– С Финской. Надежный мужик, думающий и удачливый. Не смотрите, что молодой. Ворошилов и Говоров его очень ценят. Пусть выскажется, решение все равно за вами.
– Капитан! Докладывайте!
Я разбил фронт армии на четыре участка: от Бронницы до Подберезья, от Подберезья до Мясного Бора, от Мясного Бора до Полисти, и до Чудово. Дал характеристику берегов Волхова и притоков, толщину льда, характеристику грунтов на местах возможных переправ, основные и запасные позиции немцев, сектора обстрела дзотов, и показал, что основной линией обороны является насыпь железной дороги, а не береговые укрепления. Но участок между двумя линиями обороны во многих местах минирован, в тылу у немцев находится рокадная дорога, по которой они могут быстро перебрасывать войска. На сегодняшний день у немцев значительное численное и качественное преимущество в авиации, хотя и ограниченное морозами. В войсках 2-й армии не созданы штурмовые и снайперские группы, при атаке в лоб возможны значительные потери, артиллерии явно недостаточно для прорыва эшелонированной и укрепленной линии обороны.
– Что предлагаешь?
– У нас в Краснофарфоровской плацдарм. Немцы отошли за Кересть и еще не достроили окончательно новую линию обороны. Оттуда до Чудова – два километра. За оставшиеся дни подвезти к плацдарму бревна, а оба танковых батальона сосредоточить в лесу за Грузино. Есть шесть немецких противотанковых ружей с ночными прицелами и довольно точное знание огневых точек немцев в этом районе. Предлагаю ударить ночью танковым десантом по кратчайшему расстоянию до Чудово и срезать первым ударом Любаньский выступ. С потерей Чудово вся ветка железной дороги станет немцам не нужна. А части возле Полисти будут демонстрировать готовность к форсированию и атаке, но начнут только тогда, когда будет обозначен успех у Чудово.
– А как же Луга?
– Дорога к ней идет от Сырково. Взять Новгород атакой через Волхов практически невозможно, у нас очень мало артиллерии. А действуя с двух сторон – и со стороны Чудова, и со стороны Волхова – мы последовательно возьмем все УРы, которые подготовили немцы. Смещаясь вправо, мы усилим группировку войсками 54-й армии и, может быть, усилим артподготовку за счет ее орудий. Это задача максимум, а минимумом будет полное или частичное блокирование частей 30-го корпуса на Любаньском выступе. И ликвидация угрозы захвата Мги. Пока все держится за счет стойкой обороны Шапок, Тосно и Тигоды. Но узел не в Любани, а в Чудово и Зуево. Уберем эти угрозы – удержим Шапки. Пока у нас преимущество в танках, его и надо использовать.
– А что, толково! Кое-что подправить, согласовать… И можно действовать, – высказал свое мнение начальник штаба генерал-майор Визжилин. – Сил и средств у нас маловато, фронт нам мало чем может помочь. А в этом случае наносим фланговые удары, где концентрации войск должно хватить.
– Товарищ генерал! Немцев в лесах за дорогой почти нет, только патрули. Сильно забирать в ту сторону нет надобности, как и отрываться от дороги на Новгород. Можете учесть при планировании. И, как только захватим Чудово, надо будет переместить гаубичный полк к Полисти. Оттуда можно будет поддерживать наших в Чудово и не давать перебрасывать подкрепления по двум дорогам. Примерно вот в эту точку! – и я показал на середину дороги от Грузино к Селищам.
Дальше разговор продолжил начштаба, выясняя для себя отдельные моменты по различным участкам. Часа через два они связались с Говоровым по ВЧ и передали ему свои предложения, запросив дополнительно артиллерийские снаряды и разрешение задействовать части 54-й армии, особенно ее артиллерии. Собственно, 2-я ударная и на корпус-то не набирала, а ей предстояло сражаться с двумя немецкими корпусами, которые еще и зарылись в землю по самое не хочу. Но вместо того чтобы свести все три прибывающие армии в один кулак, Ставка распорядилась по-другому. Жаль, что Говоров не смог настоять на этом.
Мы вышли из штаба армии вместе с Евстигнеевым. Прощаясь, он забрал у меня документы из сумки.
– Чем ты его так успокоил? Я думал, что сейчас стрельба начнется!
– Из-за него погиб комиссар ОГПУ под Ошом: он поверил ложному донесению, без команды поднял маневренный эскадрон, увел его в пустое ущелье, а комиссар был вынужден идти на встречу с агентом только с шестью верховыми. Басмачи всех восьмерых – комиссара, шесть пограничников и агента – разорвали лошадьми и разбросали по местности.
– Ну что ж! Значит, помнит и переживает! И это хорошо. А то ходит мнение его снять с армии. А так ты ему напомнил о вреде поспешности, будет действовать осторожнее и без бессмысленных кавалерийских наскоков.
