Бен протянул руку и включил радио.
– Ты отвечаешь за музыку и при необходимости будешь штурманом.
– Меня это устраивает. – И я мгновенно переключила приемник на Национальное общественное радио. Когда зазвучали низкие монотонные голоса, Бен покачал головой.
– Ты одна из этих? – спросил он с улыбкой.
– Я одна из этих, – ответила я, не смущаясь и не извиняясь.
– Мне следовало бы догадаться. У такой красивой девушки, как ты, должен был обнаружиться какой-то недостаток.
– Ты не любишь разговорное радио?
– Полагаю, я его даже люблю. То есть я люблю его той же любовью, что и визиты к врачу. Они служат определенной цели, но веселья от них маловато.
Я рассмеялась, и Бен посмотрел на меня. Он смотрел, пожалуй, слишком долго, и я занервничала.
– Эй! Смотри на дорогу, казанова! – крикнула я. Казанова? Это кто сейчас сказал? Мой папа?
Бен тут же отвернулся и сосредоточился на трафике.
– Прости. Безопасность прежде всего.
Когда мы выехали на скоростное шоссе, он выключил радио.
– Я в курсе последних сообщений о пробках, с меня хватит, – сказал он. – Мы будем развлекать друг друга старым испытанным способом.
– Старым испытанным способом?
– Беседой.
– Ах да, верно, беседой.
– Давай начнем с основного. Ты давно живешь в Лос-Анджелесе?
– Пять лет. Я приехала сюда сразу после колледжа. А ты?
– Девять. Я приехал сюда, чтобы поступить в колледж. Похоже, мы закончили учиться в один и тот же год. Ты где училась?
– О, в Итаке. Мои родители учились в Корнелле и заставили меня побывать там на дне открытых дверей. Меня это не слишком впечатлило. Итака показалась мне лучшим вариантом. Сначала я выбрала медицину, но через пару месяцев поняла, что врачом быть не хочу.
– А почему ты вообще задумалась о медицине? – Мы уже мчались по скоростному шоссе, и можно было расслабиться и не слишком следить за дорожным движением.
– Мои родители врачи. Мама менеджер по персоналу в больнице моего родного города, а папа работает нейрохирургом там же.
– Нейрохирургом? Это внушает страх, – добавил Бен.
– Мой папа внушает страх. И с мамой не так просто. Они не слишком обрадовались, когда я сменила основной предмет специализации в колледже.
– Так вот какая у тебя семья? Они на тебя давят? Успех во что бы то ни стало?
– Родители всегда нацелены на достижение максимального результата. Вот только я не такая. Я из тех, кто работает, чтобы жить, а не из тех, кто живет, чтобы работать.
– Но им это не по вкусу?
Я пожала плечами:
– Они верят, что жизнь для работы, а не для радости, не для смеха. Да, честно говоря, и не для любви, если говорить о них. Только работа. Не думаю, что моему отцу в той же степени нравится спасать жизни, в какой нравится быть лучшим в той области медицины, которая все время развивается и меняется. Для них главное – это прогресс. Библиотечное дело спокойное. И я выбрала этот путь. Они ничего не могли поделать. Родители не слишком вовлекались в мою жизнь, понимаешь? Поэтому, когда я сменила специализацию, для всех нас наступил момент… Это был разрыв. Им незачем стало притворяться, что они меня понимают. И мне незачем было делать вид, что я хочу иметь в жизни то же, что и они.
До этого я никому не говорила о своем настоящем отношении к выбору профессии. Но Бену мне хотелось говорить только правду. Когда я все выложила, повисло неловкое молчание. Я сообразила, что слишком открылась, стала уязвимой. Отвернувшись, я посмотрела в окно. Встречное движение было плотным, но мы летели через город.
– Как-то это грустно, – подал голос Бен.
– И да, и нет. Между мной и родителями нет близости. Каждый из нас счастлив по-своему. Думаю, только это и важно.
Он кивнул:
– Ты совершенно права. Ты права, и ты умна.
Я рассмеялась.
– Как насчет тебя? Кто твои родители?
Бен шумно выдохнул, но продолжал смотреть на дорогу. Его голос звучал мрачно.
– Мой отец умер три года назад.
– Боже мой. Мне жаль…
– Спасибо. – Бен коротко взглянул на меня и снова сосредоточился на дороге. – Он умер от рака, борьба была долгой, и мы все знали, что конец неминуем. Мы были к этому готовы.
