– Да нет, – махнула я рукой. – Я в Амфиполи хочу, – выдохнула тоскливо.
– Слушай, – подошла вдруг Ника, заметив мою апатию. – Ну, честное слово, только пыльный синий чулок может интересоваться какими-то там старыми камнями. Брось заниматься ерундой! Я все равно попрошу Сашулю взять тебя с нами. Развеешься.
Подняла на нее взгляд полный бессильной ярости. И вот что полагается делать в таких случаях? Ведь она и правда не понимает.
– Ник, иди отсюда, а! И так тошно. И не пойду я с твоим хахалем никуда.
Махнула рукой и отвернулась.
– А я тебя с хахалем и не отправляю, – обиженно ответила она. – Я тебя с нами хотела взять. Но дело твое. Можешь тут сидеть и киснуть дальше.
– Может, меня возьмешь? – попросила Лика с надеждой.
– Тебя не возьму, и не проси, – и они обе ушли.
А я осталась сидеть на мраморной скамейке, размышляя о жизни.
– Может, попросишься сама, если для тебя это так важно? – спросила Юля, видя, что я никак не реагирую на другие темы для разговора.
А у меня в глазах зажегся огонек надежды.
– Да! Он должен меня принять! – воскликнула я и, позабыв все на свете, побежала обратно в аудиторию.
Мужчина, склонившись над кипой листочков, читал ответы, с разочарованием зачеркивая неверные. Он удивленно поднял на меня сухие глаза и спросил:
– Вы что-то хотели?
– Да, профессор, – замялась я, не зная, как дать понять принципиальному жесткому мужчине, что я очень хочу заниматься археологией. Что история для меня – как океан для рыбы. Такая же огромная, манящая и необходимая. – Вы не могли бы дать мне второй шанс? Я очень хотела бы переписать тест.
– Зачем? – спросил он, не сводя с меня буравящего взгляда.
– Я была бы счастлива поехать с вами в Грецию… – ответила я тихо.
– Этому были бы счастливы многие, в том числе и те, кто знает, что такое дисциплина.
Его тон был жестким и холодным. Он оглядел меня с ног до головы довольно неприятным взглядом.
– Я извиняюсь за то, что так повела себя на вашем занятии. Но я обещаю…
– Не стоит, – жестко прервал он, и мой карточный домик мечты с треском посыпался в бездну. Второй раз. – Я не люблю, когда вокруг меня суета и крики. Не признаю людей, лишенных воспитания, к коим и вы, судя по всему, и относитесь. А потому, не утруждайте себя извинениями.
Я молча развернулась и вышла из аудитории. Мои кулаки были плотно сжаты, как и челюсти. Это было очень обидно. Очень.
Этот случай я старалась отныне не вспоминать. Мое душевное равновесие было нещадно нарушено, гнев на весь мир переполнял грудь, сжигая изнутри. Мне нужно было как-то отвлечься.
И я постаралась так и сделать.
Глава 3
Я была единственным ребенком в семье. Когда-то давно, когда у меня была семья. Отец с любовью растил дочку после ранней смерти жены. Я не помню свою мать, но помню теплые руки папы и его басовитые колыбельные, которые так трогательно звучали по вечерам.
Когда мне было четырнадцать, отец женился второй раз. Эта женщина не смогла стать мне матерью, да и не пыталась. Две ее собственных дочери-близняшки, старше меня на год, казались мне вздорными и неинтересными особами. С ними мне тоже в свое время не удалось найти общего языка. Похожие, как две капли одного коктейля, они абсолютно одинаково портили мою жизнь. Все свои отрицательные качества они унаследовали от матери. Как мой добрый простоватый отец мог влюбиться в такую женщину, не понимаю до сих пор. Но, сердцу не прикажешь.
Я со своей рыжей косой была среди этой бледной троицы, как яркое пятно. Оранжевая ворона.
Отец, как дальнобойщик, слишком часто отсутствовал дома. Моим “воспитанием” занималась мачеха. Для Анжелы Игоревны это был “тяжкий труд”, как она любила приговаривать, заставляя меня мыть за всеми посуду, заниматься стиркой, уборкой и глажкой белья. Жаловаться отцу не особенно получалось, да и не хотелось – он так уставал после своих поездок и так рад был просто оказаться дома.
А потом он умер. И жаловаться стало еще сложнее.
