Анна Пумалайнен
Солнце в окнах
Глава 1. Женский день
– Никакой это не корпоратив, Марго. Скукота! Кому вообще пришло в голову обозвать эти посиделки – корпоративом?! Да всё я понимаю: у нас не корпорация, и джеймсы бонды по коридорам не ходят, и вообще… но не может же быть до такой степени скучно! – Эля говорила по телефону, рассеянно вертя в руках букетик из трёх зелёных тюльпанов, потом решительно оставила его в вазе на столе и вышла, закрыв за собой дверь ключом. – При «совке» и то веселее было, всякие «огоньки» устраивали, люди ждали, готовились, мужики в бабулек переодевались, женщины салаты резали, потом – танцы! Этих праздников по полгода ждали, потом ещё полгода вспоминали! Мне кажется, весь поздний Союз на этих праздниках и держался, а на чём ещё? Не на брежневских же объятьях. Праздника не стало совсем…
– О, кстати, Лен, а ты не хочешь завтра с нами на танцы пойти? – вдруг вспомнила Марго цель своего звонка подруге.
– На какие танцы? – устало спросила Эля.
По настоящему, по документам, Эля была Леной, но с детства её мало кто так звал, намного чаще – Элькой. Просто папа говорил, что в детстве она была шустрая и непоседливая, как электрон, а папа был физиком и кое-что знал об электронах. С его лёгкой руки и пошло – Эля, Элька. Она и правда быстро ходила, почти бегала, когда забывала прикидываться «леди», как учила мама. Одна коллега ей так и сказала: «Такое впечатление, что вы, Елена Борисовна, оставили коня за углом, а после работы снова на него вскочите и – только в путь!».
– Мы с девчонками с работы собрались завтра на танцы, ну знаешь, такие вечера «Кому за тридцать». Но ты не думай, там много молодых! Мы уже ходили. Так весело! Давай! Встречаемся завтра на выходе из метро Нарвская, часов в восемь, я позвоню.
– Ну не знаю. А как одеваться?
– А чего не знаешь то? Сама же говоришь – «скучища, хочу праздника», а теперь – в кусты, вот ты всегда так. Одевайся, как хочешь. Там в чём только не приходят! В общем, жду тебя. Пока! – Маргоша повесила трубку.
Эля не ожидала, что веселье так быстро её найдёт. Она ещё не понимала, соберётся ли участвовать в этой авантюре, но повеселела, теперь от жизни можно было ожидать хоть чего-то.
На следующий день был выходной. Эля выспалась и прямо с утра принялась искать в шкафу что-нибудь подходящее. Наряд автоматически подбирался к туфлям на высоком каблуке. Стиля в одежде у неё не было, но каблуки – стойко ассоциировались с праздником, с лучшими моментами жизни, поэтому хотя бы от вопроса «что обуть», эта женщина была свободна. По сути, почти вся её обувь, включая резиновые сапоги, имела возвышение в области пятки. «Взять, например, кроссовки… это же скука смертная», – рассуждала Эля. Она просто не понимала, как можно наслаждаться жизнью, ходя по улице в каких-то зашнурованных мягких тапках, шныряя между прохожими, как гриб под деревьями! «Что? Грибы не шныряют? А когда отвернётесь? Ну откуда вы знаете?!».
В дверь заглянул полусонный подросток:
– Ты чего гремишь с утра?
– С какого «утра»?! Уже десять! Любишь ты дрыхнуть до обеда, – улыбаясь, сказала Эля, с нежностью посмотрев на своего взъерошенного отпрыска, – сейчас кашу приготовлю, подожди.
Она бросила возиться с тряпками, решив, что прекрасно смотрится в кожаной юбке чуть выше колена, что для танцев районного масштаба – более чем сойдёт. Эля пошла на кухню, готовить завтрак.
– Миш, ну как там с контрольной то?
– С какой?
– Ты говорил, что писали контрольную по химии. Принеси вообще дневник, заодно и подпишу.
Михаилу было четырнадцать, он не любил школу и учился плохо. Эля считала, что это нормально – не любить школу, потому что она её тоже не любила в своё время, и когда закончила, наконец, выдохнула с облегчением. Эля считала себя хорошей мамой, потому что переживала за сына, ей казалось, что это основной признак настоящей матери. Периодически устраивала его в разные кружки и секции, в надежде, что увлечение захватит, и, как показывали фильмы её юности, это решит разом все его проблемы. Но он бросал все занятия почти сразу, под разными предлогами.
