Дональд прокашлялся, выпрямил спину и вышел из палатки.
Первой он увидел Изабеллу – она, держа за руку Молли, направлялась к своему кемперу. Покосился на ее покачивающийся зад… промелькнувшая мысль об изнасиловании быстро сменилась желанием снять с нее штаны и выпороть как следует, чтобы на этой модельной жопке вспухли розовые рубцы…
Стоп!
Он мрачно посмотрел на столпившихся у машины товарищей по несчастью. Петер, как ему показалось, не в себе – машет руками, что-то лепечет, а остальные качают головами. Пора брать дело в свои руки.
– И как там? – спросил он Петера.
Петер посмотрел на него непонимающе. Вместо него ответил приказчик из ICA:
– Очевидно, почувствовал какой-то дым… И еще: Петер видел человека.
– Вот как… а что еще?
– Ничего.
– Откуда дым? Что за человек? Петер? Ты выяснил, Петер?
Петер провел рукой по крыше своего элегантного джипа, будто стер невидимую пыль.
– Нет, – сказал он, глядя в глаза Дональду.
– Но… какого черта? Почему?
Пыль не стиралась – Петер продолжал гладить полированный кузов.
– Не знаю…
Дональд покачал головой, даже не стараясь скрыть разочарование. Он-то рассчитывал найти в Петере союзника, человека, умеющего решать проблемы. А тот лепечет какую-то чушь, будто из него воздух выпустили.
Он обнял Петера за плечи.
– Пошли прополощем горло, Петер, там и поговорим. Пока пиво холодное.
Леннарт и Улоф, вернувшись в свой прицеп, первым делом решили убедиться, не локальный ли это феномен – работающее радио в палатке у Дональда. Нет, не локальный – из потертого старенького «Люксора» исправно полились звуки любимого лота Улофа – «Так начинается любовь». Агнета Фельтскуг и Бьорн Ульвеус.
Леннарт уселся на диванчик и весело посмотрел на Улофа – тот закрыл дверь и начал раскачиваться в такт музыке. Леннарту песня тоже нравилась, но на его вкус в ней многовато романтики.
Улоф взял Леннарта за руку, поднял с дивана и открыл объятия – кавалеры приглашают дам.
– Самый простой из простейших – фокстрот.
Он продемонстрировал несколько па, и прицеп закачался.
Леннарт сделал шаг вправо, потом шаг влево, отвел руки Улофа, попятился и наткнулся задом на кухонный столик.
– Я не танцую. Не умею.
Улоф посмотрел на него, будто не понял.
– Как это?
– Так это. Не умею, и все.
– Ясное дело, умеешь. Все умеют.
– Все умеют, а я не умею.
Леннарт решительно сел на диван и посмотрел в окно. Смотреть было не на что, однообразное зеленое поле, а он смотрел, и довольно долго. Улоф выключил приемник, подошел, сел рядом и положил ладонь ему на предплечье.
– Слушай, тут такое дело…
– Ну?
Леннарт покосился на Улофа. Тот по-собачьи склонил голову набок. Взгляд беспокойный и виноватый.
– Что… чересчур интимно? Танцевать, что ли, чересчур интимно?
– Ну нет… или… вообще-то да… наверное.
Улоф убрал руку и уставился в стол.
– Мы же спим вместе.
– Да. Спим. Но это другое дело.
– Другое, да. Я знаю. Ты, наверное, прав… – Он почесал в голове. – Ну, прости. Песня такая… нашло на меня.
– Что тут извиняться? Я, может, тоже хотел бы… ну и все такое.
– А ты и вправду танцевать не умеешь? – спросил Улоф после долгой паузы. – Никогда не учился?
– Нет… Меня тошнило от этих уроков.
– А меня мать научила. Лет, наверное, в четырнадцать-пятнадцать.
– Да… моя-то мать в балерины не годилась, если ты помнишь…
– Еще бы не помню. Ясное дело, помню.
Леннарт помрачнел, и Улоф пожалел, что ляпнул про мать. Надо было подумать… Маму Леннарта лягнула лошадь, и Улоф прекрасно ее помнил: рано постаревшая, прихрамывающая женщина с палочкой.