– Петр Петрович! Вы бы порекомендовали Говорову заставить его поменять дислокацию штаба. Потеряют управление еще до боя.
– Да-да, конечно. Вот что, Максим, завтра проскочи по разведотделам 52-й и 59-й, посмотри там обстановку и проверь соответствие разведданных. Своих направь на правый фланг к Водосью, пусть обживаются и понаблюдают. Но без шума!
– Есть! Но меня в 59-й не знают.
– Я позвоню туда. Ну, бывай! Выздоравливай быстрее! Работы много. Первое наступление!
Назад возвращался в кабине грузовика, трясло еще больше, началось небольшое кровотечение из выходного отверстия. Женечка разверещалась, что требуется в санбат, а мужики обещали пригнать «хорьх».
«Инспекционная поездка» показала, что связь между армиями практически отсутствует, о чем и было доложено непосредственно Говорову, потому что Евстигнеев где-то отсутствовал. Пятьдесят девятая армия не успевала развернуться к моменту начала операции, а это была основная сила: шесть дивизий и шесть лыжных батальонов, два артиллерийских дивизиона и дивизион катюш, и еще два батальона танков. Штаб армии находился еще дальше от фронта. Дивизии были полнокровными, укомплектованными в Сибирских округах. Но бойцов буквально замордовали на земляных работах, на строительстве Череповецкого укрепрайона. Кто там бывал, наверняка помнит, какие там болота! И вот, с колес, им предстояло штурмовать добротные немецкие УРы. Я доложил о неготовности обеих армий к наступлению, как в Ленинград, так и в Москву, в ГРУ Генштаба. И, естественно, оказался самым виноватым из всех. Вызвали на совещание в Малую Вишеру, в штаб 52-й армии. Совещание проводил прилетевший Ворошилов. На совещании меня поддержал только генерал-лейтенант Клыков, это его армия удерживала этот рубеж в течение всей осени 41-го года. Его 111-я дивизия держала единственный плацдарм на том берегу Волхова. Остальные начали орать, что я дезинформировал ГРУ Генштаба, что у них все готово, и они с легкостью возьмут Новгород, Чудово и Лугу. Евстигнеева и Говорова не было, они задерживались. Тучи над моею головой сгущались. Я посмотрел на Ворошилова, тот делал вид, что не узнает меня, а может быть, и действительно не помнил. Генерал Галанин задал провокационный вопрос, кто поручил мне совать свой нос куда не следует.
– Вечером 29 декабря, после совещания во второй Ударной армии, это распоряжение мне отдано начальником разведки фронта генерал-майором Евстигнеевым, в чьем непосредственном подчинении я и нахожусь.
Тут встал Ворошилов и стукнул кулаком по столу:
– Вы понимаете, капитан, что Ставка дала указания начать операцию 5 января, что Красная Армия наступает по всему фронту, что товарищ Сталин объявил всему советскому народу, что 42-й год станет годом окончательной Победы над фашизмом?
– Да, товарищ маршал. Именно поэтому я и доложил то, что увидел.
– Вы паникер! Идите! В вашем особом мнении здесь не нуждаются!
– Есть! – я развернулся и в этот момент прозвучало: – Капитан! Вы ранены? – пришлось опять поворачиваться.
– Да, товарищ маршал, на разведвыходе, под Мясным Бором, двенадцать дней назад.
– Где я вас видел?
– Под Тосно, и на Финской.
– Садитесь, вы не паникер, я знаю. Докладывайте, почему пришли к таким выводам.
В этот момент появились генералы Говоров и Евстигнеев. Разговор вернулся в нормальное русло. Повезло, что промокла гимнастерка. Говоров, Петр Петрович и Клыков смогли убедить Ворошилова перенести начало операции на три дня – так, чтобы основная ударная сила успела сосредоточиться, осмотреться, отдохнуть, накопить боеприпасы. Атака с ходу на подготовленные позиции противника успеха бы не имела. Ворошилов согласился, что без захвата Чудово у нас ничего не получится. Правда, пришлось напомнить ему, что пока не вытащили на прямую наводку 152-мм орудия и не разрушили «Мильонный», у нас ничего не получалось. Немцы знают, что опыта штурма укрепленных районов у нас нет. Еще раз выслушал свои предложения по штурму Чудово, но уже из уст генерал-лейтенанта Говорова. Несколько раз давал уточняющие сведения по различным участкам фронта. Ворошилов связался с Москвой со Сталиным. Обстановку портил доклад Северо-Западного фронта о готовности начать наступление именно 5 января на всем фронте. Я, правда, несколько раз упомянул в своих докладах, что у фон Лееба только один корпус в резерве – 38-й, находящийся под Новгородом, а Северо-Западный фронт начнет операцию против сил фон Лееба. На Северо-Западном фронте долговременных сооружений у противника нет, фон Лееб вынужден считать, что наступление там для него более опасно, и начнет маневр резервом туда, и если мы дадим паузу, то так и произойдет. Нам выгодно начать на несколько дней позже. Возвратившийся от ВЧ Ворошилов сказал, что Верховный согласился перенести дату на 8 января.
