Павел ехал в поезде, глядел в окно и думал об удивительных совпадениях, происходящих в жизни. Он начал эту операцию в поезде № 52 Сухуми — Ленинград и сейчас, как бы завершая большой круг, попал в этот же № 52.
Вскоре Павел понял, что тащиться поездом будет невмоготу. В Адлере он сошел и поехал в аэропорт…
Во Внукове хотелось позвонить своим из автомата, но он решил на вокзале не мельтешить, сразу поехал на такси в город. На Калужской площади, отпустив машину, зашел в телефонную будку.
Сначала позвонил домой матери. Затаив дыхание считал редкие гудки — долго не подходили. Услышал родной голос, сказал:
— Здравствуй, мама! Как поживаешь?
— Жив, здоров? — Она волновалась, но не хотела этого показать. — Здравствуй, сынок мой!
— Как твои дела? Здоровье как?
— Да какие у пенсионеров дела! Мы народ бодрый. Ты-то как?
— Я постараюсь заехать хоть на минутку, тогда поговорим.
— Не передумаешь?
— Нет, родная, подожди немного, скоро буду…
Потом он набрал номер Маркова. Когда полковник поднял трубку, Павел сказал, изменив голос на солидный руководящий баритон:
— Здравствуйте, Владимир Гаврилович. Как поживаете?
— Не обманешь… — Полковник вздохнул с облегчением. — Мне же пограничники сигнализировали…
— Ну, значит, не вышло! — Павел рассмеялся.
— Когда?
— Только что.
— Ты где?
— На Калужской площади.
— Спускайся к парку Горького, ко входу. Я сейчас за тобой приеду…
Марков повез его домой, на Садово-Кудринскую, повидаться с матерью.
Павел посидел дома минут тридцать, а потом спустился к машине. Марков сказал тихо:
— Вот такая у наших матерей судьба. Полчаса в год сына видит.
— И то хорошо, — откликнулся Павел.
— Ну ладно, у тебя все же несколько дней свободных будет. Порадуй ее…
Они поехали за город, на ту самую дачу, где беседовали в последний раз перед расставанием.
Павел принял душ, а потом сели обедать. Владимир Гаврилович не спрашивал у Павла, как он себя чувствует, только поглядывал на него украдкой, стараясь, вероятно, подметить перемены. Но их не было. Перед ним сидел тот же Павел, серьезный, но всегда готовый пошутить человек. Разве что появилась некая задумчивость, мимолетная, едва уловимая. Но так, может быть, кажется от того, что не виделись давно, да и устал ведь он.
Марков не собирался с места в карьер требовать от Павла полный отчет. Наоборот, полковник ждал, не попросит ли он сам о чем-нибудь, что необходимо сделать немедля, что не может быть отложено на завтра.
Вкратце изложив суть полученного задания, Павел сказал:
— Время у нас есть. Если б я сам искал Станислава Курнакова, сколько б мне потребовалось? Минимум дней десять. И сроков они не устанавливали.
Марков согласился, что не меньше, и спросил:
— А тебе не приходило в голову, что Курнаков — это Зароков?
— Была такая мысль.
— Зароков-то исчез, — сказал Марков. — А твой друг Дембович, он же Куртис, к сожалению, помер. Сгорел в собственном доме. И как говорится, унес с собой в могилу все, что знал. А знал он немало.
Владимир Гаврилович встал, поправил съехавший набок галстук.
— Ладно, я ушел. Отдыхай. Завтра приедем с Иваном Алексеевичем.
— Между прочим, — остановил его Павел, — все хотел вас спросить: чемоданчик-то тем моим симпатичным вагонным жертвам не вернули?
— Что, совесть мучает? — с шутливой суровостью спросил Марков и успокоил: — Давно. Не мы вернули — милиция. Теперь органы охраны общественного порядка имеют в лице пострадавших супругов самых горячих почитателей.
Они посмеялись от души, и Марков уехал, захватив с собой «Спидолу».