Не надо было вообще затевать этот разговор. Теперь-то все встало на свои места – он вспомнил. Когда он с Ингелой и Леннарт с Агнетой ходили на танцы, Агнета всегда танцевала с другими кавалерами. Леннарт ссылался то на спину, то на колени и сидел в баре. Улоф думал – из-за застенчивости.
– Ну что, – сказал он, меняя тему. – Пойдем попробуем нашу штуковину?
Леннарт кивнул.
Улоф двинулся к двери и почувствовал на плече руку Леннарта. Он обернулся.
Леннарт погладил его по щеке.
– Извини.
– Не за что извиняться. – Улоф прижал руку Леннарта к щеке и улыбнулся. – Как есть, так есть. Плохо, что ли?
«Штуковина» лежала на складном столике у входа. Улоф, разумеется, знал, как правильно: «айпод с динамиками», но, поскольку не умел с ним обращаться, предпочитал нейтральное название – «штуковина».
А вот Леннарт с современной техникой на «ты». Мобильные телефоны, компьютеры… Улоф оправдывал себя тем, что у дочери Леннарта Гуниллы хватало терпения объяснить отцу, что к чему, в то время педагогические таланты Анте не простирались дальше одной-единственной фразы: «Читай инструкцию».
Улоф сел на складной стульчик и одобрительно кивал, глядя, как Леннарт подключает прибор. И у Леннарта настроение улучшилось: всегда приятно делать то, что ты умеешь, а другие не умеют.
– Здорово ты с этим управляешься, – подсыпал сахара Улоф.
– Показать?
– Ну, нет, пусть уж это будет твоя епархия. А я тебе покажу, как танцевать. Как-нибудь.
Леннарт улыбнулся, подумал и кивнул.
– А почему бы нет? Super trouper? [6]
– Muy bien, gracias.
– De nada, señor…
Леннарт нажал на кнопку. Улоф откинулся на стульчике и зажмурил глаза. После нескольких легких аккордов послышался несравненный голос Агнеты Фельтскуг:
Эмиль немного успокоился, но категорически отказывается рассказать, что его огорчило. Как только Стефан или Карина начинают спрашивать, он зажимает уши и начинает жужжать.
Стефан сунул руки в карманы и в который раз посмотрел на горизонт. Ничего. Пустота. Так не может быть. Конечно, на Земле встречается что-то подобное – пустыня, например. Или море. Но трава? Раз трава, значит, должны быть цветы, кусты, насекомые…
А если мы не на Земле?
Смехотворная мысль. Прибыл космический корабль, погрузил четыре кемпера с машинами и обитателями, отвез в какое-то, мягко говоря, странное место… а инопланетяне, чтобы новоселы не затосковали, гоняют по радио старые шведские хиты. Как в плохом фильме. Или ладно, в хорошем фильме, но в действительности такое не случается.
Кто-то включил на полную громкость Lay all your love on me… Стефан никогда не был большим поклонником АВВА, – во всяком случае, никогда не вслушивался, а сейчас вдруг заметил, что рефрен звучит почти как церковный хорал, нечто сакральное. Псалом или молитва.
– Папа… тут нет птиц.
– Похоже, ты прав.
– Фу, как глупо. А как же мы будем уокделяйничать? И деревьев нету. А что есть?
– Ну… люди пока есть. Кемперы есть. И машины.
– Но ведь наверняка еще что-то есть, да?
– Должно быть…
Как и многие самые интересные игры, игра Уокделяйн придумалась случайно. Стефан измерял расстояние между сарайчиками – надо было представить проект и получить разрешение на строительство. Натянутый шнурок прошел через маленькую рощицу на участке, всего несколько деревьев. Не успел Эмиль пройти вдоль шнурка и двух шагов, как увидел зяблика. Еще через шаг – буквально из-под ног вспорхнула трясогузка. А когда дошел до Стефана, оба засмеялись – на дереве, к которому был привязан шнурок, застучал дятел, да с такой скоростью, что даже слово «застучал» не подходит. Не застучал, а застрекотал.