После совещания меня отругал Говоров за то, что я зашел на совещание без них.
– Молодой, горячий! Расстреляли бы, как котенка!
– Я не заходил, стоял у штаба 52-й, оттуда вышел корпусной комиссар Диброва из 59-й и приказал войти на совещание.
– Услать бы тебя куда-нибудь! Если пойдет что-то не так, из тебя козла отпущения сделают! Ложись в госпиталь!
– Не поможет, товарищ генерал! Я лучше в роте.
– Что у тебя плечо-то кровит?
– Трясет по дороге, а кожа тонкая, рвется.
– Ладно, езжай к себе, не будем больше дергать. Все внимание правому флангу и плацдарму!
Дурацкая ситуация: вроде бы сделал все правильно, но меня фактически отстранили от работы – сиди в роте и лечись. Ходить и вправду больно, ездить – тоже тяжело. В роте почти никого нет, все в разных местах, работают, а я на связи. Веду бумажки, собираю отчеты, передаю сведения туда-сюда, принимаю пополнение. Новый год хотя бы провели без осложнений. С плацдарма приехал Костя Любимов, рассказал о том, что творится под Чудово.
– Как там немцы?
– Сидят тихонечко. В трех местах сделали еще НП, я их нанес на карту и передал в 54-ю. Возьмите себе тоже, товарищ капитан.
– А вот у Полисти они зашевелились… Вчера взорвали еще четыре котлована под дзоты. Ночью ведут какие-то работы, днем тихо.
Пятого ударил Северо-Западный фронт. Седьмого наблюдатели доложили о проходе в сторону Новгорода двух больших колонн автомашин, часть из которых тащила пушки. Я доложил Евстигнееву.
Попросил разрешения вечером выехать в район плацдарма.
– Неймется? Ну, хорошо, разрешаю!
Наступление назначено на четыре утра 8 января. От Дубцов дорога оказалась забитой техникой и войсками, в Мелехово оставил машину, дальше на лыжах. Идем ввосьмером, прижимаясь к кромке леса, примерно в трех километрах отсюда – немцы. К 02:30 добрались на плацдарм через Грузино. Только что на нейтралку пошли саперы. Группа Любимова уже на местах, я нашел только радиста группы. Сам с тремя бойцами занял позицию в развалинах завода. Радист шепотом дает целеуказания. Я знаками отвечаю, что вижу или не вижу цели. Пока у немцев тихо: равномерно пускают ракеты, иногда тарахтят пулеметы. Составляю карточку огня, расставляя веточки-ориентиры. Кто-то постучал по валенку, я отмахнулся: не мешай! Повторили постукивание. Пришлось оставить наблюдение и повернуться. Здесь Федюнинский и Соколов. Я пальцем показал, что «Тихо! Мешаете! Потом». Отстали. По шорохам понимаю, что они пристроились левее и тоже наблюдают. Командармы на передке! Совсем не дело. Начали возвращаться саперы. Сзади возник легкий шум: разбирают бревна. До начала семь минут. Я держу на прицеле пулеметчика. Далековато, правда. Ровно в четыре прозвучало шесть выстрелов залпом из бронебоек. «Моего» пулеметчика закрыло разрывом 20-мм снаряда, зато чуть левее ожил другой пулемет. Послал туда три пули – заткнулся, пошли саперы с бревнами, а за спиной раздался громкий вой моторов и лязганье гусениц. В этот момент ударила артиллерия. На довольно узком участке встали столбы разрывов. Ожил дзот слева, но по нему ударили из бронебоек. Мимо бегут саперы с бревнами: настилают ледовую переправу. Немцы пока не отвечают: все их батареи находятся под обстрелом. Слева заговорила еще одна наша батарея, но куда она бьет, мне не видно. Мимо пошли танки, артиллерия перенесла огонь влево и вправо. Теперь максимальное внимание. Открыл огонь по появившимся целям, рядом ведут огонь многие снайперы, поэтому кто и по кому бьет, совсем непонятно, но голова колонны уже на другом берегу. На танках десант, каждый танк тащит за собой волокуши. Пошли лыжные батальоны, где-то за береговой чертой начался сильный бой. Я встал и подошел к тому месту, где устроились Федюнинский и Соколов.
– Капитан Иволгин! Работу закончил! – прокричал на ухо Федюнинскому. Тот с размаху ударил меня по раненому плечу. – Е-П-РСТ!!!
