Βαίτιλος, по-европейски bethil, значит «дом Божий» (Быт.
XXVIII, 17). В этих упавших с неба, небесным огнем опаленных, черных камнях-аэролитах обитают звездные боги. В городе Уруке (Эрехе), посвященном богине Иштар, семь бэтилов – семь богов звездных. И в Уре Халдейском, Авраам Вавилонянин мог поклоняться таким богам. Внук Авраама, Иаков-Израиль взял камень, положил себе в изголовие, уснул и увидел во сне лестницу, восходящую в небо: «И вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней» (как «невесты Божии», ennitu – по семи уступам вавилонской башни, зиккуррата). «Иаков пробудился от сна своего и сказал: истинно, Господь присутствует на месте сем, а я и не знал!..
Как страшно место сие! это не что иное, как дом Божий (Beth-il), это врата небесные!» (Быт. XXVIII, 12–17). Врата небесные, Врата Божии, Bab-ilu – Вавилон. И воздвиг Иаков на том месте священный камень, Бэтил.
Вот что мы называем «фетишизмом», диким словом новых дикарей – ученых.
Фетишизм – начало всех религий. Первые богопоклонники суть камнепоклонники. Во всяком феномене может раскрыться нумен – «врата небесные»; во всяком месте «присутствует Бог, а мы и не знаем». Таков смысл фетишизма – не ложной, а истинной религии.
«Говорит Иисус: Подыми камень, и ты найдешь Меня; разруби дерево, и Я там» (A. Resch. Agrapha, 69). Это неуслышанное нами слово Господа как будто услышало древнее человечество. И в христианском таинстве не пресуществляется ли хлеб и вино в Тело и Кровь, материя – в Богоматерию?
Но какое нужно пылание религиозного чувства, чтобы раскалить, преосуществить камень в Бога – этого мы и представить себе не можем. Бэтилизм, поклонение камням, есть начало всех религий, а потом каменная толща их выветривается, густота разжижается в эстетику, этику, метафизику – и наступает конец религий: тогда безбожное человечество поклоняется себе самому, как «Великому Фетишу», и дичает той новою дикостью, которую мы называем «прогрессом», «цивилизацией», вплоть до антропофагии. Это и наш конец.
Можно сказать, что весь Отчий Завет есть не что иное, как Бэтил, упавший с неба, небесным огнем пропылавший камень. Ныне он уже тускл, но когда-то был прозрачен, как черный алмаз.
Бэтилом, каменным столпом или конусом, знаменуется Фалл (так в Пессинунте, Амафонте, Пафосе, Библосе и других «священных городах», иераполях); а на широкой подошве Бэтила, в естественных бороздах и морщинах камня, верующие находят или стараются найти «печать Афродиты Урании», Небесной Девы Матери, подобие Ктеиса.
Такая печать – на «черном камне» Каабы, в Мекке, древнем бэтиле. Магомет, уничтожая всех идолов, не дерзнул уничтожить его – и доныне зиждется на нем Ислам. Может быть, и двойная скрижаль Моисея есть не что иное, как двойной Бэтил, священный камень Элогимов – Двух Богов в Одном – Мужеженщины.
И все эти двойные звезды, прозрачно-черные алмазы, как вехи, указывают путь к Звезде Вифлеемской.
Души, по Гераклиту, «рождаются-падают». Падают с неба, как звезды – семена сева Божьего. Пролет человеческих душ через мир – пролет падающих звезд.
«Мы знаем мартовский и сентябрьский пролет аэролитов через земную атмосферу… Собственно, всякое обоюдополое слияние есть пролет целых созвездий человеческих душ, есть в точности Млечный, небесный путь» (Розанов).
Было слово Господа к Аврааму в видении, ночью: «Посмотри на небо и сосчитай звезды… Столько будет у тебя потомков» (Быт. XV, 5). И напал на Авраама «ужас и мрак великий» (XV, 12), когда увидел он истекающий из чресл его, клубящийся звездною пылью человеческих душ, Млечный Путь к единому Солнцу – к Тому, Кто сказал: «Прежде нежели Авраам был, Я есмь».
