Глава восемьдесят пятая «Вызов на ковер».
Зарин внимательно слушал Льва, постукивая ручкой по столу. Это был не хороший знак, показывающий, что контролер злится. Он на полуслове прервал управляющего:
– Вы хотите сказать, что какие- то пацаны опередили меня и врут, не моргнув глазом?
– Нет, судя по всему, они и правда не знают, где находится кореец.
– Вам не кажется странным, что, улетев вдвоем, один возвращается, а другой теряется в творческом отпуске?
– Они не знали о предстоящем разговоре со мной, и вылетели несколькими днями ранее. Удачное стечение обстоятельств.
– Или же слишком длинный у кого- то язык в департаменте социальной защиты, который не мешало бы вырвать, – угрожающе тихо прошептал контролер 2025.
Лев поежился и подумал про себя, что над Леонтием завис «дамоклов меч».
Контролер несколько раз сжал и разжал пальцы рук, обдумывая что- то.
– Я его все равно рано или поздно найду. Но сейчас мне нужно кое- кого наказать для того, чтобы другим неповадно было. Лев, вы понимаете о ком я?
К сожалению Лев, отлично понимал, и его воротило от того, что контролер непременно сделает его главным участником отвратительного события.
– Завтра судебный департамент вызовет Николая Воронина на официальный допрос, о результате которого вы, наверное, уже догадываетесь.
– Но, он делал все по закону, – пытался оправдать Николая Лев, хотя знал наверняка, что это бесполезно.
– Закон это я. И когда даже согласно какой- то букве уже устаревшего морально постановления меня обманывают и пытаются обвести вокруг пальца, мне это очень не нравится. Он должен понести наказание. И кстати, если мы уже подняли эту тему, дайте поручение судебному департаменту обновить все законодательные акты в соответствии с новыми реалиями. И пусть доведут до сведения всех департаментов и перетрясут все бумажки. У вас, где не копни, везде слабые места Лев. Чем вы занимались предыдущие пять лет? Похоже, что спали.
Глава восемьдесят шестая «Повестка»
Николай сидел в кабинете у следователя судебного департамента мегаполиса Z. Он знал после разговора со Львом, что дело примет серьезный оборот, но, чтобы такой…
Его обвинили в превышении служебных полномочий, когда он состоял на службе инспектором социального департамента и посещал своих подопечных кротов. Пришили к делу даже показания какого- то крота, живущего по соседству с Кимом, он замечал несколько раз, как Ким исчезает из социальных трущоб на день- два. Документальные или видео подтверждения этого факта не нашлись, но за его письменный рассказ ухватились с энтузиазмом.
Николай никак не мог вспомнить этого крота, по описанию никто не подходил. Прицепились также к не значительным шероховатостям в процедуре, когда заседал консилиум по освобождению Кима. Комиссия не соблюла регламент, какие – то второстепенные пункты, не влияющие на исход дела, не внесла в протокол. И к этим незначительным деталям сейчас цеплялись как к серьезному правонарушению.
– Но регламент разрабатывал не я, и не я заседал в комиссии и составлял протокол, почему вы задерживаете меня? – спросил Николай, стараясь оставаться спокойным, хотя внутри все клокотало от злости.
Молодой чиновник с зачесанными аккуратно назад и смазанными воском для гладкости и блеска волосами казалось, не слышал его, упиваясь своей собственной важностью и возможностью сделать карьерный скачок в один прыжок, если это дело быстро расследовать, конечно же, не в пользу Николая.
– Вы ходатайствовали об освобождении Ким Тена. И вы, прежде всего, должны были обращать внимание, даже на мелочи.
– Но ведь это же полный бред, и к сути дела не относится, все вышестоящие и медицинские, и социальные учреждения признали Кима совершенно здоровым. Есть медицинские заключения, которые хранятся и в электронном и бумажном виде.
Лицо следователя покрылось красными пятнами от рвения и негодования:
– Значит буква закона для вас бред Николай Воронин? Я думал вы более разумный человек, но вижу, что диалога у нас не получается. Вы задержаны на несколько суток до выяснения всех обстоятельств. Будет время подумать.
