– Давид, Инга, рада видеть, – она улыбнулась. – Простите, что не встретила вас вчера. Дела навалились. – Карин вела себя непринуждённо и спокойно. Беседы со взволнованной толпой для неё рутина. – Чай-кофе? Или чего покрепче? – она посмотрела на живот Инги. – Тебе можно?
– Ещё можно, но пить не буду. Спасибо. Всё в порядке?
К концу фразы до неё дошло, что честного ответа не получит. Друзья специально отослали её с Давидом подальше, чтобы держать от возможных проблем на почтительном расстоянии и позволить восстановиться. «Конечно, в порядке», да?
– Разве я не могу просто соскучиться по своим детям?
Карин улыбнулась, положила тонкую ладонь ей на плечо и неуловимо направила на второй этаж. Вот она, рука власти. Идёшь, куда сказано, хотя кажется, сам выбираешь направление.
Они прошли мимо залов отдыха, двери которых украшали изящные скульптуры, такие прозрачные, что начинаешь сомневаться, настоящие ли они. Мимо залов для собраний, большой обеденной. Этажом выше была комната Карин’далы, не слишком отличающаяся от других гостевых спален. Разве что вещей больше. Инга была внутри всего раз, когда оставалась ночевать в день перед свадьбой. Спальня Старейшины показалась ей меньше и скромнее той, где ночевала она.
– Не представляешь, как я сожалею, что твои родные не присутствовали на свадьбе. Мне до сих пор неловко. Это несправедливо по отношению к тебе и к твоей матери. Мало ли, вдруг она… – Карин запнулась, – вообще бы наложила запрет. Я даже не могу показать и убедить, что ты в безопасности.
Инга решила не шутить о том, что её мама скорее беспокоилась бы за безопасность окружающих. У них своеобразные отношения.
– Мам, она меня видела и в обморок не упала. Это как хороший знак, – хмыкнул Давид.
– Судя по рассказам, ты был неестественно любезен, – усмехнулась Инга. – На самом деле ничего страшного. В Анионе с праздниками туго, поэтому я слабо представляю, как можно было бы собрать гостей с моей стороны. Все катастрофически заняты, в разъездах, проектах, не помнят, какое сейчас время года, и забудут, куда их пригласили, примерно через час. Если мы когда-нибудь пересечёмся, никто слова поперёк не скажет.
– Ты в случае чего обязательно передай, что я всегда рада встрече.
Карин привела их в гостиную с окном, занимающим почти всю стену. Вместо штор с карниза свисали растения с мелкими пёстрыми листиками, среди которых угадывались белые цветы, наполняющие комнату лёгким сладковатым запахом. Мебель на тонких прозрачных ножках будто парила в воздухе. На столике между белыми диванами стояли вазочки с фруктами. Особенно выделялись шикарные кисти винограда разных сортов. Был даже розовый, Инга такого ещё не видела. Рядом – стаканы и графин с напитком насыщенного лимонного оттенка. Карин жестом предложила Инге угощаться, а сама опустилась на один из диванов.
– Забыла сказать, вам продолжают присылать подарки и поздравления на свадьбу.
– Если это можно есть – не вздумай, – Давид усмехнулся, разваливаясь напротив неё. – Там точно яд.
– Я ждала этих слов, но ответной шутки не придумала, – Карин'дала развела руками. – Не волнуйся, большая часть оседает у тех, кто их принимает. Как ни странно, ещё ни одна горничная не умерла и не заболела.
– Иммунитет? – невозмутимо предположил Давид. – Учитывая, сколько они едят, не удивлён.
– А может тебя ненавидят не так сильно, как ты думаешь? – повторила мимику Карин. – К тому же подарки подписаны… Все, кроме одного. Вам, точнее, Инге, вчера прислали лошадь. Породистую, хорошо обученную, явно из дорогих и в полной сбруе. Имени дарящего не указано и это… подозрительно. Мы её осмотрели, конечно, но ничего странного или опасного, каких-либо заклятий не обнаружили.
– Инге, значит? – Давид сузил глаза. – И когда ты успела заиметь такого любовника? Радует, что он хоть богатый. Если что, сможешь мне еду какую со стола приносить или одежду. Если, конечно, размеры подходят.