– Даже не знаю, хорошо это или плохо.
Бен коротко выдохнул.
– Я тоже не знаю. В любом случае мама хорошо справляется. Настолько хорошо, насколько может справляться человек, потерявший того, кого любит, понимаешь?
– Даже представить не могу.
– И я не могу. Я потерял отца и знаю, насколько это тяжело, но и вообразить не могу, каково это – потерять лучшего друга, родственную душу. Я беспокоюсь за нее, хотя она убеждает меня, что с ней все в порядке.
– Уверена, что ты ничем не можешь помочь, остается только волноваться за нее. Братья или сестры у тебя есть? – спросила я.
Бен покачал головой.
– А у тебя?
– Нет… – Я редко встречала семьи, где был только один ребенок. Приятно было услышать, что Бен был таким. Когда я говорила другим людям, что я единственный ребенок в семье, то чувствовала, что меня или жалеют, или считают весьма капризной особой, хотя я никогда такой не была.
– Замечательно! Два единственных ребенка! Я знал, что ты мне понравишься. – Он неловко шлепнул своей пятерней по моей руке, держа руль другой рукой.
– Не пора ли хотя бы намекнуть, куда мы направляемся? – спросила я, когда Бен свернул с одного скоростного шоссе на другое.
– Кухня там мексиканская. – И это было все, что мне удалось от него добиться.
Сыграв два раза в «Двадцать вопросов» и один раз в «Я шпион», мы наконец добрались до места. Перед нами стояла лачуга. В прямом смысле этого слова. Она называлась «Кактус-тако». Я восторга не испытала, а Бен прямо-таки просиял.
– Доехали! – сообщил он, отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу. Я собрала свои вещи. Бен обошел машину и открыл мне дверь.
– Что ж, спасибо! – поблагодарила я, перекрывая сигнал его машины, напоминавший, что дверцу надо закрыть.
– Пожалуйста.
Я выбралась из машины и встала рядом с ним.
– Это и есть твое замечательное место, да? – уточнила я. Бен закрыл дверцу, и сигнал стих.
– Я знаю, что выглядит оно не очень. Но ты сказала, что готова к приключениям, а здесь подают лучшие тако, которые мне когда-либо доводилось пробовать. Тебе нравится орчата?
– Что такое орчата?
– Рисовое молоко с корицей. Просто доверься мне. Ты должна это попробовать.
Пока мы шли к стойке с тако, Бен положил руку мне на поясницу, мягко направляя меня. От этого неожиданно успокаивающего и такого естественного жеста мне захотелось повернуться к нему лицом. Захотелось прикоснуться к нему всем телом. Вместо этого я остановилась и уставилась в меню.
– Если ты не против, я сделаю заказ для тебя. – Рука Бена переместилась с поясницы на мое плечо. – Я уважаю твое право сделать заказ самостоятельно, просто я бывал здесь множество раз и пробовал все, что есть в меню.
– Хорошо, – согласилась я.
– Что ты предпочитаешь – курицу, стейк или свинину?
– Никакой свинины.
– Никакой свинины? – недоверчиво переспросил Бен. – Шучу. Я тоже не люблю свинину. Итак! – Он потер руки.
– Perdón? – обратился он через окошко к мужчине за стойкой. – Queria cuatro tacos tinga de pollo y cuatro tacos carne asada, por favor? Queso extra en todos. Ah, y dos horchatas, por favor[3].
Мужчина показал ему размер орчаты с таким видом, как будто спрашивал: «Вы уверены, что хотите две порции?» Бен кивнул.
Не знаю, что именно делало Бена таким неотразимым в ту минуту. Не знаю, было ли это из-за того, что он казался таким знающим в том, что мне было неведомо (испанский), или из-за того, что мужчина, говоривший на иностранном языке, был изначально привлекательным для меня (потому что и это было правдой). Не знаю. Знаю только, что я стояла там, не понимая, что говорят вокруг меня, и думала, что Бен Росс – самый сексуальный мужчина из тех, кого мне доводилось встречать. Он был настолько уверен в себе, уверен в том, что все сложится хорошо. Вот что это было. Это была уверенность. Он обращался по-испански к мужчине за стойкой с тако, и ему не приходило в голову, что он может выглядеть полным идиотом. Именно поэтому он и не выглядел полным идиотом.