Когда Николая вели по красной дорожке коридора судебного департамента, он не мог прийти в себя от нелепости ситуации, ему это казалось бредовым сном, и вот он сейчас проснется и все закончится.
Но его усадили в машину и сопроводили в здание судебного изолятора. Серые бетонные стены одиночной камеры сразу сузили его жизненное пространство, а потолок давил, и делал его меньше ростом.
Сначала Николай зло стучал кулаками и пинал стены, но на него никто не обратил внимания, толщина бетона оказалась такая, что хоть убивай, никто не заметит.
У него отобрали все, включая телефон. На запрос о звонке ответили отказом. Хорошо еще, что он успел позвонить и сказать Мише, куда его сегодня утром вызвали. Арине он говорить не стал, не хотел заранее ее беспокоить, думал неприятность крупная, но разрешимая. Теперь он боялся за нее, а что, если эти гаденыши и ее в судебный департамент потащат? При мысли об этом он дико злился от бессилия и не возможности ее защитить.
Минуты в бетонном склепе, как Николай прозвал камеру, тянулись мучительно, он не знал, сколько времени прошло, наручные часы тоже сняли.
Он присел на косой видавший виды железный стул и закрыл глаза, старался успокоить дыхание, а за ним и ум. Паника сейчас ни к чему.
Николай начал обдумывать, как действовать дальше. И единственное решение, к которому он пришел, это ждать вестей от Миши.
Прошло тягучих несколько часов, за маленьким решетчатым окном стало темнеть, и можно было предположить, что он здесь приблизительно двенадцать часов, в судебный департамент он отправился в восемь утра.
Но никаких вестей не было. Он по- прежнему сидел на стуле не в силах шелохнуться, хотя ноги и спина затекли, двигаться не хотелось.
Глава восемьдесят седьмая «Не сон».
Утром Николай обнаружил себя сидящим на стуле, голова во сне упала на грудь, а руки безжизненно свисали вдоль тела, икры за ночь затекли от сидения и стали твердыми как металл.
Взгляд упал на грязный топчан, застеленный тонким вонючим матрасом. В углу стоял ржавый умывальник. Он встал, и тысячи иголок пробежали по ногам, поморщившись, добрался до раковины и умылся тонкой струйкой бурой воды.
Дверь в камеру открылась тихо, хотя была старой и массивной, казалось, она должна отвратительно лязгнуть. Охранник повел его в неизвестном направлении, шли не долго.
Он оказался в не большой, светлой комнате, обстановка которой состояла из стола и двух стульев.
Через несколько минут в комнату вошел мужчина средних лет с аккуратной русой бородкой и в круглых очках в тонкой оправе. «Адвокат?» – подумал Николай. Ему казалось, что адвокат должен выглядеть именно так. И он не ошибся.
Мужчина представился:
– Илларион Степанович. Я Ваш адвокат.
– Не могу сказать, что мне очень приятно, учитывая то, что я оказался в таком положении, – ответил Николай.
– Понимаю ваши чувства. И постараюсь сделать все возможное в самые короткие сроки, чтобы вытащить вас отсюда. И вот еще что – он протянул Николаю белый лист бумаги сложенный вчетверо, – это записка от Миши. А это…– вытащил белый конверт – Это передала Вам Арина.
Николай поспешно выхватил записки из рук адвоката, как будто они могли вмиг исчезнуть.
– Мне не вернут телефон?
– К сожалению пока нет. Но я договорился, что Вы сделаете сегодня вечером телефонный звонок домой.
Илларион Степанович задал Николаю ряд вопросов, относящихся к делу об освобождении его бывшего подопечного Кима. Он фиксировал все на крошечный диктофон, сверкающий отполированной поверхностью драгоценного металла похожего на платину. На его лице не отражалось никакой эмоции кроме удивления.
В конце встречи он сказал:
– Ваше дело Николай, яйца выведенного не стоит. Все имеющиеся на данный момент свидетельства абсолютно пусты и бездоказательны, и те, кто упрятал вас сюда, об этом знают. Они могут удержать вас максимум на двое суток. Так что скоро увидимся снаружи этого заведения.