В наследство мне досталась четвертая часть маленькой двушки на окраине Москвы. Квартира, в которой мы жили, была приобретена во втором отцовском браке. На обмене нашей с папой однушки Анжела Игоревна долго настаивала, под предлогом того, что увеличившейся семье нужно новое жилье. В результате, после смерти папы, квартира превратилась в “совместно нажитое имущество”. И мне в ней почти ничего не полагалось.
Я стала готовиться к поступлению в ВУЗ, мечтая как можно быстрее избавиться от мачехи и сводных сестер. На платное обучение мне можно было не рассчитывать, Анжела никогда бы не стала тратить на это деньги. Да я и не планировала сидеть у кого-то на шее.
Как только отзвенел последний школьный звонок, я уже подала документы в археологический. Мечта детства! Может глупая, наивная мечта – копаться целыми днями по уши в земле или просиживать часами над какой-нибудь статуей с кисточкой в руках, избавляя ту от вековой пыли. Но это было мое призвание. Я чувствовала.
Вступительные экзамены прошли легко, и двери института с радостным скрипом открылись.
И тут должна уже была начаться моя новая жизнь.
Но нет.
Две сестрички поступили вслед за мной. Предыдущий год они обе провалили, пытаясь проскочить на бесплатной основе в какие-то выбранные мачехой ВУЗы. И теперь Анжела Игоревна сподобилась выделить средства, чтобы пристроить своих кумушек вместе с падчерицей. Чтоб девочкам было, у кого конспекты стрелять.
В общем, и здесь не свезло. Но вот, обучение в самом главном археологическом ВУЗе страны подходило к концу, я уже год, как снимала отдельную квартиру, и, наконец, начинала чувствовать себя свободно.
На что я оплачивала свое жилье? И, когда я успевала зарабатывать? Все просто: как вы, наверно, уже поняли, я работала по ночам. Танцовщицей в клубе. Каждую пятницу, субботу и воскресенье на одной из самых престижных андеграунд площадок Москвы я выступала, как постоянный резидент. Под именем – Мила-Текила.
И сегодня была как раз пятница. В этот вечер я старалась не вспоминать, как мечта всей моей жизни по вине сводных сестер уплыла из рук, нагло махнув хвостом. Танцы должны были помочь отвлечься.
Go-go было не совсем тем, что любило и требовало мое тело. Мне больше по нраву был pole dance, танец у пилона. Но шестовый стриптиз в большинстве клубов подразумевает полную обнаженку, а иногда и вероятность дальнейшего не самого приятного для меня развития событий. Эротических событий. Если кому-то вздумается снять на пару часов такую танцовщицу, обычно это только приветствуется. В мои же планы подобный заработок, мягко говоря, не входил. При этом девушки, танцующие Go-go – это совсем другое дело. От них не требуется раздеваться, а что бы исключить приставания пьяного или излишне возбужденного контингента граждан, в хороших клубах к ним даже приставляют охранника.
– Мил, твой выход черед десять минут, – услышала я голос из-за двери гримерки.
– Да знаю я, – буркнула в ответ, в очередной раз поправляя волосы.
Для сегодняшнего танца клуб выдал мне зеленоватый костюм феи с небольшими мягкими крылышками за спиной. Линия трусиков соединялась с бюстгальтером, усыпанным стразами, с помощью нескольких ажурных ленточек с отверстием для пупка. А в нем сверкал закрепленный на липучке желтый камень.
Мне нравилось, что политика клуба предполагала их костюмы, а не мои. Это значительно упрощало жизнь.
Длинные рыжие волосы были уложены пышными упругими завитками, падающими на спину, как грива. Мне нравилось. Макияж я накладывала сама. Три года в Go-go сделали меня почти профессионалом в этом деле. Хотя требования здесь были не самые жесткие – побольше блесток, и ты – звезда.
О Лексе я старалась не вспоминать. Правда, плохо получалось. Совсем недавно я перерыла весь интернет в поисках ответа на вопрос: “Что за дрянью меня напоил этот извращенец?” Хотелось думать, что мое внутреннее “я” интересует только этот вопрос, но на самом деле все было хуже.
Гораздо хуже.
