Надо же быть таким идиотом… Карта навигатора, конечно, показывает несуществующие реки и перелески. Но по ней, по крайней мере, можно найти дорогу в лагерь. А притворяющаяся трехмерной стрелка маркера не говорит ему ровным счетом ничего. Он даже не знает, ехал ли он по прямой или крутил руль во сне. Машина вполне могла отклониться от курса и, если он поедет строго назад, может оказаться черт знает где. Еще дальше от лагеря, чем сейчас.
Волнующие ароматы исчезли. К тому же ему показалось, что стало прохладнее.
У Петера сдавило горло. Он заблудился. Было бы солнце, он мог бы хотя бы приблизительно ориентироваться, куда едет: вперед по отношению к исходному пункту, назад или в сторону. А теперь путь назад потерян. И может быть, навсегда. Он уставился на дисплей навигатора – его погасшей путеводной звезды.
Минуточку…
Он пригнулся почти вплотную к экрану. Там еле-еле что-то просвечивало… настолько слабо, что вполне могло быть игрой фантазии или застрявшим на сетчатке фантомом предыдущего изображения – но нет. Перед ним была карта.
Не та, растворившаяся в синеве.
Перед ним была новая карта.
– Малость однообразно, или как?
– Ну.
– Тебя сменить?
– Не стоит… занимайся вешками, Леннарт.
Они успели воткнуть семь вешек. Улоф затормозил, Леннарт уже приготовился вылезти и поставить восьмую, и тут в моторе послышался странный не то жужжащий, не то скребущий звук.
– Не хватало только застрять, – мрачно сказал Улоф. – Двигатель барахлит.
– Дай ей отдохнуть, – посоветовал Леннарт.
Улоф улыбнулся: Леннарт всю машинерию почему-то причислял к женскому роду. Трактор – она, вилочный автопогрузчик – тоже дама. Четырехцилиндровый карбюраторный двигатель – само собой. Улоф даже слышал, как он критиковал доильный робот: Ты, голубушка, неправильно запрограммирована.
Улоф выключил зажигание и с третьей попытки открыл перекошенную водительскую дверь. В моторе что-то по-прежнему поскрипывало. В абсолютной, ничем не нарушаемой тишине звук этот казался особенно тревожным.
– Вентилятор… – Он положил руку на капот – горячий.
– Антифриза мало? – предположил Леннарт. – Может, радиатор прохудился?
Улоф встал на колени и заглянул под машину.
– Не-а. На днях залил. И радиатор целый. Я же говорю – вентилятор. Пусть отдохнет маленько, – и медленно, чтобы не закружилась голова, встал.
Леннарт задумчиво смотрел вдаль, скрестив руки на груди.
– Увидал что-то?
– Что тут увидишь… подумал просто: засеять бы всю эту землю…
– Или коров пасти.
Леннарт присел на корточки и погладил траву. Потом вырвал несколько травинок, растер между пальцами и понюхал.
– Не знаю… насчет коров-то. Бедновата… – Он протянул траву Улофу. – Что скажешь?
Улоф опять опустился на четвереньки, пригнулся, понюхал траву и подумал, что выглядит смешно. Вырвал, как и Леннарт, несколько стебельков, встал, тоже растер, поднес к носу и согласился.
– Да… так себе.
Трава превратилась в сухой порошок. От нее исходил еле заметный сухой запах пыли, и она не оставляла следов на пальцах, словно ей не хватало ни воды, ни питательных веществ. Как она вообще растет без солнца? – подумал Леннарт, но вслух не сказал. А сказал вот что:
– А дожди-то здесь идут?
– Должны… куда им деться. Как-то она ведь растет.
– Если растет.
– Да… если растет. – Леннарт опять посмотрел на странную траву – точно вчера пострижена, все травинки одинаковой высоты, – но ведь живая, по крайней мере.
Улоф еще раз понюхал оставшийся в руке порошок.
– Не уверен…
Дональд поручил Майвор следить за радио. Слушать все подряд и записывать лоты – надо понять, идут ли они по кругу или все время новые.
Пока ни одна песня не повторилась, все время шли новые. Если их можно так назвать – новыми они были лет тридцать – сорок назад. Старые замечательные песни. Майвор всю жизнь была преданной поклонницей шведской эстрады, так что вряд ли кто-то справился бы с заданием лучше. Ей не нужно никакого диктора – она и так знает все эти лоты.