Встреча с адвокатом вселила надежду Николаю. Весь день он ходил по камере и делал физические упражнения. Есть отказывался. Вечером, как и сказал адвокат, ему разрешили позвонить домой.
Николай уже давно не видел такого телефона, в памяти всплыл аппарат его бабушки, но кремового цвета, а этот был зеленый с отломанными отверстиями для пальцев, для набора номера.
Николай поднял трубку и с волнением стал накручивать номер Арины, прошел один гудок, второй, третий…и наконец, он услышал ее голос:
– Коля! Коля! Это ты? Я не слышу тебя!
Он стал кричать, что есть сил:
– Арина! Это я!
В трубке раздались хриплые помехи, и наконец, она его расслышала:
– Коля, милый, любимый, Коля! Меня не пустили к тебе. Я написала письмо, его передал адвокат?
– Да, и я его читаю все время. Арина, как ты? Тебя не трогают? Если что- то случится, сразу говори мне!
– Коля, я тебя люблю, – он услышал, как Арина еле сдерживается, чтобы не заплакать. – Коля, я тебя очень люблю.
– Арина, милая моя, мы скоро увидимся, не плачь, – но последние слова она не услышала, в трубке опять что- то затрещало и их разъединили.
Глава восемьдесят восьмая «Не все так просто».
За Николаем пришли через сутки, но не выпустили на свободу, как он предполагал, а перевели в другую камеру более просторную, с чистой кроватью и отдельно стоящей душевой кабиной. В первые несколько секунд после того, как охранник молча захлопнул за ним дверь, Николай не мог поверить в происходящее.
Адвокат говорил, что с имеющимися фактами его продержат не более двух суток. Что тогда произошло? Почему дело приняло такой оборот? Он сидел, сцепив кисти рук перед собой, хотелось немедленно что- то предпринять, но вот что?
К счастью, неведение длилось не долго, все тот же охранник пришел за ним, и они оказались в знакомой уже комнате свиданий. Его ждали.
– Илларион Степанович, что произошло? Почему меня не выпустили? – Николай стразу задал вопрос, мучавший его все утро.
Адвокат внешне старался казаться спокойным, но заметно, что он также оказался в некотором замешательстве:
– Я подал уже заявление о том, чтобы Вас выпустили под залог. Обстоятельства, согласно которых вас продолжают удерживать, мне пока не известны. Единственное, что удалось сделать прямо сейчас, это перевести в камеру другого класса.
– И какая же сумма залога?
– Сорок миллионов рублей.
Николай обхватил голову руками:
– Такой суммы свободных денег у нас нет. Все вложено в бизнес и проекты.
Илларион Степанович остановил Николая:
– Миша уже готовит деньги.
– Это нереально, я точно знаю, потому что веду финансовые дела компании, – твердо сказал Николай.
Адвокат посмотрел на него, внутренне вновь обретая уверенность, основанную на богатом опыте:
– Николай, в моей практике случалось всякое. И я меньше всего склонен идти на поводу эмоций, только факты. Чем я сейчас и займусь. Выясню, что вдруг появилось в вашем деле, что явилось достаточно веской причиной, чтобы продлить ваше задержание.
Николай согласно кивнул.
После свидания с адвокатом он просматривал видео на планшете, присланное Ариной десятки раз и гладил ее изображение на экране. Ей так и не предоставили право на свидание с ним.
Илларион Степанович действительно действовал быстро и профессионально. Но его прошение выпустить Николая под залог также отклонили. Об этом Николай узнал из его телефонного звонка.
Но всё же, появились хоть какие- то новости.
К делу приобщили еще несколько показаний кротов, на этот раз Николай даже смог вспомнить, как они выглядели. И все как один уверяли, что Николай чуть ли не силой пытался вывести на прогулки Кима, они слышали, как Ким сопротивлялся тому, чтобы покинуть стены социального дома, но Николай все время стоял на своем.