Авраам вышел из Вавилона, из Египта вышел Моисей: весь Израиль – между этими двумя исходами. И Ханаан, Земля обетованная – между Вавилоном и Египтом.
Израильский ковчег Завета есть не что иное, как «ладья» богов египетских, а херувимы над ним – не что иное, как kherubu вавилонские.
Иаков-Израиль воздвиг Бэтил. А когда умер Израиль, то «повелел Иосиф слугам своим, врачам, бальзамировать отца его, и врачи набальзамировали Израиля» (Быт. L, 2).
Весь Израиль есть египетская Мумия и вавилонский Бэтил.
Вавилон и Египет – две грозовые тучи, а между ними, Израиль-молния.
«В тот день Израиль будет третьим с Египтом и Ассириею; благословение будет посреди земли, которую благословит Господь Саваоф, говоря: благословен народ Мой, Египтяне, и дело рук Моих, Ассирияне, и наследие Мое, Израиль» (Ис. XIX, 24).
Израиль – между двумя третий, ибо в нем совершается Тайна Трех.
Но только ли соединение Египта и Вавилона – Израиль, и ничего больше? Нет, еще что-то.
Египет говорит: был Озирис; Вавилон говорит: Таммуз был; Мессия будет, говорит Израиль. «И будет в тот день: воззрят на Того, Кого пронзили» (Зах. XII, 9–10).
Вместо «был», «будет», – вот из вечности в века упавшая молния Израиля.
До пришествия Сына Человеческого никто не подходил к Нему так близко, не видел лица Его так ясно, как тот безыменный и величайший из пророков, которого мы называем «Второ-Исаия»: «Предал душу Свою на смерть и к злодеям причтен… Понес на Себе грех многих и за преступников сделался Ходатаем» (Ис. LIII, 5–12).
Воистину, тот, кто это сказал, уже видел Господа Распятого.
Озирис – тень, Таммуз – тень, а Сын Человеческий – тело, и тело это в Израиле. Египет и Вавилон знали о Сыне; родил Сына Израиль. Он раскрыл тайну о Сыне во всемирно-историческом действии; собрал все лучи Сына в один зажигающий фокус – в одну точку пространства и времени – в Рождество Христово.
«Род же Его кто изъяснит?» (Ис. LIII, 8). – «Родословие Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова», – изъясняют первые строки первого Евангелия. Вот к какому Солнцу клубится Млечный Путь Авраамова семени.
Египетская пирамида из камня, вавилонская башня из кирпича, – две первые лестницы, восходящие в небо, знаменуют третью, последнюю – из человеческой плоти и крови – родословие Господа. И эти три лестницы строятся по одному закону чисел.
Число пирамиды – семь: четыре треугольника; три и четыре – семь.
Число вавилонской башни – четырнадцать: по семи уступам восходит «божья невеста», enitu, и нисходит по семи; дважды семь – четырнадцать.
А число родословия Христова – трижды четырнадцать: «всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов» (Матф. I,17).
Эта игра божественных чисел, как игра солнца в алмазе. В Египте и в Вавилоне – только лучи, а Солнце – в Израиле.
И доныне еще не исполнилась тайна Израиля, доныне пути его в веках и народах не кончены.
Вечно скорбящий, стенающий, как бы неведомой силой гонимый, все идет и идет он, остановиться не может, как Гильгамеш, искатель вечной жизни.
Вечный Израиль – Вечный Жид – непрестанное чудо веков и народов. Кто этого чуда не видит, тот вообще не видит Божиих чудес.
Может ли быть религиозный человек антисемитом? Нет, скорее – антиарийцем. Семиты создают религии, арийцы разрушают. Религиозная бездарность их такова, что и в атеизме не сумели они обойтись без помощи семитов; атеизм арийцев, личный и созерцательный, превратили семиты в общественное действие – в атеистический социализм. Так и доныне Иафет – духовный раб Сима.
