– С твоими мозгами грех в фитнес-клубе прозябать, – ворчал он.
Свою жизнь прозябанием я не считала, впрочем, так же, как и свои мозги чем-то выдающимся. То есть меня-то как раз все устраивало. Но обижать его очень не хотелось, а мое нежелание что-то менять в своей жизни он мог воспринимать как личную обиду.
Хотя главное, наверное, все-таки было в другом, памятуя наш разговор о моих «талантах». Он боялся, что, если я не буду на стороне закона, меня, чего доброго, занесет не туда.
Лично я жила себе спокойно и намеревалась продолжить в том же духе, но кто знает.
Костя нашел соломоново решение, и в конце концов я оказалась на работе в полиции, правда, инструктором. То есть продолжала заниматься любимым делом. Однако душа его теперь была спокойна. В фитнес-клубе я работала три дня в неделю по вечерам, так что в деньгах ничего не потеряла.
Константин Павлович познакомил меня с Егором.
Если быть точной, познакомила нас его жена, тоже адвокат. Егор был ее давним клиентом. Случилось знакомство накануне Дня защитника Отечества.
Я позвонила Косте, предложила встретиться, хотела его поздравить.
– Отлично. Поужинаем вместе. Ты, Марина и я. Не возражаешь?
Я, конечно, не возражала.
Мы договорились встретиться в семь часов вечера в ресторане «Белый лебедь».
За пару часов до назначенного времени Марине позвонил Егор, ему нужно было обсудить кое-какие вопросы. Она предложила встретиться в «Белом лебеде» около шести.
Когда там появилась я, а вслед за мной и Костя, они с Егором все еще разговаривали, правда, с делами уже было покончено. Егор собирался уходить, и тут я…
Он утверждал, что был сражен моей красотой.
– А еще меня поразили твои глаза. Такой взгляд редко встретишь у женщины.
Само собой, я поинтересовалась, что не так с моим взглядом.
– У тебя в глазах черти пляшут.
– У тебя тоже, – усмехнулась я.
– Неудивительно, что мы нашли друг друга, – засмеялся он.
Егор мне сразу понравился. И черти, лихо отплясывающие в его глазах, сыграли не последнюю роль. А еще он был красив. Не той броской красотой, что сразу привлекает внимание. К нему надо было приглядеться. К тому, как он двигается, как говорит, как меняется его лицо, когда на нем появляется улыбка.
В тот вечер я подошла к столику, удивляясь, что вместо Кости напротив Марины сидит молодой мужчина с длинными темными волосами.
Он, кажется, тоже удивился, увидев меня, взгляды наши встретились, он улыбнулся, и на правой щеке у него появилась ямочка.
– Привет, – сказал он, точно знал меня уже давно, и был уверен: я вот-вот появлюсь.
– Привет, – ответила я ему как старому другу.
Он поднялся, и на мгновение я решила: он меня поцелует. Но он протянул мне руку и сказал:
– Егор.
– Таня, – сказала я.
Марина наблюдала за нами с интересом.
– Выпьешь что-нибудь? – словно забыв о Марине, предложил он.
Тут она засмеялась, и он тоже.
– Извините…
– Мы собирались поужинать, – сказала Марина. – Татьяна – друг нашей семьи. Не хочешь присоединиться к нам?
– С удовольствием, – кивнул он и вопросительно посмотрел на меня.
К концу вечера я уже влюбилась.
Подошедший вскоре Костя Егору не удивился, оказалось, они знакомы несколько лет, против его присутствия на ужине не возражал. Однако, заметив нашу обоюдную симпатию, скорее, насторожился.
Разумеется, уже на следующий день я засыпала Марину вопросами по поводу нового знакомого. И тогда некоторая настороженность Кости стала понятна. Егор был тем, кого принято называть папарацци. Вольный стрелок, который сотрудничал со многими изданиями, в основном, конечно, в интернете. Он был классным фотографом, довольно известным в своем мире. За месяц до нашей встречи у него открылась выставка в Питере, на которую он меня вскоре и пригласил.
В ближайший выходной мы отправились в Северную столицу, а вернувшись оттуда, уже практически не расставались.
Выставка произвела впечатление. Я поняла, что передо мной настоящий художник.