Миша нехотя поплёлся в комнату и, вернувшись, молча протянул маме дневник её ночных кошмаров. Полистав сероватые страницы, Эля обнаружила ещё два крика души педагогов, вписанных красным на развороте этой недели: «Не сделал д/з! Спит на уроке!». Она вздохнула и сразу погрустнела. Каждый раз Эля надеялась, что разговор с сыном «по душам» даст результат и каким-то чудом в дневнике перестанут появляться эти пугающие слова. Других способов воспитания она не знала, поэтому вернулась к прежнему, в сотый раз проговаривая свои мысли и опасения:
– Миш. Мы, же говорили об этом. Ты уже не маленький, скоро у вас начнутся все эти ЕГЭ, как ты собираешься сдавать? Если сейчас запустишь, то потом будет очень трудно исправить положение. На репетиторов у меня денег нет… А ты не хочешь даже домашнее задание делать!
Сын уже доел кашу и слушал молча, потупившись.
– Объясни мне что значит «спал»? Почему в школе надо спать? Как вообще так можно?
– Я не знаю…
Этот разговор повторялся примерно раз в неделю, но привыкнуть к нему или хотя бы что-то изменить в устоявшемся ритуале Эле не удавалось. С чего она взяла, что на этот раз он ответит по-другому или сделает вывод вести себя иначе – было непонятно. Но мама Эля, как заведённая, и в этот раз повторила всё те же риторические вопросы. Настроение стремительно падало. Злиться на сына она не могла. Помощи просить было не у кого. С Мишиным отцом Эля развелась десять лет назад, по своей инициативе, после разъезда бывший муж просто исчез из их жизни, не помогал, и ни в чём не участвовал. Эля не позволяла себе на него обижаться, считая, что не имеет на это никакого права. Позже ещё одна попытка создать семью так же обернулась провалом. Новый Мишин папа пытался его воспитывать, но Эля воспринимала это просто панически, чувствуя угрозу, хотя угрозу чего именно, она не смогла бы ответить. Поэтому, каждый раз, когда отчим хоть немного повышал голос на пасынка, она бросалась на его защиту подобно тигрице, моментально вставая между ними. А потом и её отношения с новым мужем как-то расклеились, они расстались. И, хотя, позитивная Элька духом не падала, она смутно понимала, что Мишке не хватает в жизни чего-то другого, того, что от неё не зависит. Как героическая мать изо всех сил старалась сделать так, что бы сын был счастлив, она покупала ему игрушки согласно возрасту, кормила пирожными в кафе, часто отдавая последние деньги. Но проблемы Мишки не заканчивались, и демонстрировал их не только дневник. Друзей у парня не было, а синяки под глазом или порванная куртка – появлялись часто.
– Хочешь, погуляем сегодня по городу? – устало и очень обычно закончила воспитательный завтрак Элька.
– Угу…
Она любила совмещать прогулку с пленером, и ей казалось полезным показать сыну, что она действительно художник, надеясь, что он подумает и о своей будущей профессии. Поэтому захватив блокнот, карандаш, планшет, они направились на набережную, где от красоты можно было на время забыть обо всё на свете. А Эле этого хотелось.
Глава 2. Каблуки – уже не модно!
У каждого в мозгу есть что-то типа базовых прошивок, они появляются сами собой, кажется без какого-либо обучения. Сколько не приводи доводов о том, что человек ведёт себя непоследовательно, что надо бы заняться своей жизнью всерьёз и так далее, он ответит вам: «да, да…», а потом побежит выхватить из реальности кусок своего неразумного счастья. Куском Элькиного счастья всегда были танцы! Марго, всё-таки была настоящей подругой, если ещё помнила об этом.
Девчонки (для удобства пусть слово останется без кавычек) встретились у метро, как и договаривались, около восьми. С Маргошей были ещё две женщины, из её бухгалтерии. При взгляде на всех членов стихийной компании наблюдался возраст «немного за тридцать», азартный блеск в подкрашенных глазах и немного нервный смех. Для большего объединения дамы взяли бутылочку коньяка в полуподвальном магазинчике, устроить который рядом с ДК было просто верхом коммерческой прозорливости. Пить Элька не любила, но чувствовала, что придётся: годы когда её «качали» первые же звуки школьной дискотеки – прошли, теперь требовалось больше усилий, что бы настроиться. Употребив минимальную дозу перед входом в здание, откуда уже доносились звуки музыки, дамы сплочённо выступили вперёд. Остатки коньяка были спрятаны на дне Маргошиной сумки.
