала Сару к себе так сильно, что Сара почувствовала, что они все и правда семья.
Ирена или Идена
Сара очень любила свою кузину, всегда, сколько себя помнила. Ирка была старше, умнее. Без преувеличения, она была примером для Сары. Ирка была очень привлекательная, а этого было достаточно, чтобы Сара хотела стать такой, как она.