Ответ поисковика Google был не так ужасен, как я боялась. Синтетические вещества под названием “баттерфляй”, которые упоминал Лекс, какое-то время даже использовали в качестве лекарства, и побочных явлений зарегистрировано не было. Но это меня не успокаивало. Кокаин и морфий тоже долгое время были просто лекарством. А эти “баттерфляи” во многих странах уже запрещены.
Я закрыла глаза, на миг почувствовав на губах вкус колы, рома и… поцелуев.
Встряхнула головой, чувствуя, как подкатывает краска к лицу. Хорошо, что на мне плотный слой макияжа, и, как бы я ни краснела, этого никто не заметит. Не хотелось признаваться себе, но каждый раз, как я вспоминала о Лексе, низ живота отзывался легким возбуждением, рисуя в воображении слишком откровенные картинки.
Пора заканчивать с этими воспоминаниями. Мы больше никогда не увидимся. Я в его клуб – ни ногой.
– Подлец, – прошептала, чтобы придать себе уверенности.
Скоро мой выход.
В этот момент дверь гримерки скрипнула. Не поднимая головы, я бросила:
– Иду!
– Может, задержишься ненадолго? – прозвучал в тишине приглушенный низкий голос, от которого все внутри перевернулось, сперва похолодев, а затем вспыхнув с новой силой.
Словно мои фантазии в один миг ожили, воплотились в реальность, обретя заманчивые и одновременно пугающие очертания.
– Что ты здесь делаешь? – прошипела я, развернувшись на высоких каблуках. Крылья феи за спиной испуганно всколыхнулись.
Лекс знакомо тряхнул головой и улыбнулся уголками губ. Сверкнули глаза, сияющие, как ночной океан при луне. Серьга в ухе блеснула, отражая свет ламп моего зеркала.
На нем была черная майка, снова без рукавов, но на этот раз и без логотипов. И простые светлые джинсы на ремне с клепками.
Он запихнул большие пальцы в карманы штанов, молча и с интересом разглядывая мой наряд.
– Тебе не идет быть феей, – сказал он в итоге, медленно приближаясь.
Не знаю, почему, но в его присутствии я начинала испытывать странное ощущение, словно земля уходит из-под ног. Глядя в опасно-прищуренные глаза, на странную улыбку на губах, мне хотелось бежать.
Какая глупость!
– Уходи, скоро мой выход, – сказала я, сглатывая ком в горле и отворачиваясь к зеркалу.
– Я только пришел.
Он подошел сзади, глядя на меня через отражение.
– Как ты нашел меня? Кто тебя сюда пустил?
– Меня сложно не пустить куда-либо, – проговорил он, склоняясь к моему уху и прикусывая мочку, но все еще не сводя глаз с меня в зеркале.
– Как ты меня нашел? – повторила я, испытывая острый укол удовольствия, и с усилием отстраняясь.
В воздухе мелькнула визитка моего клуба.
– Ты обронила туфельку, когда убегала с бала, – усмехнулся он, покручивая в пальцах разноцветную картонку.
Я вырвала у него из рук бумажку и бросила на стол.
– Признаться, я не сразу понял, что Мила-Текила – это и есть моя сбежавшая вакханка. Но вот я здесь…
– Зачем ты пришел? – безразлично спросила я, а внутри все предательски сжалось.
Какого демона?..
Лекс резко развернул меня к себе, придвинулся ближе и вдавил своим телом в гримерный стол. Я только и успела ахнуть, как его лицо оказалось в сантиметре от моего.
– Мы с тобой еще не закончили, – прошептал он, крепко держа меня за ноги.
Я слабо попыталась вырваться.
– Ты бредишь? Что там заканчивать? Ты станцевал, потом я станцевала, потом ты меня без моего согласия трахнул, и я ушла. Все!
– Ах, вот как все было? – спросил он, впиваясь пальцами в мою попу под юбкой, забираясь под тонкую ткань, лаская кожу…
Приятно… Проклятье, это было приятно!
– Может согласия я и не спросил. Но ты была не против.
– Да ты же меня опоил! – воскликнула я возмущенно, пытаясь скрыть, как жарко мне стало в его присутствии. Попыталась оттолкнуть его, вырваться из его паутины, но еще сильнее запуталась.
Лекс шире улыбнулся своей хищной улыбкой. Затем резко завел обе мои руки за спину, удерживая одной ладонью, а другую положил мне на щеку, зарываясь в волосах, запрокидывая голову. Он придвинулся еще ближе, резко раздвинув мои ноги и разместился посередине. Я почувствовала через ткань джинсов его напряженное желание.