Шнурок не стали снимать – установили, что, когда идешь вдоль шнурка, птицы попадаются гораздо чаще. С тех пор Эмиль каждый день ходил по шнурку, ставя ноги по обе стороны, и то и дело поднимал голову. Как-то раз он шел «по шнурку» с родителями, и Стефан начал напевать: «Because you’re mine, I walk the line…» [7] после чего игра получила название Walk the line. Уокделяйн.
– Стефан… – Карина поднялась с диванчика. – Как хочешь, но мы должны разузнать, что там есть…
– Должны-то должны… хорошо бы. Но маленькая деталь: у нас нет навигатора. А здесь… посмотри сама – ни единого ориентира. Заблудиться легче легкого. Но ты, разумеется, права: надо что-то предпринимать. Сидеть на месте – много не высидишь.
Карина ущипнула себя за кончик носа и задумалась.
– А может быть, можно… или…
– Погоди, – перебил ее Стефан. – Я знаю, что мы сделаем.
– Что, папа? – Эмиль, не дождавшись немедленного ответа, начал теребить отца за рукав. – Что?
Стефан посмотрел на сына и улыбнулся:
– Уокделяйн.
Дональд отослал Майвор в кемпер – ему надо было поговорить с Петером с глазу на глаз. Немного обидно, конечно, но она молча подчинилась, потому что умела выбирать поле боя, отделять важное от неважного и не собачиться по пустякам. Чаще всего Майвор уступала, но если она противилась – значит, так тому и быть. Дональд в таких случаях даже не возражал. Этот договор возник не сам по себе. Помог случай, произошедший на четвертом году их супружеской жизни.
Их годовалый сын Альберт спал в детской кроватке в супружеской спальне, а у старшего, трехлетнего Густава, была отдельная комнатка. Альберт плохо спал, по нескольку раз за ночь просыпался с криком, требовал, чтобы его взяли на руки. Тогда Дональд решил поместить его в комнату к брату. Пусть отвыкает от баловства, сказал он.
Уже на второй день Майвор не выдержала. Альберт заходился в крике, никак не мог заснуть. Мало того – начал пищать и Густав, хотя чуть более осмысленно. Майвор хотела пойти к детям, но Дональд ее удержал.
– Дай ему время привыкнуть.
Майвор лежала без сна, вслушиваясь в крик малыша. Голос осип, крик перешел в бессильные всхлипывания. Сердце ее разрывалось.
На третий день история повторилась. Но на этот раз по-другому.
Она попыталась встать, но Дональд удержал ее силой.
– Отпусти меня, Дональд. Я не шучу. Отпусти меня.
Он еще крепче сжал ее руку. Мало того – не засыпал, следил, чтобы она не ускользнула. Отчаяние в крике мальчика сменилось ужасом. Каждая клеточка в ее теле тоже надрывалась от крика – иди же, возьми его на руки!
Но Дональд был намного сильнее ее.
На следующий день она приготовила ему на обед чили кон карне и положила в тарелку ложку крысиной отравы. Сидела и смотрела, как он ест. Морщится, крякает, на лбу выступили капли пота. Немудрено – она положила двойную порцию красного перца, чтобы скрыть вкус яда.
Он еще не успел доесть, как побледнел и еле добежал до туалета – началась неукротимая рвота. Когда она вошла, он лежал на полу. Она протянула ему кувшин со сливками:
– Пей. Я дала тебе крысиную отраву.
Дональд молча уставился на нее, но возражать у него не было сил. Он заставил себя выпить почти весь кувшин. Рвота возобновилась.
Он вышел из туалета часа через полтора, совершенно обессиленный бесчисленными приступами рвоты и профузного поноса.
– Я пишу заявление в полицию. Ты пыталась меня убить.
– Пиши, – согласилась Майвор. – Надеюсь, сам понимаешь, что на этом наш брак закончится. Но есть и другая возможность: когда я говорю нет – значит, нет. И тогда ничего подобного никогда больше не повторится.
Дональд выбрал второе, и Майвор никогда больше не пришлось прибегать к крайним мерам. Альберт спал в их спальне еще год, а когда переехал в другую комнату, Дональд молча следил, как Майвор встает и идет его утешать.