В свои тридцать с небольшим Егор объехал полмира и много чего повидал. Прекрасного и трагического. И люди на его фотографиях выглядели настоящими, в горе и в радости. Однако деньги он зарабатывал (и зарабатывал, надо сказать, очень неплохо) совсем другими фотографиями. И хоть законов не нарушал, но ходил на грани. Некоторые граждане из тех, кто попал в объектив, готовы были заплатить большие деньги, лишь бы фото не оказались опубликованы. И платили. Это не было шантажом, но здорово на него смахивало.
В общем, с точки зрения Кости, не такого спутника жизни я заслуживала. Но в этот раз я была непреклонна и советы старшего друга пропускала мимо ушей.
Вскоре он понял всю их бесполезность, и с присутствием рядом со мной Егора смирился.
Вскоре я переехала к Егору, а через год он сделал мне предложение.
Если честно, это было неожиданно. То есть я хотела жить с ним долго и счастливо и умереть в один день, но его женатым человеком в окружении потомства представляла с трудом. По мне он был легким на подъем парнем, которого ни одна женщина удержать неспособна.
Услышав это, он долго смеялся.
– Как плохо ты меня знаешь. Я вполне созрел для тихих семейных радостей. На самом-то деле, я беспокоюсь, что вдруг появится какой-то придурок и уведет тебя у меня из-под носа. Девчонки ведь мечтают выйти замуж. Я прав?
– Прав, – ответила я, хотя в тот момент и не была в этом так уж уверена.
Лично меня все в нашей жизни устраивало. Но и отказывать ему никаких причин я не видела. И мы отправились подавать заявление в ЗАГС.
У меня никакой родни не было, у Егора только тетка в Омске, откуда он был родом. В силу возраста приехать на свадьбу она не могла, в общем, мы решили обойтись ужином человек на двадцать-двадцать пять, в основном, моих коллег.
Но свадебное платье я купила. Красивое. В нем я чувствовала себя венценосной особой. До сих пор лежит в коробке в шкафу.
Натыкаясь на нее взглядом, я каждый раз даю себе слово платье выбросить. Но рука не поднимается.
Егор погиб за три недели до свадьбы. Накануне он отправился в соседний областной центр, сказал, что есть работа.
Задавать вопросы я не стала, по опыту зная: это ему не понравится. Сам расскажет, если сочтет нужным.
Мне позвонили в девять утра, я была на тренировке и оставила мобильный в раздевалке. На пропущенные звонки, их было четыре, обратила внимание только в одиннадцать.
Перезвонила и удивилась, когда услышала «полиция». Но не испугалась. Минут пять мне пришлось объяснять, кто я такая и почему звоню.
– Похоже, это девушка того фотографа, – обращаясь к кому-то, сказал мужчина, но и тогда я не испугалась, только подумала: надо связаться с Мариной, Егору, скорее всего, требуется помощь. – Я вас сейчас переключу на капитана Субботкина.
И вскоре я услышала другой мужской голос:
– Субботкин Виктор Сергеевич. А вы Татьяна? Татьяна Юрьевна? Я пытался связаться с вами. Вы знакомы с Егором Новиковым?
– Да, конечно. Это мой жених. А что случилось?
– У меня для вас дурные вести.
Но и тогда я не подумала о самом страшном. Егор всегда казался мне человеком, с которым просто не может произойти ничего плохого. Наверное, поэтому и не хотела верить. И не верила, пока не увидела его в морге.
Субботкин рассказал мне, что случилось. Егора обнаружили в пять тридцать утра. Он упал с крыши шестиэтажного дома. За спиной рюкзак, рядом его камера. Ни одной фотографии он сделать не успел. Здание уже несколько лет пустовало, накануне шел снег, а к вечеру подморозило. Крыша была скользкая. Непонятно, что он делал на крыше.
Мне-то как раз было понятно: искал удобное место для съемки.
– Что там напротив? – спросила я.
– Гостиница. Шикарная, пять звезд. Называется «Камея».
– Ясно, – кивнула я.
Субботкин смотрел выжидающе, ему-то ясно точно не было.
– Он ведь фотограф? – спросил неуверенно.