Оставшись один, Павел вышел побродить, но скоро захотелось спать, и он лег, распахнув перед этим все четыре окна в комнате.
Иван Алексеевич Сергеев и Марков приехали на следующий день в обед. Генерал побыл часок и уехал, а Владимир Гаврилович остался до утра.
Павел подробно рассказал о своих закордонных днях. Магнитофон терпеливо фиксировал его повествование. Потом полковник сказал, что Станислав Курнаков, он же Михаил Зароков, он же Тульев, обнаружен в городе К., работает мастером в ремонтной радиомастерской.
Специалисты, тщательно изучив содержимое «Спидолы», установили, что заключенные в ней таблицы являются только частью шифра. Ясно, что ключ к шифру надо искать у Курнакова.
Первый тур закончился. Начинался второй.
Теперь Зароков-Курнаков, восстановив связь со своим центром, должен активизировать разведывательную деятельность.
— Что ж у нас получается? — самому себе задал вопрос полковник Марков. — Он, конечно, обрадуется посылке, но… — полковник поднял глаза на Павла… — но обрадуешь ли его ты?
— Вы думаете, все-таки подозревает? — спросил Павел.
— Предположим.
— Лично меня он вряд ли опасается. Я всю дорогу бегал от него без оглядки, он скорей считает, что я сам его боюсь.
— Это верно. Но нам не будет известно, какие инструкции насчет тебя даст ему центр. Ведь, судя по твоему рассказу, они там не очень-то тебе доверяют.
— Тоже верно, — согласился Павел. Добавить ему было нечего.
После недолгого раздумья полковник продолжал:
— Будем исходить из худшего. Скажем, так… У тебя задача одна — добыть ключ к шифру. А Курнаков не захочет приблизить Бекаса, предпочтет держать на расстоянии. Как ты шифр отыщешь?
— Придется Бекасу переквалифицироваться в домушники, — сказал Павел.
— Пожалуй, придется. — Марков улыбнулся, но тут же снова стал серьезным. — Задача твоя ближайшая легче всего, что тебе уже пришлось сделать, но всегда учитывай одну неприятную возможность: вдруг Тульев решит избавиться от тебя.
— Ну-у, Владимир Гаврилович, в его-то положении да на такое дело…
— Рассуждай как хочешь, а Дембовича-то он собственной рукой подпалил. Так что будь начеку.
Потом, сощурив глаза, Павел посмотрел на Маркова как-то вопросительно.
— Знаете, Владимир Гаврилович, я забыл вам одну вещь сказать. Может сыграть роль…
— Так говори.
— Отец нашего подопечного умер.
— Как ты об этом узнал?
— Видел некролог в эмигрантской газете.
Маркова эта весть явно заинтересовала.
Он спросил:
— Покойный был уже не у дел?
— Да. Насколько знаю, его съели.
— Интересно, интересно, — оживился полковник. — Газету запомнил?
— Да.
— И число?
— Четырнадцатое сентября.
— Обязательно добудем. Определенно пригодится.
Павел встал, прошелся, остановился перед Марковым.
— Владимир Гаврилович, тогда у меня просьба… Дайте мне вырезку из газеты, когда найдете. Некролог. Я покажу ему в подходящий момент. Это будет выстрел в десятку. Я постараюсь.
Марков засмеялся.
— Ладно, получишь. Только не пускай ее в ход преждевременно…
Было уже очень поздно. Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по спальням.
У старшего лейтенанта Павла Синицына образовалось дней девять-десять, которые он мог использовать по личному усмотрению. Они пролетели очень быстро.
ГЛАВА 16
Старые друзья
Взяв из окошечка справочного бюро листок с адресом, который был ему известен без того. Павел отправился на квартиру Курнакова. Все следовало делать естественно. Вдруг спросит, как Павел узнал адрес…
Хозяин ветхого деревянного домика, седой низенький дяденька пенсионного возраста, но выглядевший гораздо крепче своего домовладения, сообщил, что Станислав Иваныч сейчас на работе, и объяснил, как найти мастерскую.