Также сделали предположения, что у Николая был корыстный интерес освободить Кима из «кротовника». Ким за два года жизни в социальном доме сделал немало изобретений, которые запатентовал департамент соц. защиты. Николай, конечно же, знал об этом и хотел получить доступ к патентам через Кима. А также пользоваться парнем в дальнейшем, в плане получения от него свежих научных разработок в своих корыстных целях.
Чем больше Николай сидел в изоляторе, тем больше отвратительных лжесвидетелей появлялось. За три месяца дело из тонкой папки в один лист увеличилось до двухсот страниц печатного текста.
Илларион Степанович по- прежнему подавал ходатайства об освобождении под залог, но они все время отклонялись.
Особенно тяжело Николаю было оказаться без Арины, жить в полном непонимании как она. Ей очень редко разрешалось, видится с мужем. И каждый раз, встречаясь с ней, Николай испытывал все более мучительную душевную боль, из- за того, что он причиняет своей любимой такие страдания.
Так было и на этот раз. Арине выделили пятнадцать минут на свидание с ним. Она сразу кинулась к нему навстречу и прижалась всем телом, полностью исчезая в его объятьях. Она старалась держаться спокойно, но он чувствовал, что ей это удается с трудом.
– Коля, все, что они говорят не правда. И я знаю, что все эти показания, которые множатся день от дня, дело чьих- то рук.
Николай взял ее лицо в свои ладони и начал целовать щеки, лоб, губы.
– Не будем о них, милая, не хочу тратить время, которого у нас очень мало. Я по тебе ужасно скучаю, родная, очень скучаю.
Арина легко вздрогнула всем телом:
– Коля, я не могу без тебя. Мне надо быть сильной, но у меня плохо получается. Коля, я столько раз помогала людям выйти из депрессии, пережить даже смерть любимых людей, а себе помочь не могу, Коля.
– Милая… Все будет хорошо, я тебе обещаю, – он крепко прижал ее к себе, вдыхая тонкий волнующий аромат ее кожи.
В очередной раз их свидание пролетело как одно мгновение. Арину заставили выйти. Он смотрел вслед удаляющейся хрупкой фигурки жены, она сделалась еще тоньше, а глаза и так огромные, сейчас стали еще больше, четко выделяясь на бледном лице. Темные от недосыпа круги под глазами, просвечивали сквозь слой пудры.
Глава восемьдесят девятая «Безразличие»
Николай готов был убить себя, если бы это помогло, и Арина перестала бы страдать. Тяжелые серые осенние дни тянулись долго как бесконечное немое кино, которое он смотрел в темном зале, оставаясь единственным зрителем.
Бурная вначале злость сменилась гневом на всех этих притянутых за уши доносчиков- кротов, потом он понял, что их просто запугали. Гнев сменился отчаянием, а еще через два месяца безразличием ко всему происходящему. Только мысли об Арине не давали покоя.
Вот уже полгода он находился в следственном изоляторе. Илларион Степанович регулярно встречался с ним, обрисовывая суть происходящего и дальнейшую стратегию по его освобождению.
Николай согласно кивал на встречах, но не проявлял былого оживления. Просто ждал. И чтобы хоть как- то занять время он стал много читать, его камера превратилась в книжный развал: философия, духовные откровения, произведения классиков. Такое чтение приносило временную тишину в его истерзанную бесконечным «почему» душу.
Но эти временные отрезки сменялись периодами нежелания продолжать такую жизнь и вовлекать в нее любимых людей. В один из таких приступов она написал письмо Арине: «Милая, моя, родная, ты самое прекрасное, что случилось в моей жизни. Жаль, что я причинил тебе столько страдания. Не хочу, чтобы ты мучилась дальше. Поэтому прошу тебя развестись со мной».
Илларион Степанович, в который раз посетил его. Вид у адвоката был утомленный, он уже не излучал безоговорочную уверенность как в первые их встречи.
– Илларион Степанович, скоро состоится суд. Скажите, только честно, какой самый оптимистичный исход?
Адвокат медлил, не желая произносить правду. Но потом, решив, что так даже лучше сказал:
– Пять лет, возможно вас отправят далеко за пределы мегаполиса Z.