– Папарацци, – сказала я. – Знаете, что это такое?
– Это те, кто снимает всяких знаменитостей? Чаще всего без их на то согласия? – Виктор Сергеевич задумался. – Никто из знаменитостей к нам вроде не приехал. Но я проверю. Если они где-то остановились, то, конечно, в «Камее». У меня жена любитель всяких концертов, обычно знает, кто приезжает на гастроли. Ничего на днях не говорила.
– Политики, серьезные бизнесмены? – сказала я.
– Я проверю, – кивнул он. – Учитывая, что это несчастный случай, расследования не будет. Но лучше, если мы узнаем, что он там делал.
Простившись с Субботкиным, я поехала на проспект Кутузова.
Восьмой дом был затянут маскировочной сеткой. Попасть внутрь оказалось проще простого. Похоже, сторожа здесь не было. По крайней мере, никого мое появление не заинтересовало.
Я поднялась на шестой этаж, нашла выход на крышу. Железо давно покрылось ржавчиной. Ограждения не было. Я осторожно спустилась по покатой крыше.
Если Егора интересовал вход в гостиницу, он должен был занять позицию примерно там, где сейчас стою я. То есть совсем рядом от края крыши. Если она была скользкой…
Некоторое время я сидела, глядя перед собой.
Незадолго до своей гибели Егор звонил мне. Как всегда, о своей работе ни слова.
– Часов с восьми я буду занят, – сказал он. – Скорее всего, закончу поздно. Не хочу тебя будить.
– Ты же знаешь, я редко ложусь рано…
– Лучше созвонимся утром.
– Утром у меня тренировка.
– Значит, позвоню после тренировки. Люблю тебя. Пока.
Кто же знал, что это наш последний разговор? А если бы я знала? Наверное, сказала бы, как я его люблю…
Я попыталась представить его здесь, уловить отзвук его присутствия. Даже позвала: «Егор!» и зажмурилась, потому что видела только одно: вот он поскользнулся и падает вниз…
Я пыталась избавиться от этой картины, потерла глаза руками. Как хрупка наша жизнь… Один неосторожный шаг, и она вдруг обрывается… Я никогда не пыталась его остановить. Да это и невозможно было. И все-таки чувствовала вину. Я должна была что-то сделать, чтобы он не оказался в этом месте. Не поскользнулся, не сорвался вниз…
Перед отъездом я еще раз встретилась с Субботкиным. Он испытывал неловкость. Наверное, потому что мы в какой-то степени коллеги, я ведь служила в полиции, а он ничем не мог помочь моему горю.
Виктор Сергеевич протянул мне лист бумаги.
– Здесь все постояльцы «Камеи». Может, есть знакомая фамилия.
Я покачала головой, не прикасаясь к бумаге.
– Егор никогда не рассказывал о своей работе.
Субботкин, чуть помедлив, кивнул и убрал лист с отпечатанными на нем фамилиями в папку.
– Понимаю, что в такой ситуации все слова бессмысленны, но… я вам очень сочувствую…
– Спасибо, – сказала я.
Через три дня Егора похоронили.
Я поднялась с кресла, что стояло у окна, и прошлась по комнате.
Два часа ночи, за окном дождь. Попытаться уснуть? Засыпала я обычно под утро. Еще пара часов урывками днем.
Говорят, через год после похорон близкого человека становится легче. Прошло уже пять месяцев.
Может, не стоило мне оставаться в квартире Егора? Может, в другом месте, где о нем не напоминала бы каждая вещь, я успокоилась бы быстрее? Наверное.
Все дело в том, что я не хотела его отпускать, проститься с ним навсегда. И, уходя на работу, часто оставляла свет в квартире, чтобы, возвращаясь, видеть светящиеся окна и играть в глупую игру: Егор дома, ждет меня…
Распахнув входную дверь, я весело кричала:
– Привет, милый. Я дома.
Сервировала стол на двоих, рассказывала ему новости. В общем, вела себя как чокнутая. Но, должно быть, на людях мое безумие никак не проявлялось, по крайней мере, никто из моих друзей беспокойства по этому поводу не выразил.