Слово «жид» есть кощунство над плотью Господа, ибо плоть Его от Израиля. Слово «жид» есть проклятие благословенного Господом: «Благословляю тебя (Авраам)… и благословятся в тебе все племена земные» (Быт. XII, 2–3).
Вот смешной жид Янкель у Гоголя, у Шекспира страшный жид Шейлок. В этих двух лицах – смешное и страшное вместе, как бы нездешнее, вечное. Проходят века, а он остается. Граниты египетские, кирпичи вавилонские, эллинские мраморы, римское железо – все рассыпалось, как пыль, исчезло, как сон, а он остался. И все мы пройдем, а он останется. Небо и земля пройдут, а род сей останется, доколе все не исполнится.
Злака жизни искал Израиль, как Гильгамеш, – нашел и потерял. Ждал Мессии, Мессия пришел, а Израиль Его не узнал. Вот тайна Израиля – тайна Божия.
Бог на Синае сказал Моисею: «Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что не может человек увидеть лицо Мое и остаться в живых… Покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду. И, когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лицо Мое не будет видимо тебе» (Исх. XXXIII, 20–23).
И доныне Израиль Божьей рукою покрыт: лица Божьего Сына – не видит.
«Лица Моего не можно тебе увидеть», – говорит Отец; «Видящий Меня, видел Отца Моего», – говорит Сын. Сын говорит не то, что Отец. Или это только нам кажется так? Но ведь и весь мир есть только мир явлений, то, что нам является, кажется.
Сын и Отец – одно в Боге, а в мире – два. Два Завета, Отчий и Сыновний, друг другу противоречат, противоборствуют. В этом-то узле противоречий и сплетены судьбы Израиля с судьбами христианства и всего человечества. Узел не людьми завязан и не людьми развяжется.
Сына не увидел Израиль, а мы «увидели и возненавидели Его»; Сына Израиль не принял, а мы, приняв, отвергли; Сына распял Израиль однажды, а мы распинаем всегда.
«Се, оставляется вам дом ваш пуст», – это сказано не только Израилю, но и нам всем.
Два Завета, друг другу противоборствуя, уничтожают друг друга, и вот, на месте их – пустота: мерзость запустения, царство Антихриста.
Так начинается «скорбь, какой не было от начала мира», наша скорбь – «Апокалипсис наших дней». И не только современным, настоящим, но и будущим, апокалипсическим становится Египет, Вавилон, Ханаан, Израиль – Вечный Израиль – Вечный Жид.
Говоря о тайне Двух в Озирисе-Изиде, в Таммузе-Иштаре, в Адонисе-Астарте, в Аттисе-Кибеле, в Митре-Анагите, в Дионисе-Деметре – во всех умирающих и воскресающих богах, Мужеженщинах – как было не сказать о той же тайне в вечном, современном, настоящем, будущем, апокалипсическом Израиле?
Израиль – Жених и Невеста, Он и Она, Мужеженщина, так же как Дух, Ruach, первое явление Божьего лица в Бытии; так же как Элогим, сотворивший человека, по образу своему – мужчину и женщину – двух в одном.
Это в Отце, это и в Сыне.
«Был же Иисус спрошен: когда приидет царствие Твое? сказал: когда два будут одно, τα δύο ›ν, – и мужское будет женским, и не будет ни мужского, ни женского» (Clemens Alex. Stromata, III. 13. 92).
Древние иудео-христиане, наассеяне (офиты) верно поняли это слово Господне: «Горняя Сущность Эонов пребывает там, где нет ни женского, ни мужского, а есть новая тварь, новый человек – Мужеженщина, ¢ρσενόθηλυς» (Hippolyt. Philosophoum., V, 7).
Так в одной и той же трансцендентной точке пола два Завета противоборствуют друг другу и согласуются: «противоположное – согласное», τό ¢ντίξουν συμφέρον (Heraclit. Fragm., 8).
