Элис Робб
Зачем мы видим сны. Преобразующая сила осознанных сновидений
Copyright © 2018 by Alice Robb
© Гольдберг Ю. Я., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2020 КоЛибри®
Я понимаю, почему большинство людей не придает значения своим снам. Они для них слишком легкие, а большинство людей связывают важное с тяжестью. Слезы важны; их можно собрать в кувшин. Но сон, как и улыбка, – это чистый воздух. И сны, и улыбки быстро исчезают.
Но что, если лицо исчезло, а улыбка осталась?
Введение
Все лето 2011 г. я копала ямы и обсуждала свои сны. Через две недели я прочла все романы, которые привезла с собой в глухую деревушку Непена в Андах, где вместе с сокурсниками и профессором из Перу раскапывала остатки культуры Моче. Большую часть моего чемодана занимали объемные дождевики и запас баночек арахисового масла; я и представить себе не могла, сколько у меня появится свободного времени в условиях ограниченного доступа к интернету, который зависел от капризов эксцентричного владельца кафе. Когда мой друг Джеймс вручил мне потрепанную книгу в мягкой обложке с изображением человеческого мозга, в который проникали солнечные лучи и клубы облаков, я с трудом заставила себя отбросить скепсис.
Просматривая содержание, я невольно закатывала глаза при виде таких глав, как «Жизнь – это сон» и «Репетиция жизни». Я морщилась, читая список упражнений: эксцентричная «техника двух тел», забавная «техника сна лотоса и огня», подозрительная «техника отсутствия тела». Книга Стивена Лабержа «Практика осознанного сновидения» была похожа на типичное скучное руководство по самосовершенствованию в духе нью-эйдж, но, поскольку до ближайшего книжного магазина с литературой на английском языке нужно было ехать шесть часов на автобусе, выбора у меня не было.
«Известно, что жизнь коротка, – писал Лаберж. – На самом деле она еще короче, поскольку от четверти до половины жизни мы проводим во сне. Большинство из нас в основном не осознают своих снов. Наш сон не осмыслен, и это приводит к потере многочисленных возможностей сознательной полноценной жизни»[1]. В состоянии, которое Лаберж назвал «осознанным сновидением», спящий человек понимает, что он спит, и после некоторой тренировки может научиться управлять сюжетом сна. Я заинтересовалась.
Большинство людей хотя бы раз в жизни сталкивались с «осознанным сновидением», но только от 10 до 20 % переживали это состояние регулярно[2]. Некоторым представителям этого меньшинства осознанные сновидения доставляли такое удовольствие, что становились хобби или своего рода средством самопомощи. Осознанные сновидения могут быть даже более яркими, чем реальность; они способны приносить огромное удовольствие, в том числе сексуальное удовлетворение. (Одна женщина-психолог утверждала, что достигает оргазма примерно в одной трети своих осознанных сновидений, и измерение амплитуды пульсаций ее влагалища показало, что оргазмы во сне соответствовали реальным физиологическим изменениям[3].) Другие используют осознанные сновидения для избавления от кошмаров или для репетиции сложных жизненных ситуаций. Самым ярким из всех моих воспоминаний о том лете в Перу – как я пила писко в пустыне, как нашла мумифицированное тельце ребенка и разворачивала его в совсем не подходящих для научных исследований условиях – стало воспоминание о моем первом осознанном сновидении.
В девять часов я забралась на нижнюю койку и свернулась калачиком в спальном мешке, измотанная от физической нагрузки и монотонности раскопок. Поставив будильник на пять утра, я почти мгновенно уснула – мое тело слишком устало, чтобы позволить мыслям бродить по обычным, заполненным тревогой тропинкам. Потом картинка изменилась. Летний день – не лето в Андах с его прохладой и пасмурными ночами, а настоящее лето, такое жаркое, что ты прыгаешь в воду и потом высыхаешь на солнце. Я наслаждалась теплом, которого мне так не хватало, брела по воде какого-то идиллического пруда, совершенно мне не знакомого. В реальной жизни я не очень люблю плавать; меня не привлекают физические упражнения без отвлечений в виде подкастов или украшений Pandora. Но на этот раз все было иначе – чувственно и естественно. Я ощущала каждую клетку своего тела, прикосновение прохладной воды, пронизанный светом воздух, сюрреалистический лес, великолепная зелень которого окружала пруд со всех сторон. Проснулась я в эйфории.
Воспоминание об этом сне не было затянуто туманом, как обычно бывает со сновидениями; даже по прошествии нескольких лет подробности нисколько не потускнели. Но я испытывала не только радость, но и смутное беспокойство. Я провела ночь не в своем спальном мешке в пыльном общежитии в Перу – меня словно перенесли в другое, далекое место, и мне там понравилось. Прогулка к пруду перевернула мое представление о реальности, и я не могла объяснить свои ощущения – они походили бы на безумие. Но я точно знала, что хочу туда вернуться.