Вот, к примеру. Достаточно басовой секвенции во вступлении, и она пишет, даже не дожидаясь голоса певца.
Клес-Йоран Хедерстрём. «Теперь, черт ее подери, это похоже на любовь».
Клес-Йоран не ее фаворит, вовсе нет, но все равно она знает все его песни.
Покачала ногой в такт музыке, налила чашку кофе из термоса и отсалютовала пустому стулу напротив. Впрочем, не совсем пустому – там сидит Джеймс Стюарт [10].
– Привет, Джимми! И чем все это кончится, как ты думаешь?
Джеймс Стюарт не ответил. Смотрит на нее дружелюбно и улыбается своей меланхолической детской улыбкой.
Собственно, она и не ждала ответа. Только в исключительных случаях Майвор придумывала, что бы он мог ей ответить. Обычно ей хватало его молчаливого присутствия.
Может быть, в один из сумасшедших дней вроде этого она выбрала Джимми и закрепила в образе одного из его фильмов: Элвуд Дауд из фильма «Харви», человек, трогательно заботящийся о двухметровом кролике. Патентованная добрая и наивная улыбка Джимми Стюарта, улыбка не то блаженного, не то святого… Майвор знала этот фильм наизусть.
Вместе они послушали Клеса-Йорана. Джимми улыбнулся фразе:
«И мы пошли смотреть сопливую мелодраму, хотя я бы охотнее посмотрел панг-панг».
Вспомнил, наверное, свои многочисленные ковбойские роли. Никто не обращался с револьвером с такой непринужденной и даже рассеянной элегантностью, как Джимми Стюарт. Оружие для него – необходимое зло, он охотнее всего выбросил бы его в озеро, но творить добро без оружия не получается – руки коротки. Совсем другая история, чем Дональд и его винтовки.
Джеймс Стюарт отвернулся и стал внимательно изучать вышитые ею коврики на стенах палатки. Ее мысли обратились к Дональду. Пусть у него все будет хорошо. Она желает ему добра. И всегда желала. Как можно не желать добра человеку, пережившему такое? Цель ее жизни – обеспечить Дональду нормальное существование.
А вот на вопрос: «Любила ли ты его когда-нибудь?» – Майвор вряд ли смогла бы ответить. Скорее всего, нет. Но и сравнивать было не с чем – разве что с персонажами книг и фильмов. Но из тех же фильмов и книг, а иногда и от подруг она знала, что бывает на свете страстная, безумная любовь, которую ей уже не суждено пережить.
И ничего с этим не сделаешь. Иногда, правда, нападает тоска – вся жизнь прошла в хлопотах и заботах о ком-то, а для себя не успела выкроить даже лоскутка счастья. И тогда на помощь приходит Джеймс Стюарт. Ее тайный друг, ее двухметровый кролик Харви.
Дональд гнал машину довольно быстро и через пятнадцать минут был уже примерно в двадцати километрах от лагеря. Осторожничать никакой необходимости – везде одно и то же: плоская зеленая равнина. И впереди, и позади, и по сторонам.
Он на это не рассчитывал. А что он рассчитывал увидеть, и сам не мог бы определить. Что-то вроде горы, на которую можно забраться и осмотреть окрестности. Но не эту непрерывную, словно проведенную по еле-еле скругленной линейке, линию горизонта, которая ничего не предлагала, кроме себя самой.
Смотреть не на что.
Когда дисплей навигатора посинел, Дональд не стал сбавлять скорость, ему даже в голову не пришло останавливаться и втыкать какие-то палочки, как баба в огороде.
Ну да, дураку ясно, что он не может ехать так без конца, отклонение от прямой может увеличиться до непоправимого, но несколько-то километров можно проехать.
Странные картины возникают в голове… Вовсе не по зеленой, невесть откуда взявшейся равнине гонит он свой «чероки», а по Лас-Вегасу. И Джон Фицджеральд Кеннеди, и Элвис – оба выступают сегодня перед публикой и только и ждут, когда же прибудет он, Дональд.