– Вау, – оценила я, когда он протянул мне орчату. – Впечатляет.
– Клянусь, я знаю, что тебе посоветовать, – произнес Бен, разворачивая соломинку и опуская ее в мой напиток. – Но я бы солгал, если бы сказал, что не надеялся произвести на тебя впечатление.
– Что ж, пока все хорошо. – Я отпила глоток. Напиток был сладким, холодным, сливочным, но при этом его легко было пить большими глотками. – Вау, это просто замечательно.
Бен улыбнулся и отпил из своего стакана.
– Я справляюсь? – спросил он.
– Ты отлично справляешься, – ответила я. Честно говоря, я была под впечатлением. Я уже давно ни в кого не влюблялась, поэтому уже забыла, насколько возбуждает это чувство и окрашивает в радужные тона все вокруг.
Когда наши тако были готовы, Бен забрал их из окошка упакованными в картон в красно-белую клетку. Он сумел унести их все, удерживая в руках.
В «Кактус-тако» было негде сесть, поэтому Бен предложил посидеть на капоте его машины.
– Этими тако я перепачкаю тебе всю машину и обязательно пролью pico de gallo[4].
– Этой «Хонде» десять лет. Ничего с ней не случится.
– Отлично. Но я же должна была тебя предупредить о том, что я могу быть неаккуратной.
– И ты часто забываешь ключи.
– Ну, я вообще часто все забываю.
– Пока меня все устраивает.
Мы уселись на капот его машины и говорили о нашей работе, о том, как нам нравится жить в Лос-Анджелесе. И, разумеется, я закапала жиром бампер «Хонды». Но Бен только улыбнулся. Ана позвонила, когда я предпринимала слабые попытки отчистить пятно с машины, и я перевела ее на голосовую почту. Когда мы доели тако, мы еще долго болтали с Беном.
Наконец он спросил меня, хочу ли я десерт.
– Ты еще что-то задумал? – поинтересовалась я.
– Нет, теперь выбирай сама.
– О! – Я была в замешательстве. – А ты готов еще к одному приключению?
– Абсолютно! – ответил Бен, спрыгивая с капота и протягивая мне руку. – Куда едем?
– Восточный Лос-Анджелес? – предложила я. Хотя я не знала, где мы находились, но предполагала, что мы примерно в часе езды от моего дома, а Восточный Лос-Анджелес был в тридцати минутах езды от моего дома.
– Пусть будет Восточный Лос-Анджелес, моя прекрасная леди.
Бен помог мне слезть с машины и открыл дверцу.
– Какой джентльмен, – оценила я, усаживаясь на сиденье.
– Подожди, – попросил он, обхватил меня за талию и привлек к себе. – Это нормально?
Мое лицо оказалось рядом с его лицом. Я чувствовала его дыхание. От Бена пахло кинзой и репчатым луком. И еще сладостью. Мое сердце забилось быстрее.
– Да, – ответила я, – это нормально.
– Я хочу поцеловать тебя, – сказал он. – Но хочу убедиться, что ты не испытаешь неловкости перед продавцом тако.
Я улыбнулась Бену и посмотрела через его плечо. Мужчина за стойкой глазел на нас. Мне и в самом деле было немного неловко. Но это делало ситуацию возбуждающей, а не разрушало ее.
– Целуй, – велела я.
Когда он целовал меня, прижимая к автомобилю, мое тело подалось ему навстречу. Руки нашли удобное место в ямках ключиц, а пальцы скользили по коротким волосам на затылке. Его волосы были мягкими и шелковистыми. Я почувствовала, как его грудь и торс сильнее прижимают меня к машине.
Бен оторвался от меня, и я робко посмотрела на продавца тако. Он по-прежнему смотрел на нас. Бен перехватил мой взгляд и тоже повернулся. Мужчина за стойкой отвернулся, и Бен заговорщически рассмеялся.
– Нам следовало бы убраться отсюда, – сказала я.
– Я же говорил, что тебе будет неловко. – Он подбежал к водительской дверце.
Как только мы выехали обратно на автостраду, я написала сообщение Ане, предупреждая, что позвоню ей на следующий день. В ответном сообщении она поинтересовалась, чем это я таким занята, что не могу с ней поговорить. Я ответила ей правду:
«Я целый день на свидании. Все идет замечательно, поэтому я позвоню тебе завтра».