Войдя в полутёмный зал с мигающими лампочками и оглушающим грохотом когда-то популярных хитов, Эля вдруг всё сразу поняла. Народу было много, но основная масса пока столпилась в районе бара. Несколько, по всей видимости, завсегдатаев, отдавались ритму прямо на светящихся шашечках танцпола с огнём, который мог бы означать «последний раз в жизни». Некоторым танцующим мужчинам, похоже, было хорошо и без дам. Кто там оставался в полутьме за пределом освещённого красноватым светом центра зала – было не разглядеть, да особо и не хотелось. Эля решила побороться за этот вечер и не позволить ему расстроить её так же, как вчерашний жалкий «корпоратив». Возможно, это решила не она, а коньяк, но в данный момент они были заодно. Девчонки под предводительством Маргоши скорее всего подумали тоже самое, и отчаянно бросились в музыкальный поток, а звук действительно толкал и раскачивал грудную клетку, споря с сердцем. Через пару песен сообщницы отправились в туалет допить коньяк. После этого Элька вдруг совершенно поменяла своё мнение о происходящем, найдя обстановку тёплой, окружающих людей – красивыми, а песню Киркорова, исполненной такого глубокого скрытого смысла, что на секунду захотелось плакать. Она чувствовала себя прекрасно! Как рыба на танцполе или как рыба выброшенная… в воду… Ой, как невероятно красивая и высокая рыба которая бьётся в воде между двумя волшебными динамиками. Эльке казалось, что все взгляды прикованы к ней, и это вливало особый огонь в жилы. Вечер удавался на глазах! Он был великолепен! «Спасибо тебе, Маргоша, вот ты всегда меня понимала! Девочки, вот вы знаете, что мы с ней вместе с четвёртого класса! Мы такие подруги, что не разлей вода!». К их заводному кружку уже давно присоединились другие танцоры, и было действительно весело, когда Эля согласилась выпить ещё немного в баре. Да чего уж там, не так уж и дорого, не каждый же день…! И, это ж надо, самые заводные песни они пустили под конец! Услышав первые звуки своей любимой «Шизгары», Элька ни минуты не думая, вскочила на барную стойку, чувствуя, что сейчас её место на земле – только там! Охрана почти сразу подскочила и прервала Элькин звёздный танец, который непременно изменил бы весь мир к лучшему… Но в эти пару мгновений она чувствовала себя прекрасно!
Спрыгивая на пол, Элька ощутила резкую боль в правой лодыжке. Не придав этому значения, женщина хотела продолжить танцевать, но поняла, что не может наступить на ногу. Прошло минут десять пока до девчонок дошло, что с ногой что-то серьёзное. Ничего не понимающая Марго, подхватила Эльку под руку и увела, наконец, на сиденье у стенки зала:
– Что с тобой?
– Не знаю, с ногой что-то, может подвернула…
– Нафиг ты их вообще носишь, эти каблуки… уже не модно! Сейчас много разной стильной обуви…– досадливо бормоча, Марго хлопотала вокруг Эльки.
– …красиво… – пролепетала Элька и вдруг поняла, что напилась.
– Ты и так красивая. Толку то… – пробурчала Марго, она тоже была нетрезва и совершенно не готова к такому исходу вечера.
Две подруги из бухгалтерии быстро засобирались домой, советуя вызвать такси и ехать в травму.
– А где в этом районе травма? – Марго всё никак не могла собраться с мыслями. – Сейчас загуглю…
Первые позиции поиска отсылали в частные клиники и городские поликлиники, потребовалось время, что бы узнать нужный адрес.
И этого времени Эльке хватило, что бы погрустнеть, ещё не протрезвев.
– Ле-етний ве-ечер… Мар, помнишь такую песню? Я её очень любила… Такое отчаянье было в детстве, после танцев, когда меня Эдик Петров опять не пригласил, и мы шли по домам, вечер кончался, а я чего-то так ждала, а он не… Ты помнишь Петрова?
– Я смотрю, тебе полегчало, что ты про него вспомнила! Помню, конечно. Никогда не понимала, что тебе в нём нравится. Да ладно тебе, были и покруче времена! – оживилась Маргоша. – Помнишь, как эта крыса Прокопчук к тебе цеплялась после уроков? Вот чего ей было надо?! Дура какая-то…
– Да помню… Не, ну тогда просто страшно было, она же драться лезла, а мы с тобой от неё убегали. А Петров… понимаешь… тоска первой любви.