Мрачно усмехнулся – черт его знает, может, в деменции есть свои преимущества. Фантазии становятся яркими и реальными… Не надо делать никаких усилий, чтобы оказаться в ином, желанном и недоступном, мире. С другой стороны, людей, обладающих такими способностями, называют не особенно лестно: чокнутые, сдвинутые, психи… – и при этом крутят пальцем у виска. Дональд заставил себя отказаться от соблазна остаться в Лас-Вегасе и нажал на педаль газа.
И тут же похвалил себя за проявленную силу воли. На пустом дисплее навигатора опять начала проявляться карта – очень постепенно, как фотоотпечаток в медленном метоловом проявителе в годы его молодости, потом все четче и четче. Дональд довольно кивнул и выбрал дорогу, по которой он будет возвращаться.
Карта на экране стала совсем четкой, как будто навигатор и не отключался. Пожалел, что не взял очки. Пришлось чуть не упереться носом в экран – он плохо видел вблизи. Вспомнил старый анекдот.
Ты плохо видишь? – спрашивают человека, который держит книгу в вытянутой руке. – Вижу я лучше некуда, только руки коротковаты.
У него все наоборот – ювенильная близорукость.
Вот так-то. И… что за чертовщина? Без очков не обойтись. Достал из бардачка очки для чтения и вгляделся. Пока прочитал надписи и пока до него дошел смысл прочитанного, успел проехать еще две-три сотни метров. Резко затормозил и поставил машину на нейтраль. Куда он денется, его джип? Эта равнина сделана строго по уровню.
Окерё, Йилберга, Лилторп.
Выезжая из лагеря, он специально посмотрел на дисплей: навигатор утверждал, что они находятся на том самом месте, что и накануне вечером. Лагерь разбит на десять километров южнее Трусы. Дальше маркер оставался на месте, а карта поехала на восток. Значит, «чероки» движется на запад. А теперь навигатор утверждает, что он находится в местах, где прошло его детство. Сто пятьдесят километров на север. Никакой физической возможности, что он преодолел эти сто пятьдесят километров за двадцать минут, не было.
Дональд включил первую скорость и медленно двинулся вперед. Спутник в космосе исправно сообщил, что в настоящий момент он пересекает шоссе на Норртелье и движется через рощу по направлению к Окерё и… Риддерхольму.
По спине побежали мурашки. Он сдвинул очки на лоб и поехал в сторону выдуманного джи-пи-эс Риддерхольма. Пейзаж не изменился ни на йоту, но странно: показалось, что воздух здесь разреженный, как на вершинах. Не хватает кислорода. Стало трудно дышать, сдавило голову.
Дональд опять остановил машину, несколько раз глубоко вдохнул. Голову немного отпустило, и он вгляделся в экран.
Что-то не так с шоссе на Норртелье. Трасса Е-18 выглядит странно.
В начале семидесятых проложили новый маршрут, дорога стала на пять километров короче и прямее. А здесь, на навигаторе, она вьется от деревни к деревне и вообще не похожа на магистральное шоссе.
Он прокрутил маршрут вверх, потом вниз, потом снова вверх. Сомнений нет: навигатор показывал старую, давно заросшую и забытую дорогу на Норртелье.
Но что за хренотень с воздухом?
Дональд снял очки и попытался раздышаться. Потом вышел из машины.
Стало намного холоднее. После климатической колыбели джипа по рукам побежали мурашки – ровный, несильный, знобкий осенний ветерок.
С воздухом и в самом деле что-то странное. Он вытаращил глаза, зажмурился, потом еще раз и еще. Наваждение не проходило.
Такое бывает, когда долго сидишь на корточках, а потом резко встаешь – кажется, что воздух полон мелкими черными мошками. Да, примерно так… только мошек этих намного больше. Воздух мерцает, словно ему самому вздумалось притворяться источником света.
Дональд, потирая зябнущие плечи, посмотрел на горизонт, и его передернуло, как от удара током, – и на этот раз не от ледяного ветра. Ему показалось, что он видит что-то… какую-то фигуру.
Показалось или не показалось? Он напряг зрение как мог, но так и не определил. Постарался унять дрожь, достал с заднего сиденья винтовку, упер приклад в плечо и медленно повел оптический прицел по горизонту.
Указательный палец привычно лежал на спусковом крючке, и он еле удержался, чтобы не нажать курок, когда понял, что видит человека.