Судя по всему, работа в этой радиомастерской была, что называется, не бей лежачего. Павел целый час дежурил поблизости, ожидая, не выйдет ли Курнаков на улицу, и ни одного клиента не увидел.
В чемодане у него лежала «Спидола», и можно было предложить себя в качестве удрученного клиента, но если окажется, что мастер там не один, и вдруг другой, не Станислав возьмет «Спидолу» в починку? Лучше будет организовать сцену встречи старых друзей. Станислав наверняка подхватит.
Павел вошел в мастерскую.
В первой комнате, разделенной надвое широким барьером-прилавком, никого не было. За хлипкой фанерной дверью слышались мужские голоса. Павел постучал по прилавку костяшками пальцев.
Дверь открылась. За нею стояли рядом двое в синих халатах, один помоложе и пониже, другой постарше и повыше. Павел глянул на высокого, развел руками во всю ширь и закричал как в лесу.
— Стасик! Дорогой!
«Стасик» даже вздрогнул, глаза у него сделались круглые и испуганные. Но в этом сонном царстве можно было испугаться просто крика. Надежда моментально оправился, так что его коллега не успел ничего заметить. А старые друзья уже обнимались, делая это неуклюже и не совсем естественно, ибо их разделял прилавок.
— Кого я вижу! Друг! Какими судьбами? — кричал Надежда. Он не знал, как ему называть Павла.
Сцена встречи развивалась по нарастающей. Закончилась она словами Надежды, обращенными к его сослуживцу:
— Слушай, Коля, ты иди обедать сейчас, а я потом.
Коля оставил их вдвоем. Лицо у Надежды сразу потемнело.
— Так действительно можно сделать заикой, — сказал он, глядя Павлу в глаза. — А теперь говори, какими же судьбами?
Павел вынул бумажник, покопался в нем и положил на прилавок пятерку и трешницу. Надежда взял их, долго смотрел на номера, и складки у него между бровями постепенно разгладились.
— Привез что-нибудь? — спросил он, пряча деньги в карман. Павел похлопал по стоявшему между ними чемодану.
Надежда сказал:
— Знаешь что? Сейчас этот телок вернется, и пойдем отсюда. Все равно работы нет. Ты иди по этой улице к центру, я догоню… — Он снял халат, повесил его на гвоздик…
Направляясь к городскому саду, Павел и Надежда шли по теневой стороне. Было жарко.
— Ты уверен, что пришел без «хвоста»? — спросил Надежда.
— Не опасайся. В чем, в чем, а в этом опыт есть.
— Что в чемодане?
— Рация, деньги.
— Где бы нам поговорить? — Надежда подумал и решил: — Занесем домой чемодан, а потом погуляем.
Надежда представил Павла хозяину и его старушке жене как лучшего друга, с которым не виделся бог знает сколько, и сказал, что Павел, возможно, поживет у него день-другой. Старики ничего не имели против.
Комната у Надежды была с низким потолком, но большая и чистая. Едва вошли, Надежда раскрыл чемодан, взял в руки «Спидолу», нежно погладил. Потом обвел комнату взглядом, прикидывая, где ее можно спрятать.
— Она работает и как приемник, — сказал Павел.
Надежда кивнул в сторону комнаты хозяев.
— Народ деликатный, без стука не заходят. Но знаешь…
Решено было взять «Спидолу» с собой — сейчас многие шляются по улицам с транзисторами, как ходячие громкоговорители. Видно было, что Надежде не хочется выпускать рацию из рук. Слишком долго был лишен возможности обладать такой необходимой вещью. Часть денег рассовал по карманам, а другую убрал в ящик комода. Вышли на улицу.
Надежда начал с того, что было для него самым главным:
— Они назначили срок первой передачи?
— В любую среду от двадцати трех до двадцати четырех по московскому времени.
— А прием?
— Сказали, что сам сообразишь.
— О шифре речь была?
— Просили передать тебе «Спидолу», остальное меня не касается.
— Тебя учили работать с ней?
— Мне дали маленькую приставку, показали, как включить рацию на передачу.