– Понятия не имею, о чём ты говоришь, – невозмутимо ответила она. – Так называемый любовник, видно, не знает, что мои навыки верховой езды лежат где-то между «плохо» и «очень плохо». Или, наоборот, знает, но тогда это попытка убийства. Следовательно, – она скопировала выражение его лица, – лошадь прислала чья-то богатая любовница. Звучит вероятнее, тебе не кажется?
– Очень слабая попытка, Инга. Плохо стараешься.
– А может, ты вместо того чтобы придумать, к чему придраться, пойдёшь и сам посмотришь? – Карин'дала склонила голову к плечу.
– И поищу улики, указывающие на личность этого тайного поклонника. – Давид поднялся. – Готовься к страшному разоблачению, невероятному скандалу и истерике.
– Без них домой не приходи, – с серьёзным видом кивнула Инга. – А ещё постарайся не словить моё проклятие и не пострадать в общении с подарком.
– Я управлялся даже с конём твоего названного братишки. А ты сама помнишь, что у этой демонической твари в голове не все дома.
– Родной, я не собиралась принижать твои умения. Это называется проявление заботы. Ты мой муж, и мне положено беспокоиться за тебя.
Давид вместо ответа хмыкнул, но Инга заметила, как уголки губ подрагивают в улыбке, которую он старательно пытается подавить. Ещё бы. Он же тогда делается милым, а это идёт вразрез с образом того, «кто никому не нравится» и «кого все хотят, если не убить, то покалечить». Битву с улыбкой Давид начал проигрывать, поэтому поспешно вышел.
– Давно я не видела его таким счастливым, – Карин'дала проводила сына взглядом. – Знала бы ты, как я благодарна за всё, что ты для него делаешь.
– Он делает для меня куда больше, – улыбнулась Инга, срывая виноградину. – Но мне тоже нравится, когда он такой. После всего, что случилось, в одном только Анионе его улыбка стала для меня личным вызовом.
Карин вздохнула.
– Ему с детства внушили, что у него ужасный характер, а он поверил. Вот тебя и вся Воля.
– В честь чего? Давид не похож на того, кто задирает без повода, лезет в драки или ещё что. Он и сейчас скорее защищается.
– Или защищает. Нет, я не утверждаю, что мой сын – идеал. Сама знаешь, его издёвки могут довести до самоубийства, но в детстве… Он был замкнутым, даже застенчивым, – Карин приложила к уголку губ ребро ладони, – но не признается. Потом встретил свою истинную, которая… я не знаю. Может, таким образом решила его отгородить от остальных, чтобы Давид только с ней дружил. Моя вина. Я упустила момент, когда её заявления, обоснованные и нет, получили огласку. Убеждать она умела, так что Давида стали считать мальчиком с ужасным характером, а она якобы общается из-за жалости. Сам Давид тоже начал так считать.
– Если постоянно слушать, поверишь даже в то, что радуга чёрная, – Инга вздохнула и прикинула в уме. – Выходит, Избранные его первые друзья? Здесь он почти ни с кем не говорит дольше, чем «привет-пока».
– Так и есть. Но он и тогда отличился. Додумался сцепиться с Воплощением Силы. Я думала, его убьют, сама знаешь, сдержанностью Сила не отличается. Но… теперь они лучшие друзья, и Давид называет его братом. Один из немногих, за кого мой сын отдаст всё, включая и жизнь. Ужасный характер, да? – С иронией переспросила Карин.
– Всем нужно с кем-то говорить и дружить. И, раз у Давида мало примеров, ему трудно принять факт, что не все считают его мерзавцем. Осталось закрепить урок, чтобы сам в это поверил. Но ничего. Как я поняла по твоей реакции, прогресс уже виден.
– Мне кажется, он виден и тебе тоже.
– Да, ворчать поменьше стал. Хотя иногда будто проверяет границы. Натворит чего-нибудь или скажет, а потом смотрит, признаю я и другие ребята, что он ужасен или нет.
– Скорее всего не верит, что вы и правда с ним дружите, – Карин вздохнула. – Знаешь, в чём ирония? Он был идеальным ребёнком. Почти не плакал, не капризничал, был очень спокойным и послушным. А потом мне вдруг сообщают, что он ужасен. Даже пытаются жалеть, что я от безысходности воспитываю воплощение зла. Я думала, это шутка.
– Жаль не показать им меня в детстве. Где жарко, там и я, – Инга всё же решилась спросить. Давид на такой вопрос ей точно не ответит. – Как-то всё глобально получилось. Его ведь не только ровесники сторонились, это проблема чуть ли не всего Амрилана, а то и Ландории. Мы в детстве много чего творили, пока не поумнели, но к такому масштабу и близко не подошли.