Нет, конечно, нет… еще чего. Он же не убийца. Им руководило не спонтанное желание выстрелить в незнакомца, потому что это был не просто незнакомец. Залитое кровью лицо, обрубки рук, из которых хлещет кровь… у Дональда сердце провалилось в низ живота. Винтовка упала на траву, непроизвольно задрожала нижняя губа. Испугался, что потеряет сознание, и ухватился за машину.
Машина…
У него есть машина.
Зубы выбивали дробь.
Он всхлипнул, рывком поднял винтовку, бросил на заднее сиденье и вскочил на водительское место. Сильно ударился голенью.
Дональд повернул ключ в замке, и на какую-то долю секунды его окатила никогда ранее не испытанная волна ужаса: показалось, что мотор не заводится. И он должен остаться с этим…
…кровавым призраком…
…но мотор взревел как тигр – он выжал педаль газа до конца. Заставил себя отпустить немного газ, включил первую скорость. Опять прижал педаль, развернулся и поехал в обратном направлении. Так и ехал на первой, с ревущим двигателем. Не решался переключить скорость – а вдруг что-нибудь с коробкой?
Надо скорее убираться отсюда. Подальше от кровавого.
Бенни выжидал довольно долго. Дверь в кошачий кемпер открыта, и там никого из людей нет. Хозяева Кошки уехали. И Хозяин Бенни тоже уехал. Заманчиво… Кошки в окне нет. Интересно, куда она делась?
Надо ждать. Хозяйке не до него – сидит, закрыв глаза, в палатке и подпевает музыке из коробочки. На его вкус, фальшиво. Он даже отвернулся и посмотрел в поле – решил пощадить уши.
Он вспомнил запах Внуков и странное чувство – в поле плохо и опасно. Здесь, между кемперами, все хорошо. Его место. И ничье больше. Именно это он и собирался внушить Кошке, если у него появится такая возможность. Раз и навсегда.
И надо же – на крыльце кемпера, словно подслушав его мысли, появилась Кошка.
Появилась… Странные существа. Она не появилась, а протекла сквозь щель в слегка приоткрытой двери и начала умываться. На Бенни даже не поглядела. Собака никогда бы так не поступила. Собака первым делом изучает обстановку. Бенни тявкнул. Кошка подняла голову, равнодушно глянула зелеными, с неприятными вертикальными зрачками глазами, отвернулась и продолжила туалет. Как будто Бенни никакого интереса для нее не представляет.
Бенни с негромким ворчаньем начал приближаться. Ворчанье придало Бенни мужества: сейчас он ей покажет, этой нахальной Кошке.
Кошка насторожилась, повернулась к нему и начала расти. Бенни остановился. Кошка за несколько секунд сделалась почти такой же большой, как он сам. Бенни и раньше наблюдал такое явление, но от этого оно не стало менее тревожным. Подумать только – на что способны кошки!
Но пути назад нет. Бенни сделал еще несколько шагов, ворчанье перешло в грозный рык, перемежаемый хриплым лаем. Он по-настоящему разозлился.
И тут Кошка сделала то, что Бенни никак от нее не ожидал. Она двинулась навстречу! Показала зубы и издала звук, похожий на шипение закипающего чайника.
Бенни остановился: это еще что такое? Котам полагается удирать со всех ног!
Не успел он сообразить, что к чему, как Кошка бросилась к нему и ударила по носу лапой с выпущенными острыми когтями. Бенни взвыл. Способность рассуждать и планировать предстоящую погоню как ветром сдуло – ноги сами понесли его в палатку и прямой дорогой в корзинку.
Он немного пришел в себя и выглянул. Кошка прохаживалась по поляне как ни в чем не бывало. Даже не покосилась на Бенни.
Нос болел. Бенни сунул его в одеяльце и закрыл глаза.
У Стефана и Карины много фотоальбомов. В этот цифровой век они, не боясь упреков в старомодности, упрямо заказывают отпечатки фотографий и потом сидят рядом за кухонным столом, обрезают макетным ножом и вклеивают в альбомы – находят удовольствие в самой возне. Возродить и оживить память, вновь пережить запечатленное на фотографии мгновение, а потом поместить в нужный альбом. Они создают архив своей жизни, реальные документы, их можно взвесить в руке и убедиться: да, это было. Я помню. С фотографиями в компьютере, даже отменного качества, совсем другое дело: они не имеют веса. Файл не весит ровным счетом ничего.