На мгновение зажмурилась, чтобы успокоиться. Сердце застучало в ушах, кровь прилила к вискам. От него пахло сладковатым табаком и тонким парфюмом. Ни грамма алкоголя. Запах проходил сквозь меня, обволакивая и наполняя легкие.
Это было томительно до дрожи.
– Ты хочешь меня даже сейчас, признайся, – прошептал Лекс на ухо, касаясь меня губами, носом, слегка прикусывая и тут же отпуская.
– Мы не виделись неделю, – отрывисто ответила. – Я уже забыла, как ты выглядишь.
Он не отреагировал, зарываясь глубже в мои локоны левой рукой, будто массируя кожу, а затем мягко соединил пальцы, оттягивая за волосы назад, вынуждая запрокинуть голову.
Горячие губы коснулись шеи. Лекс склонился ко мне, целуя сильно, страстно, на грани засосов.
Почему я не отталкивала его? Почему мне так нравились эти властные прикосновения, словно и не спрашивающие о моих желаниях, но при этом прекрасно предугадывающие их?
Я все не торопилась выгибаться обратно. Он сводил меня с ума. Я растворялась в нем до капли, как лед в бокале виски, как снег на горячем песке. Но я бы ни за что не призналась в этом.
– И вообще, – сказала я. – Без своей наркоты ты ни одну девушку не уломаешь. Отстань!
И медленным, немного ленивым движением облокотилась спиной о стол, приподнявшись на локтях. Мне было по опыту известно, что вырываться без толку. Поэтому я просто отстранилась, вызывающе глядя на этого странного мужчину.
Лекс на мгновение замер, слегка прищурившись. Голубые глаза опасно вспыхнули.
– Лучше забери свои слова обратно, – произнес он тихо и очень пугающе.
Холодная волна страха прокатилась по позвоночнику, еще сильнее подхлестывая возбуждение. Я вся горела под слоем грима, сердце билось, как бешеное.
Мне нравилось провоцировать его. Интересно, что он сделает?
– И не подумаю, – бросила и отвернулась.
В этот момент в дверь постучали, и ручка дернулась. Замок предательски скрипнул и не пустил посетителя.
– Мила, три минуты! – прозвучал мужской голос.
– Какого лешего ты дверь закрыл? – спросила я, округляя глаза и теперь уже активно вырываясь.
Но парень и не думал отвечать. Топазовые глаза потемнели, губы исказила хищная улыбка.
Проклятье, у него и правда магический взгляд! Когда он смотрел на меня вот так, немного исподлобья, мне становилось слишком горячо.
Он опустил ладонь мне на область солнечного сплетения.
А у меня в голове забилось: “Только бы не выдать себя стуком сердца!”
Медленно скользнул рукой вниз к животу. Обвел пальцами пупок, в котором поблескивал кристалл.
От легкой щекотки мурашки пробежали по коже, скрывшись где-то внизу. Я тщательно старалась дышать.
Мы смотрели друг на друга, словно старые знакомые, словно друзья, испытывающие друг друга на выдержку. Он касался меня сильными собственническими движениями, которые одновременно были такими ласковыми и нежными. Подушечки его пальцев щекотали мою кожу, тепло ладони прошивало насквозь.
Это было ненормально, что я позволяю все это едва знакомому человеку. Но с другой стороны, я словно знала его вечность.
Лекс самоуверенно улыбнулся.
Он опустил обе руки между моих бедер, не сводя с меня темнеющих глаз. Его большие пальцы стали мягко надавливать на нежную кожу вокруг самого сокровенного, осторожно сужая круг. Я тяжело вздохнула.
Дальнейшие его слова вообще оказались верхом наглости:
– Спорим, ты кончишь от одного моего взгляда, – низким мурлыкаюшим голосом сказал он.
В дверь уже откровенно ломились.
– Отпусти меня, ты бредишь, – попыталась вырваться я, сдвигая ноги. Там внизу слишком быстро разгорался пожар.
Но мужчина крепко ухватил мои руки, заведя их за спину. А затем внезапно опустил одну ладонь туда, где между бедер крепко застегивался мой костюм. Ткань там была довольно широкой, чтобы во время танца любопытным зрителям не предстало ничего лишнего. Но Лекс легко отодвинул ее в сторону.