– Да простит меня Равновесие, я не знаю точно. Должность отнимает много времени. Я начала замечать, что Давид приходит побитый. На мои вопросы не отвечает, ничего не объясняет и не жалуется. Когда пыталась узнать у других, моего сына обвинили в дерзости и отвратительном поведении. Мол, сам виноват, – она поморщилась.
Вот так. Ищешь справедливости, а получаешь претензии.
– Силы, я столько просила Равновесие о детях, но, когда получила такой чудесный дар, не смогла дать ему должного внимания и любви.
Инга осторожно дотронулась до её руки.
– Если бы ты не смогла, все обвинения были бы обоснованными. Давид такой, какой есть, благодаря тебе, и я сейчас не про его «дипломатию», а про чуткость, умение поддерживать, моральные принципы. Прошлое в прошлом, а будущее будет счастливым. Уж я постараюсь.
– Спасибо, но увы, прошлое оставляет неизгладимые следы. Именно поэтому оно так важно, – Карин опустила голову. – А я сделала недостаточно, чтобы Давид чувствовал себя понятым, принятым и, главное, любимым. Может, поэтому мне Равновесие и не дало истинной любви? Потому что я попросту не удержу это чувство? Не ценю его и не прилагаю достаточных усилий?
– Возможно я скажу абсурдные иномирные вещи, но в Анионе каждый сам решает, истинное чувство или нет. Если не сомневаешься, что хочешь посвятить жизнь вот ему, плетёшь обручальный браслет. Сделать это можно всего раз, и если ошибся, увы. Раз тебе пока не встретился подходящий парень, это не значит, что его нет.
– У нас в принципе то же самое. В Ландории, я имею в виду, – уточнила Карин. – Вообще ритуал определения истинной любви – традиция эльфов. Остальные расы подхватили как красивый оборот речи и романтичную традицию. Истинная любовь показывает тех, с кем ты точно будешь счастлив, но это не значит, что не найдёшь другого или что твоя любовь уже не состоит в союзе. Да и, откровенно говоря, я не чувствую себя несчастной, но, Силы, – она потёрла висок. – Амрилан очень большой город. Главу эльфийской расы знают все. На каком бы празднике я ни появилась – вижу сочувствующие взгляды и слышу шепотки: «Эх, бедняжка. Равновесие не дало истинной любви, родных детей, ещё и воспитывает несносного найдёныша». Не представляешь, как это бесит. Я – глава целой расы, успешно руковожу народом. Меня уважают или хотя бы делают вид, что уважают, остальные правители. Но, нет. Я не замужем, у меня нет истинной любви, значит я несчастна. Имя-то я узнала, – Карин хохотнула, – но это походило на странный набор звуков. Эдна сказала, что на древнеэльфийском – это «не существует» или «белый воздух», «белый ветер», в общем, пустое место. Не помню точно, но заканчивалось на «вульс».
– Так ты ни при чём, это «Ветервульс» не пойми где ходит. Хм. Я теперь лучше понимаю, чего ребята в меня так вцепились, когда мы начали сближаться. Бегом замуж, а то чего бродишь одна. Непорядок, бла-бла, – Инга рассмеялась. – Похоже, у них всё же получилось промыть мне мозги.
– Ребята или один ребятёнок? – Карин усмехнулась. – Тот, что с неуёмной энергией.
– И фетишем всех переженить, да. Давид первое время даже помогал, а потом… Взял дело в свои руки, так сказать. Хотя нет. Там я спровоцировала, а он поддался.
– Значит, хотел поддаться, – Карин улыбнулась. – Ты нашла правильные слова, эмоции, поступки.
– И множество переменных сошлись в одной точке. Иногда оказываешься там, где должен быть, хотя с виду всё спонтанно.
– И в этом параллель с тем, как я нашла Давида. До сих пор кажется, что это не взаправду. Слишком чудесно.
– А как это получилось?