Остаток лета мы с Джеймсом тренировались по советам Лабержа. Соскребая грязь с древней керамики, мы рассказывали друг другу о снах, которые видели ночью. И постоянно, до отвращения, повторяли мантру Лабержа: «Сегодня у меня будет осознанное сновидение». А еще мы придумали свою мантру: «Сегодня я полечу к Луне». Мы научились распознавать признаки того, что мы спим, например полеты или встречи с умершими людьми. Каждые два часа мы проводили тест на реальность, как называл его Лаберж, спрашивая себя, бодрствуем мы или спим. Лаберж обещал, что когда этот трюк войдет в привычку, то он приведет в действие механизм сознательных сновидений.
Критерий интересного разговора значительно снижается, когда ты целый день ковыряешься лопаткой в песке, но даже после того, как я уехала из Перу и количество собеседников уже не ограничивалось четырьмя, а в моем распоряжении был высокоскоростной Wi-Fi и целые библиотеки книг, я все равно думала о снах. Они были гораздо богаче и загадочнее, чем я представляла раньше.
Я начала вести дневник сновидений, каждое утро тщательно записывая в кожаный блокнот на спирали все, что могла вспомнить о своих снах; я читала, что важно записывать сновидения каждый день, даже если они фрагментарные и скучные. Результат не заставил себя долго ждать. Через несколько недель записи в моем журнале изменились: от «Ничего не помню» или кратких, неуверенных фраз («Я видела Щелкунчика?», «Это был паук?») до двух или трех длинных и сложных историй почти каждую ночь. Моя новая ночная жизнь была ничуть не менее активной – и такой же увлекательной, – как и часы бодрствования. Это меня потрясло: я поняла, что видела подобные сны всю жизнь, но быстро их забывала, позволяя им исчезнуть, словно их никогда и не было. В какие приключения я пускалась, о которых потом не помнила? Какие возможности – что-то понять или просто отвлечься от действительности – я упустила?
Овладеть новым навыком – особенно таким, который может изменить восприятие мира – непросто. Для изучения нового языка требуется несколько лет упорного труда. Для медитации нужно терпение и регулярная практика, которая не всегда приносит удовлетворение. Прогресс медленный, зачастую почти незаметный. Но улучшить свою жизнь во сне довольно просто – достаточно увеличить время, посвященное мыслям о снах, от нуля до одной или двух минут в день, перед сном напомнить себе о намерении запомнить сновидения или утром потратить пару минут, чтобы записать их или надиктовать на смартфон. Результат достигается быстро и без особых усилий. Награда – перемены в жизни. Осознавать свои сны – все равно что получить доступ к источнику ранее недоступных фантазий и страхов, сигналов из подсознания и творческих решений задач и проектов.
В последние годы ученые выяснили, как лучше запоминать сны и методично использовать их силу. Но люди интересовались снами на протяжении тысячелетий. Некоторые исследователи убеждены, что первые произведения искусства – наскальные рисунки – наши предки создали под впечатлением образов, увиденных во сне. Дневники сновидений считаются одними из древнейших произведений литературы – их находили и на руинах Древней Греции[4], и среди артефактов средневековой Японии[5].
Мы живем в мире, построенном на снах. На протяжении всей истории, во всех уголках мира сны неизменно привлекали людей и служили руководством к действию. Мы относились к сновидениям как к предсказаниям будущего и весточкам из прошлого, как к посланиям от божественных сил или собственной психики. Сновидения позволяют нам воспринимать то, что мы потеряли, и то, чего никогда не имели. Во сне парализованные люди могут ходить[6], а слепые – видеть. Врачи используют сны для диагностики; художники – как источник вдохновения. Умирающие находят успокоение в ярких картинах прошлого, в сновидениях, которые размывают границы сознания и ставят под сомнение реальность. Политики и герои мифов обращаются к снам, чтобы принять решение, или сослаться на них для оправдания войн. Лидеры использовали сны во благо (когда Ганди в 1919 г. выступил против ограничения гражданских свобод индийцев, он сказал, что ему приснилась общенациональная забастовка[7]) или во зло (на видеороликах, выпущенных после атак 11 сентября, Усама бен Ладен и его последователи рассказывали о снах, в которых они видели пилотов, самолеты и рушащиеся здания[8]). Менее 3 % людей утверждают, что никогда не запоминают своих снов[9], но даже для них важно знать, что сны являются мощной и зачастую недооцененной силой, стоящей за созданием знаменитых произведений искусства, за обретением веры в Бога или за политическими событиями.
Наше сегодняшнее пренебрежение снами – это не только историческая аномалия, но и интересный парадокс современной культуры. Люди стремятся узнать результаты новейших исследований сна, хотя ученые даже не достигли согласия, зачем каждую ночь мы отключаем сознание. Мы хотим знать, как экраны компьютеров и ритм современной жизни влияют на сон. Мы прислушиваемся к выводам о необходимости как минимум восьмичасового сна для сохранения здоровья, красоты и хорошего настроения – или о том, что достаточно спать всего шесть часов, а некоторым людям хватает и трех-четырех.