Егор оставил квартиру мне. Он вообще оказался очень предусмотрительным человеком. В кармане его рюкзака, с которым он был в ту ночь, лежала записка с моим именем и номером мобильного. Оттого Субботкин так быстро со мной связался. Счет в банке, сто тысяч долларов и почти столько же евро в ячейке. Доверенность на мое имя я нашла в ящике секретера, где он хранил документы. Там же дарственная на квартиру.
Странная предусмотрительность, учитывая его возраст. Он считал свою работу настолько опасной? Если и так, то с последним делом напрямую это никак не связано. Он все оформил еще за год до своей гибели. Буквально через пару месяцев после нашего знакомства.
Наличие у Егора такой суммы денег смущало. Безумных трат он не делал, но жил ни в чем себе не отказывая, так что вряд ли мог скопить столько. Сомневаюсь, что фотографии, чьи бы они ни были, могли стоить таких денег.
Я пробовала поговорить об этом с Мариной. Она лишь пожимала плечами.
– Ты же знаешь, о своих делах Егор предпочитал молчать. Иногда ему требовалась моя помощь. Как правило, если кто-то грозил подать на него в суд. Несколько раз его задерживала полиция. Это все, что я знаю.
Костя, когда речь заходила об этом, хмурился, но если у него и были какие-то догадки, то он молчал.
Я направилась в кухню, решив выпить чаю, когда услышала характерный звук: на мобильный пришло оповещение.
Я подошла к компьютеру, открыла почту. Письмо с незнакомого адреса. Я открыла его.
Пробежала глазами текст и замерла от неожиданности: «Тайна, не ищи меня, я сам тебя найду. Лава».
– Черт, – пробормотала я.
Разумеется, все эти годы я пыталась что-то узнать о своих друзьях. Особенно когда стала работать в полиции.
Дуня жила в районном городе Самарской области, вышла замуж, родила ребенка. В соцсетях ее не было, но номер мобильного я нашла без труда, и позвонила ей.
Она мне обрадовалась, мы проговорили больше часа, потом я еще несколько раз звонила, правда, все реже.
Найти Ланса мне не удалось. Зато я кое-что о нем узнала. Его родители действительно из цирковых, а вот никакой аварии на самом деле не было. Мать Ланса закрутила роман с акробатом. Муж, должно быть, узнал об этом, и во время выступления один из брошенных им ножей угодил ей в самое сердце. Поначалу он утверждал, что это был несчастный случай, мол, рука дрогнула. Но следователи, узнав о любовнике, взялись за него всерьез, и в конце концов он сознался в предумышленном убийстве. Получил семь лет. Где находится в настоящее время, неизвестно.
Лансу тогда было двенадцать, родственников у него не оказалось, однако цирковые вряд ли бы его оставили, но еще до суда над отцом он сбежал. Его обнаружили в цыганском поселке во время полицейской облавы, парень совсем не походил на цыганских ребятишек, на что внимание обратили. И он, и его приемная семья утверждали, что он их кровный родственник, однако полицейские решили проверить, и вскоре выяснили: Ланс числится в пропавших без вести. Так он и оказался в детском доме.
Выходило, что были в его жизни и цирковые, и цыгане… Где он сейчас, оставалось лишь гадать. В местах лишения свободы его точно нет, что меня порадовало: хорошо зная своего друга, я бы не удивилась, обнаружив его там.
Хуже всего дело обстояло с Лавой. Об убийстве его родителей местная пресса писала много. Убийц, кстати, так и не нашли. Журналисты строили различные версии и кое до чего смогли докопаться. Так что некоторые догадки выглядели вполне правдоподобно. Потом, как водится, шумиха сошла на нет. О самом Лаве упоминали только в первых публикациях: вернувшийся из школы сын обнаружил убитых родителей.
Покинув детдом, он словно исчез с лица земли. Сколько я ни пыталась отыскать его следы – все было бесполезно.
Если в случае с Лансом это было более-менее понятно – люди с его привычками предпочитают держаться в тени, – то отсутствие сведений о Лаве здорово беспокоило.
Куда он отправился со своим родственником? И почему молчал? Хотел начать новую жизнь, где старым друзьям не было места, или молчание было вынужденным? И он оказался в руках преступников?
Такое более чем вероятно. Поэтому я и искала его со всем старанием.