– На самом деле всё было грустно и страшно, – Старейшина поджала губы. – Тролли стали чаще нападать на путников и охотников, несколько раз атаковали даже королевских рыцарей. Мы начали подозревать формирование клана, а это угроза не только лесу, но и близлежащим городам и деревням. Тролли в отличие от диких зверей разумны и часто состоят в сговоре с работорговцами, как поставщики. Реагировать пришлось немедленно. Прочесали весь лес, рыцари по краям, мы из глубины, но троллей не было. На третий день вышли к громадной расщелине – Пасти червя. Походили вокруг, а потом, – она улыбнулась, – услышала писк. Проклятье, я настолько плохо разбиралась в детях, что начала приняла это за крик испуганного зайчонка. Сама не знаю, почему решила посмотреть. Наверное, как ты и сказала, всё сошлось в нужном моменте. Подхожу, а там малыш. Ему тогда и года не было. Держался за корни и смотрел своими чернющими глазами. Не плакал. Только оглядывался по сторонам, хотя было видно, что ему страшно. В какой-то момент посмотрел на меня и произнёс: «Мама. Не». И всхлипнул. Разве могла я его оставить? Вот так у меня и появился сын. Единственный и самый родной.
– Ух ты, – заворожённо отозвалась Инга. – Как же здорово, что ты его услышала.
– Идеальный слух, ничего не поде…
– Старейшина, – в комнату ввалился запыхавшийся мальчик. Переброшенная через плечо кожаная сумка и торчащие оттуда бумаги выдавали в нём посыльного. – Там возле госпиталя паника. Народу набежало. Ночью поступило много больных. Все требуют объяснений!
– 3 –
– Силы, что за резкая вспышка. – Карин’дала свела светлые брови к переносице. – Я посмотрю, да. Спасибо.
– Я могу помочь? – выпрямилась Инга.
– Возможно… Многие будут реагировать бурно. Ты могла бы…
– Успокоить их? Конечно.
– Хорошо. Болеют эльфы, пока. Так что ты в безопасности. Это не честно, – вздохнула Карин'дала, – но я предпочитаю, чтобы никто не пострадал.
– Крайний случай, да, – Инга кивнула. – Но моя сила помогает лишь на время.
– Иногда хватит и минуты, чтобы уберечь от глупостей, – Старейшина улыбнулась. – Тебе несложно? Или отвести тебя к Давиду? Он, наверняка поедет в лес, чтобы оценить лошадь.
– Стаж верховой езды у меня скромный, так что ему я только помешаю, а тебе помогу. Кстати, а маги что говорят? Могу уболтать кое-кого.
– Мы попросили помощи. Хотели участия Сорела, но он временно в Шатрии. Её правительнице нужна помощь.
Инга поджала губы. Олис Сорел – лучший лечащий маг Ландории, и именно его она собиралась уговаривать. О талантах парня легенды слагают. Как некстати, что он уехал сейчас.
– Тогда пошли? Надо только Давиду записку оставить. Первый вариант, который он придумает сам: я влюбилась и сбежала.
– Давид с детства ревнивый. – Карин усмехнулась. – Когда ему было лет пять, я, о ужас, взяла на руки ребёнка подруги. Давид разволновался и спросил, не забыла ли я, что я его мама, а не этого малыша? А потом сказал: отдавай маме, и идём домой.
– Когда Эдна сказала, что Сила – мой брат не-по-крови, а не Давида, как тот думал, был скандал, хотя ничего не изменилось, – Инга покачала головой, улыбаясь. – Нужно родить минимум трёх детей. Чтобы Давиду не хватало на всех рук, и мы могли держать не влезшего.
Карин'дала на этих словах замерла и вдруг крепко её обняла, после чего резко отступила, возвращая лицу прежнюю официальность:
– Прости за это. Я так счастлива, что вы с Давидом… вы такая замечательная пара. А ты – чудо. Настоящее чудо. У меня будто ещё и дочь появилась.
– Мне так приятно… Надеюсь, будет не нагло признать, ты мне тоже как мама, – Инга покраснела. – Вдали от Дома я становлюсь сентиментальной.
– Твоя мать сейчас не может защищать и заботиться о тебе. Значит, я приложу все усилия, чтобы ты чувствовала себя комфортно и не пожалела, что оказалась рядом с моим сыном.
В этот момент в гостиную вошла одна из горничных и подала Карин’дале накидку.
Инга смущённо улыбнулась. Карин удивительная женщина. Немного странно просто сидеть и говорить с ней о Давиде, прошлом, мужчинах. Инга мамой таких тем не касалась. Пришлось немало поработать, чтобы все разговоры не сводились к критике по поводу и без. Необычно.