– Что такое?
– У него там дырка! – послышался голос Соколова.
– Извини, капитан! Танки ворвались в Чудово! Я на радостях! – А у меня круги разноцветные перед глазами мелькают. Меня посадили на битый кирпич, дали глотнуть спирта. Малость полегчало.
– Вот донесение! Давай, капитан, дуй отсюда в Грузино, там Ворошилов и Говоров, передай им, – приказал Соколов.
Взял бойцов, лыжи, и мы побежали назад. На НП в Грузино передал записку полковнику Усманову, из комендантской роты, дальше меня не пустили, сумел пробиться к своему радисту и передал новость Евстигнееву. Пройти к оставленной машине не было никакой возможности: войска прямым потоком хлынули на переправу. Интересно было наблюдать за перемещением одного батальона: он, видимо, был составлен из курсантов какого-то училища или курсов. Несколько гармонистов лихо растягивали свои гармони, весь батальон громко пел строевую:
Калина, раз-два-три, малина,
Чернявая дивчина
В саду ягоды рвала!
Ехали они не на свадьбу, а под Чудово, и вернутся далеко не все, но демонстрировали полное пренебрежение к смерти, чем и сильна русская армия. Залихватский пересвист еще долго слышался в районе переправы.
Но взять Чудово и удержать его – это совершенно разные задачи! Утром завыли «лапотники»-пикировщики. Малочисленные зенитки и два звена «Яков» 522 ИАП, 2-й Ударной не смогли остановить первую волну «Ю-87»: на месте переправ вспухли бомбовые разрывы, в воздух полетели бревна, лед, вода. Но четыре танковых батальона двух армий и остатки танков 54-й армии были уже на том берегу Керести, а немцы не смогли договориться ни с Санкт-Николаусом, ни с Вайнахтсманном. Пришел только Румпкнехт, а с ним разговаривать бесполезно, он выпорол всех непослушных! Сам Санкт-Николаус, видимо, перебрал и отлеживался с больной головой. Везде господствовал наш дедушка Мороз: минус 27 днем и до минус 37 ночью, и восемь саперных батальонов четырех армий. Тут же вмораживались бревна, через полчаса после бомбежки переправы восстанавливались сами. На левый берег Волхова продолжали поступать войска и их снабжение. Плюс удалось договориться с Ворошиловым, к которому я все-таки попал, чтобы не снимали зенитные орудия, брошенные немцами в ночном бою до полного израсходования боеприпасов к ним, благо что немцы заготовили их много. В первый же день наши взяли Зуево, и части 30-го корпуса севернее Кировской дороги оказались в техническом окружении. Любань упорно держалась, а командование армиями начало разворачивать войска на юго-запад. Насколько я понял Говорова, это распоряжение Ворошилова, а не его. Нельзя ослаблять давление на Любань! Попытался найти Ворошилова, но его нет возле Грузино. Последний раз его видели в окружении командования 59-й армии. Скорее всего, они уволокли его к себе, в Неболчи, это почти в 170 километрах от фронта. Ну да, там не стреляют. Поехал к Соколову и Федюнинскому в Киришах, по дороге остановил танк подполковника Рудого из 122-й танковой бригады 54-й армии. Он получил приказание: переправиться в Чудово и «развивать наступление на Новгород». Порядок получения приказа был нарушен, вместо подписи Федюнинского или Говорова стоит «несуществующая» подпись Ворошилова. Радиограмма подписана им. Рудый знал меня лично, поэтому обещал, что после переправы уйдет на правый фланг, к Зуево, и там будет ждать указаний Говорова или Федюнинского. В Киришах было все командование Ленфронта, кроме Ворошилова. Я доложился, мне рукой показали, что все, жди указаний. Минут сорок вслушиваюсь в местный дурдом, в который превращается всякий штаб атакующей армии. А тут еще и фронтовые! Решался вопрос об ударе от Шапок силами 4-й армии, и разносили Новикова и Журавлева за их неспособность противостоять немецким бомбардировщикам. «Летуны» оправдывались, что недополучили технику и людей, а немцы усилили давление на Ленинград. Дескать, вынуждены держать основные силы истребительной авиации там. Если они и там так действуют – точно по часам барражируют на малой высоте, затем отходят по топливу, а в этот момент появляется противник. Наносит без помех удар и отходит. Тут вновь появляются наши истребители. Линию фронта они стараются не пересекать. Подъехал мой старшина с ночным уловом: привез донесения и отчеты групп, захваченные документы, протоколы допросов. У немцев сменился командующий группы армий. На повышение пошел фон Кюхлер, Лееб подал прошение об отставке. На участке по-прежнему действует 30-й армейский корпус, но зафиксировано появление танковой группы в Луге. Плохо, что Комарицкий прервал передачу из-под Луги.