Марго продолжала искать адрес. Непонятно откуда рядом с ними появился ничем не приметный мужчина среднего роста в костюме тёмно-серого цвета.
– Вам помочь, девушки? – его голос звучал как-то слишком спокойно для вечера танцевальной лихорадки.
Встревоженная Марго охотно приняла помощь незнакомца:
– Да, вы не могли бы вызвать такси? Мою подругу нужно в травму отвезти.
– Я могу отвезти вас на своей машине.
Наконец адрес был найден. Мужчина, представившийся как Виктор, подал машину как можно ближе к входу в развесёлый Дом Культуры.
Марго принесла вещи из гардероба, Эля кое-как накинула пальто, снять туфли и переобуть сапоги – об этом она не могла даже подумать. Хорошо, что снегопада не было уже с месяц, и большая часть улиц оголилась асфальтом. Поддерживаемая подругой, подавляя стон при каждом приземлении, Эля допрыгала до машины, и почти упала на заднее сидение, притихнув на время. Затем, немного придя в себя, она позвонила сыну, чтобы не волновался и ложился спать.
В травме ждать пришлось долго. Пока Эля сидела, боль была не такой сильной и подруги тихонько болтали о том о сём. Виктор сидел немного поодаль, деликатно не мешая им разговаривать, совсем как приставленный охранник.
– Знаешь, Мишка недавно взял и изрезал ножницами свою выходную рубашку. – Вполголоса рассказывала Эля. – Любимую рубашку… Взял и ножницами разрезал карман на груди, такое незаметно не зашьёшь… Это его единственная приличная рубашка, и, кстати, дорогая! Я не понимаю, чего ему не хватает? Я же люблю его…
– Да это возраст такой, перерастёт… Ну а работа твоя как?
– Ну как? Я учителем никогда не хотела быть. Скучновато, платят мало. Дети, правда, забавные … есть талантливые. А бывают странные… и злобные… и напуганные какие-то. Ну и родители, конечно! Некоторым хочется сказать: «Вот вы косячите, а ваш ребёнок мучается»! Но я ведь тоже… не «мать тысячелетия». Вон, мой … рубашку режет…. Просто со стороны это как-то виднее. Раньше мне вообще казалось, что семья – это такой ад для бесправного ребёнка, и что детям было бы лучше, если бы родители развелись…
Марго посмотрела на Эльку странным, почти испуганным взглядом.
– Да ну! Ты чего? Не, так нельзя… У тебя родители такие хорошие! Я вот росла без отца, а мама знаешь, могла и чашкой в меня запустить, если что. Но всё равно я люблю её! Да и папу люблю, хоть я его в детстве мало видела, ну сама знаешь, но сейчас мы с ним лучшие друзья! И тёть Галя, его новая жена мне тоже нравится, и с братом дружу. Ну а как? Мы же родные!
Теперь Эля посмотрела на подругу тоскливым взглядом, но спорить не стала. Просто лень.
– А ты сейчас рисуешь? – спросила Марго.
– Редко. Вообще удивляюсь зачем я на Изо пошла? Что я там забыла?… – Элька грустно уставилась куда-то в угол коридора.
– Ну как зачем?! Ты же хотела… Знаешь что, а ты рисуй и продавай! У нас одна девка на работе, тоже рисует, так у неё цены за одну картину с половину нашей месячной зарплаты и даже больше и, знаешь что удивительно – покупают!
Так они шептались в тихом коридоре с белой неоновой подсветкой, ожидая когда освободится врач.
Наконец, рентген был сделан, лангета – наложена, больничный – выписан. Девчонки уже почти забыли о Викторе, который всё время мужественно сидел на расстоянии «только позови». Когда врачи наконец отпустили Элю с богом домой, их верный «водитель» не только подвёз, но и помог дойти до квартиры. «Можно ваш телефон?» – попросил, наконец, благородный рыцарь. Учитывая обстоятельства, и не имея ни одной причины отказать этому «святому» в его невинной просьбе, женщина устало продиктовала в коридоре свой телефон. «Я позвоню вам, можно? И… поправляйтесь», – тихо сказал он. В голове Эли пронеслось: «Ну, наверно, если я дала телефон, то позвонить можно! О, господи…», но сил у неё хватило озвучить только короткое: «Спасибо. До свиданья».