Вместе с тем мы планируем и оптимизируем свое время, покупаем фитнес-трекеры и приложения для телефона, чтобы считать минуты, проведенные в спортзале, на работе и за любимыми занятиями; мы страдаем от «синдрома упущенной выгоды». Но, игнорируя свои сны, мы упускаем возможность пережить приключение и укрепить психическое здоровье в течение пяти или шести лет (от 20 до 25 % времени сна). Сон обычно рассматривают как средство достижения цели – инструмент для обеспечения продуктивной работы днем, улучшения памяти, регулировки обмена веществ, поддержания иммунной системы. Но вслед за Лабержем мы вправе спросить: «Обречены ли вы проспать треть своей жизни? По-видимому, да. Однако согласны ли вы проспать и собственные сновидения?»[10]
До недавнего времени науки о сновидениях не существовало. По причинам как практическим, так и философским тайна сна была отдана на откуп магии и религии. Сновидения трудно поддаются исследованию в лаборатории; их непросто зарегистрировать во всех подробностях, и хотя новый японский сканер способен «читать» определенные мотивы в сновидениях, проверить результат по-прежнему невозможно. Ученые, проявлявшие интерес к сновидениям, не всегда были безупречными посланниками истины, которые наилучшим образом послужили делу. Эта область привлекала огромное количество чудаков – странных, одержимых людей, готовых пожертвовать карьерой ради задачи, которую они вряд ли смогли бы разрешить. Герои этой истории иногда выходили за границы строгой науки – разрабатывали обреченные на неудачу эксперименты по проверке телепатической природы сновидений, утверждали, что сны могут предсказывать будущее, заменяли доказательства своей интуицией – при этом непредубежденность помогала им открывать неожиданные истины. Я поняла, насколько размытой бывает эта грань – серьезные ученые увлекаются неправдоподобными идеями, а хорошие идеи рождаются в самых неожиданных местах. Вопреки совету некоторых коллег, психолог из Гарварда Дейдра Баррет одобрила для публикации в журнале Dreaming, который она редактировала, статью об экстрасенсорном восприятии: «Я считаю, что научные исследования определяются подходом и дизайном. Настаивать на выводе – это антинаучно»[11].
Благодаря нескольким удачным открытиям в лабораториях и недавнему всплеску интереса к исследованиям сна сновидения наконец получили внимание, которого заслуживали, и более серьезное отношение со стороны науки. Количество лабораторий по изучению сна в Соединенных Штатах выросло как никогда; их число увеличилось с четырех сотен в 1998 г.[12] до более чем двух с половиной тысяч в настоящее время[13]. Мы признали важность сна для здоровья; во всем мире люди тратят больше пятидесяти миллиардов долларов на снотворное[14], и специалисты предсказывают, что индустрия борьбы с бессонницей будет развиваться и дальше. Несколько американских университетов открыли курсы и даже учебные программы, посвященные сну и психологии сна. Философы поставили сновидения в центр теоретических построений о связи разума и тела и о природе сознания[15].
Технический прогресс привел к революции в изучении сна, позволив ученым собирать данные о сновидениях быстрее, чем раньше, и охватывать разнообразные группы населения. В XX веке большинство исследований, посвященных сну, выполнялись с участием белых студентов колледжей. Но в последние несколько лет люди всех возрастов и со всего света начали загружать свои сны на такие сайты, как Dreamboard и DreamsCloud, и ученые смогли приступить к анализу этой сокровищницы данных.
Причина, по которой нам нужен сон, оказалась странной и одновременно серьезной – как все и ожидали. Сон играет важную роль в работе нескольких эмоциональных и когнитивных систем, помогая формировать память, решать задачи и поддерживать психическое здоровье.
Во время сна мы встраиваем новую информацию в уже существующую сеть знаний; мозг анализирует полученный опыт, отправляя самое важное в долговременную память. Сновидения о новых навыках помогают ими овладевать; тренировка задачи или изучение иностранного языка во сне могут быть не менее эффективными, чем в реальной жизни.
Сны послужили источником для появления историй, которые развлекали многие поколения читателей и вызвали к жизни научные открытия, изменившие мир. Мы должны благодарить сны за швейную машину и Периодическую систему элементов. Многие художники, писатели и композиторы – включая Бетховена, Сальвадора Дали, Шарлотту Бронте, Мэри Шелли и Уильяма Стайрона, – приписывают снам некоторые из самых знаменитых произведений.
Мы спим, чтобы избавиться от тревог и приготовиться к новому дню; мы репетируем поведение на испытательном сроке и экзаменах, чтобы реальная ситуация была нам знакома. Мы проигрываем худшие из сценариев в безопасной обстановке, превращая реальное событие в пустяк. Люди, которые видят лабиринты во сне, быстрее находят дорогу в реальных лабиринтах. Студенты, которые мучаются от ночных кошмаров перед экзаменами, показывают лучшие результаты, чем их крепко спящие товарищи. И наоборот, смены настроения, такие как депрессия, часто сопровождаются бессонницей; без быстрого сна – в этой фазе мы видим большую часть сновидений – психика начинает разрушаться. Суицидальные мысли исследователи связали с отсутствием сновидений или неспособностью их вспомнить.