За все прожитые годы было всего несколько случаев, когда Майвор всерьез настаивала на своем, недвусмысленно говоря «да» или «нет», и Дональд научился понимать, где лежит граница ее терпения. Майвор, со своей стороны, тщательно следила, чтобы не девальвировать свое право вето слишком частым употреблением. В семье царил мир.
Дональд, не спрашивая, поставил на стол две банки с пивом и подождал, пока Петер сделает глоток.
– Нас здесь двое, кто способен действовать. Ты и я. Думаю, ты и сам это понимаешь.
Петер поднял на него глаза, и Дональд понял, что футболист не так уверен в собственной дееспособности, как он сам. Поэтому повторил:
– Ты – дуер [8], как и я. Человек действия. Не сидишь и не крутишь пальцы на брюхе, пока кто-то другой решает твои проблемы.
Петер пожал плечами. Ну что ж, для начала и этого достаточно. Дональд перегнулся через стол и понизил голос – подчеркнул особую доверительность разговора.
– Начнем вот с чего… Расскажи толком, что ты там видел. Надо же хоть от чего-то оттолкнуться.
Петер глубоко вздохнул, отставил пивную банку и выпрямил спину.
– Я видел своего отца, – тихо сказал он.
– Отца?
– Да… сначала что-то другое, но это так… фантазии. А потом увидел отца. Издалека.
– Вот оно что… И что он там делает?
– Не знаю. Не спрашивал.
Петер совладал с голосом, говорил как всегда, но Дональд ничего не понял.
– Извини за странный вопрос. А он жив, твой отец?
– Нет. К счастью, умер.
У Дональда на языке вертелась целая батарея вопросов, но он внезапно осекся – увидел приближающегося Стефана.
– Приказчик идет. Потом поговорим.
Стефан вошел в палатку. Петер и Дональд повернулись к нему. Перед каждым пивная банка, одна рука локтем на столе, другая уперта в бедро. Чистый вестерн.
Что тебе надо? Здесь сидят настоящие мужчины.
Если бы Стефан так сел, получилось бы смехотворно. Странно – владелец супермаркета, вполне приличное положение в обществе, но каждый раз, когда он, к примеру, оставлял машину в мастерской для ремонта, чувствовал неловкость – Стефан просто не знал, как надо вести себя в таких случаях. Небрежная речь, расслабленные движения… – все эти атрибуты истинного мужчины были ему недоступны.
– Привет, – сказал Петер и кивнул на пустой стульчик. – Как дела?
Стефан молча сел. Петер, как ему показалось, пришел в себя – там, на поляне, он напоминал сумасшедшего. Дональд, наверное, неплохой психолог, несмотря на всю свою нагловатость.
– Дела… – повторил Стефан. – Я тут…
– Пива хочешь? – прервал его Дональд. Стефан поднял ладонь – нет, спасибо. Дональд достал банку для себя и щелкнул замочком. – И что ты тут?
– Я тут подумал. – Стефан повертелся на стуле, пытаясь найти подходящую для изобретательного и деятельного альфа-самца позу. – Нам же надо разобраться, что там… за пределами. Я имею в виду – систематически.
Дональд сделал большой глоток пива и звучно отрыгнул.
– Систематически, – повторил он, пародируя интонацию Стефана.
– Что вы имеете в виду – систематически? – спросил Петер.
– Я имею в виду вот что: мы обследуем окрестности постепенно. Надо найти вешки или что-то в этом роде. Едем сразу во все четыре стороны и оставляем вешки с равными промежутками. Тогда даже те, у кого нет навигатора, могут принять участие. Я имею в виду – не телефонного навигатора, а джи-пи-эс. Телефоны же не работают – нет покрытия. И тогда, во-первых, не будем плутать по одним и тем же местам, а во-вторых, не заблудимся. Стоят вешки – значит, мы здесь уже были.
Дональд и Петер переглянулись. Дональд выпятил нижнюю губу и многозначительно покачал головой.
– Черт меня подери… как тебя зовут? Стефан? Лихо… не ожидал. Может, все-таки выпьешь пива?