После этого Ана попыталась позвонить мне, но я снова перевела звонок на голосовую почту. Я поняла, что факт моего свидания на целый день кажется ей немного странным. Мы виделись с ней накануне утром за завтраком, и я ни с кем не собиралась встречаться, не говоря уже о том, чтобы отправиться на свидание на целый день.
Автомобиль Бена влился в поток машин. Они то ехали, то останавливались, и раздражение усиливалось запахом пота и чувством досады, исходившими от других водителей. Мы застряли на одном отрезке на двадцать минут, и тут Бен задал вопрос, которого я избегала.
– Когда закрывается это твое загадочное место? – спросил он.
– Э… – Мне было неудобно сказать ему, что скорее всего мы туда уже не успеем.
– Скоро, да? – уточнил Бен.
– Скоро. Заведение закрывается в шесть часов. У нас осталось около получаса. Нам незачем туда ехать. Я могу отвести тебя туда как-нибудь в другой раз.
У меня просто сорвалось с языка это «как-нибудь в другой раз». Я не собиралась давать ему понять, что хотела бы увидеться с ним снова. То есть я думала о том, что мы увидимся снова, но мне хотелось сохранить некую завесу тайны. Я не хотела открывать карты слишком быстро. Я слегка покраснела.
Бен улыбнулся. Он понял, что я проговорилась, и решил не давить на меня. Он принял комплимент.
– И все-таки, – продолжил он, – я бы хотел, чтобы ты получила то, что тебе хочется.
– Мороженое, – объявила я.
– Мороженое? – несколько недоверчиво переспросил Бен. – Мы мчимся через весь город ради мороженого?
Я ударила его в грудь рукой.
– Эй! Это хорошее мороженое!
– Я просто тебя дразню. Я люблю мороженое. Хоть ураган, хоть потоп, но я достану тебе это проклятое мороженое.
Когда поток машин медленно пополз вперед, Бен свернул на обочину, промчался мимо остальных машин и встал в очередь, чтобы съехать с автострады.
– Вау, – оценила я его маневр. – Вот это способ вернуть контроль.
– Идиотский поступок, – ответил он, – но ситуация ужасная.
Мы помчались по объездным дорогам, опасно проскакивая на желтый свет. Бен несколько раз подрезал других водителей и, проезжая мимо, сигналил в знак извинения. Я направляла его под незнакомые переходы, находила неслыханные проезды и повороты. Когда мы наконец припарковались возле кафе-мороженого «Скупс», на часах было одна минута седьмого. Бен подбежал к двери в ту секунду, когда ее уже запирали.
Он вежливо постучал.
– Прошу вас, не могли бы вы… открыть дверь?
Молодая кореянка подошла к двери, указала на табличку с надписью «Закрыто» и покачала головой.
Бен молитвенно сложил ладони перед грудью, но она только пожала плечами.
– Элси, не могла бы ты сделать мне одолжение?
– Гмм? – Я стояла чуть поодаль на тротуаре.
– Отвернись, пожалуйста.
– Мне отвернуться?
– Я буду умолять ее, стоя на коленях, и не хочу, чтобы ты это видела. Я хочу, чтобы ты считала меня сильным, мужественным и уверенным в себе.
Я рассмеялась, но Бен продолжал смотреть на меня.
– Боже мой, ты не шутишь, – сказала я, рассмеялась и отвернулась.
Я смотрела на главную улицу. Я видела, как останавливаются автомобили на красный сигнал светофора, и мимо них проезжают велосипедисты. Я заметила пару, шедшую по улице с маленьким ребенком. Вскоре я услышала звон колокольчика и звук открывающейся двери, поэтому повернулась.
– Подожди! – услышала я голос Бена. – Пока не двигайся! – Я снова отвернулась.
Две минуты спустя снова звякнул колокольчик, и Бен обошел меня и встал ко мне лицом. В руках он держал два светло-коричневых стакана с мороженым, в которое были воткнуты яркие ложки.
– Как тебе это удалось? – спросила я, забирая у него один стакан.
Бен улыбнулся.
– У меня свои подходы.
– Я серьезно.
– Серьезно? Я ее подкупил.
– Ты подкупил ее? – переспросила я. Я была шокирована. Я ни разу не встречала человека, который подкупал бы кого-то.