Нельзя говорить об этих тайнах без ужаса. «Ужас и мрак великий» напал на Авраама, когда Бог заключал с ним Завет пола – обрезания (Быт. XV, 12). Но если пол естественный окружен мраком и ужасом, то «двуестественный», διφυής (орфики), тем более.
«Как страшно место сие!» – сказал Иаков-Израиль, поклоняясь двойному Бэтилу, звездному Фаллу-Ктеису. И всего страшнее то, что тут смешное и страшное вместе. «Пал Авраам на лицо свое и рассмеялся», тут же, пред лицом Божиим, в великом мраке и ужасе (Быт. XVII, 12).
Я себя не обманываю, я знаю, что не страшными и даже не смешными кажутся слова мои, а только пустыми в «пустом доме», где их и слышать некому.
«Господи, пусто и страшно в мире Твоем!» (Гоголь). Такая пустота, такая скорбь в мире, какой не было от начала мира.
Говорю бедным языком человеческим, но молюсь, а не кощунствую: Отец не утешил, не утешает Сын – утешит Мать – Дух. «Как утешает кого-либо мать, так утешу Я вас» (Ис. LXVI, 13). Вот почему Дух назван «Утешителем». Не Он, а Она утешит: это самое детское слово Того, Кто спас мир детством.
Мир гибнет, оттого что забыл Мать.
Мужское возобладало над женским. Война есть дело мужское, – и вот, война бесконечная: «Все будут убивать друг друга». И погибнет мир в огне войны, если не потушат огня слезы Матери.
Какая разница между Отцом и Матерью? Этого не знают мудрецы – знают дети: Отец накажет, Мать простит.
Все язычество – христианство до Христа – есть неутолимая тоска о Сыне; все христианство после Христа есть неутолимая тоска о Матери.
Наступила ночь Отца – взошло солнце Сына; наступает ночь Сына – взойдет солнце Матери.
Три Завета, три любви захватывают мир, одна за другой, одна глубже другой: глубока любовь Отца, а любовь Сына глубже; глубока любовь Сына, а еще глубже любовь Матери.
Отец не спас, Сын не спасает – спасет Мать.
Отец против Сына, и Сын против Отца, доколе не пришел Дух.
В Духе Сын и Отец – одно: «Два будут одно». Два Завета, Первый и Второй, противоборствуют в себе, но в Третьем – согласуются. Первый Завет – Отца, Второй – Сына, Третий – Духа – Матери. Так совершается Тайна Трех.
Тайна Запада: Атлантида – Европа
Μιας ¹μέρας καί νυκτός χαλεπής ™πελθούσης, ¹ ’Ατλαντίς νησος κατα της θαλάσσης δυσα ºφανίσθη.
В один злой день, в одну злую ночь, остров Атлантида, погрузившись в море, исчез.
Если не покаетесь, все так же погибнете.
Бесполезное предисловие
Все предисловия бесполезны, а к этой книге особенно, потому что она сама сейчас бесполезна, или будет казаться такой, – в лучшем же случае, только «забавной». «Делают из этого забаву» – может повторить горькое слово пророка и самый обыкновенный смертный, когда слова его о действительно грозящей людям опасности кажутся им только «забавными».
После вчерашней войны и, может быть, накануне завтрашней, говорить в сегодняшней Европе о войне, все равно что говорить о веревке в доме повешенного: это «неприлично», а уж если быть неприличным, то без предисловий.
Делаю же я это только потому, что мне терять уже нечего. Все потерял писатель, нарушивший неумолимый закон: будь похож на читателей или не будь совсем. Я готов не быть сейчас, с надеждой быть потом.
Что значит не быть похожим на читателей, я понял, когда, лет пять назад, написав книгу «Тайна Трех», получил от ее французского издателя добрый совет изменить заглавие, чтобы не было похоже на «детективный роман».
В IV–V веках, на христианском Востоке, «Тайна Трех» прозвучала бы: «Тайна Божественной Троицы», а в XX веке, на христианском Западе, звучит: «Тайна трех мошенников, которых ловит Шерлок Холмс». По одному этому анекдоту-атому видно, как опустилось за эти века солнце христианства.