— А когда ты должен воспользоваться этой приставкой? — спросил Надежда.
— Семнадцатого июля в те же часы. Если бы тебя не нашел.
— Они это допускали?
Павел пожал плечами.
— Значит, допускали.
— Ты как будто недоволен, что я тебя расспрашиваю? — деланно удивился Надежда. — Или я спросил что-нибудь лишнее?
— С чего ты?
— Ну ладно. Говори, какие инструкции получил, кто их давал.
— Найти Станислава Курнакова. В городе Я. или в городе К. Вручить «Спидолу» и деньги. Дальше исполнять приказания Станислава Курнакова. Сказал мне это Себастьян.
— И все?
— Больше ничего.
— А если бы не нашел?
— Включить приставку и передать в эфир. Рацию спрятать. Устроиться здесь и ждать.
Надежда замолчал. Было понятно, что он хотел выяснить, какой степенью доверия облекли Павла в центре, посылая сюда. Теперь он все узнал и был удовлетворен. Нервозность исчезла. Надежда успокоился.
— Сменим пластинку, Паша, — сказал он, когда сели. — Или ты не Паша?
— Фамилия другая. Потапов.
— Так что же мы с тобой будем делать, Потапов? На работу устраиваться надо, а? Ладно. Была бы шея, хомут найдется. Скажи, Потапов, ты знаешь мое настоящее имя?
Видно, Надежде показалось, что пластинку менять еще рано.
— Зароков Михаил.
— Тебе Себастьян сказал? Или Дембович?
— Нет.
— А кто?
— Сам сообразил, когда тебя в мастерской увидел.
— Не пойму…
Павел объяснил:
— На допросах, как «Отче наш», все время твердили о двоих — Дембович и Зароков, Зароков и Дембович. Эти фамилии у меня теперь в одном ящике лежат. Ну с Дембовичем-то мы почти что родные, а Зарокова я в том городе не слыхал. Но зато был знаком с одним фраером, который предлагал мне кататься бесплатно на такси. И вот я вижу этого самого фраера в радиомастерской и почему-то сразу вспоминаю Дембовича. И думаю себе: или Бекас стал психом, или он имеет перед собой человека по фамилии Зароков. Непонятно?
— Соображаешь. — Надежда как будто был удивлен. — А еще никаких фамилий в ящике нет?
Павел знал, что имеется в виду фамилия Тульев. Но как бы не так…
— Нет…
Теперь Надежда счел, что можно перейти на другую тему, и попросил рассказать, каким образом Павла забросили.
Павел описал все по часам, по минутам. Надежда заинтересовался подробностями жизни Павла и Леонида Круга в разведцентре, людьми, с которыми Павел сталкивался. Почти всех он хорошо знал. Портреты, нарисованные Павлом, были карикатурны, но обладали поразительным сходством. Надежда все время улыбался.
Павел мимоходом упомянул о букете прозвищ, слышанных им, и тогда Надежда спросил, не приходилось ли ему также слышать об Одуванчике. Павел сказал, что Леонид Круг часто говорил с крайней неприязнью о каком-то старце, который якобы вредит его брату, и иногда называл старца божьим одуванчиком. Надежду при этих словах прямо-таки перекосило. В бумажнике у Павла лежал некролог об отце Надежды, но вынимать его еще не настал срок.
По пути домой зашли в продуктовый магазин. Надежда накупил всякой еды, взял бутылку водки. Он сказал, что первое готовит ему жена хозяина, борщ у нее получается отменный. У хозяев сын служит в армии. Надежда живет в его комнате и даже тапочки его старые донашивает.
Пообедали, покурили. Отнесли тарелки на кухню.
Надежде не терпелось заглянуть внутрь рации и, дождавшись темноты, он плотно задернул занавески, повернул ключ в двери, зажег настольную лампу и верхний свет. Затем достал из комода брезентовую сумку, в которой хранились набор отверток, сверл, напильников, маленькая электродрель, молоточки, и нетерпеливо снял маскировочный корпус «Спидолы».