Я нашла как-то замечательное местечко, оттуда было видно всё и всех, но не видно меня. Постоянно чёртиком из табакерки выпрыгивала «тук-тука последняя рука!!!» А ведь водившему водить тогда снова… Некоторые злились. Пытались следить за мной. Приходилось метаться, юлить, чтобы не выдать свою норку…
Помню однажды водить – искать – пришлось мне. Я уже затуктукала всех. Остался лишь один. Это был парень старше нас, малолеток. Вовчик. Ему, видимо, было жаль расставаться с детством, и он часто-часто играл с нами. Вот его-то я и искала уже минут двадцать. Игра остановилась, многие разошлись по домам: ужинать, позвали вынести мусор, отправили в магазин… А я, как дура, злая и чуть не плача, уже в стопервый раз проношусь по всем известным мне местам, где можно было спрятаться.
На скамейке последнего подъезда сидела ватага взрослых мальчишек. Они рассказывали разные истории, играли на гитарах. Кто-то осмеливался даже курить под родительскими окнами. И вот в стовторой раз проносясь мимо них, что-то показалось очень странным. Ну, да… Вот я бестолковая! Хитрая вовчикина рожа! Он, словно никакого отношения не имея к нашим куликашкам, сидел среди этих мальчишек и как будто бы слушал песни, а сам хитро следил за мной.
Я развернулась и понеслась через кусты, с риском выколоть глаза, исцарапывая себе в кровь кожу – главное первой коснуться рукой стены…
На всю жизнь и запомнила: «Положи среди одинакового то, что хочешь очень хорошо спрятать».2
Своеобразная игра в прятки была и у нас дома. За общим столом, например, мы часто играли в «найди пропажу». Надо было запомнить, что и как лежало на кухонном столе, выйти из кухни, а вернувшись, найти, что спрятали. Прятались мы и по квартире с сестрёнками. Нужно иметь огромное воображение, чтобы в маленьком пространстве квартиры спрятаться от всех. А потом ещё найти сестёр, у которых с воображением тоже было всё в порядке.
В прятки я играла в школе, с одноклассниками и учителями. В институте. Со своими парнями, ухажёрами.
Однажды я познакомилась с одним удивительным мальчиком. Умным и воспитанным. Начитанным и культурным. «Мальчик». Этому мальчику было двадцать два, и он уже вернулся из армии…
Пригласил на свидание.
Моя любовь к куликашкам оказалось сильнее. Захотелось пошалить. В тот морозный вечер он стоял под памятником в лёгкой курточке – видимо хотел повыделываться – с розой в руках. А я, укутанная в тёплую шубку, в варежках, сапожках, стояла через дорогу напротив, среди толпы, жаждущей посмотреть какой-то новый фильм, и наблюдала за ним. А потом отправила к нему какого-то мальчишку с запиской «Найди меня». Шутка не удалась, мы расстались.
Зато потом мне пришлось искать другого парня. Пришлось съездить в Ленинград и оббегать весь город в поисках подсказок, чтобы добраться до него. Оказалось, он тоже с детства любит куликашки. Что ж. Прятки нас объединили. Мы поженились. Родили прекрасную дочу. Тебя.
Понимаешь, да? В нашей семье самой любимой игрой были прятки. Ты, как только научилась ползать, овладела этой игрой в совершенстве. Частенько приходилось тебя искать, умудрявшуюся выбраться даже из высокой манежки».
Эту историю рассказала мне мама, когда мне исполнилось пять лет.
А на моё шестилетие, от нас спрятался папа. Навсегда.
В день моего рождения мама поздно вернулась домой. Она сидела в прихожей, молчала и неподвижно смотрела в пол. Заметив меня, крепко прижала к себе. От неё пахло больницей, сигаретным дымом и чем-то ещё незнакомым и страшным. Горячие слёзы падали мне на лицо, и я слышала, как громко и быстро стучит её сердце. «Рак… Папу спрятал рак…»
Так мы с мамой остались одни в большой трёхкомнатной квартире. Квартира сразу стала какой-то слишком огромной и пустой, холодной и влажной. Стены, мебель, вещи стали серыми и не интересными. Что-то всё время кряхтело, топало, скрипело, вздыхало, бродило за мной из комнаты в комнату. Днём ещё можно было уйти на улицу и дождаться маму с работы. А вечером и ночью углы комнат наполнялись темнотой, она клубилась и шевелилась, словно пыталась дотянуться до меня. Из чёрных углов таращились на меня выпученные рачьи глаза, они моргали и следили за мной. На полу лежали огромные чёрные клешни и щелкали. Мама всегда включала свет во всех комнатах. Наверное, тоже видела этих ужасных спрятавшихся раков.
Рядом с кухней был чулан. Там хранились какие-то старые вещи, стопки журналов, банки с маринованными огурцами и помидорами, вареньем. Раньше мы с папой часто забирались туда, когда прятались от мамы. А мама, словно бы и не замечала, что мы неплотно закрыли дверцу, проходила мимо «Аууу-ауу… Найду-найду…». Мы тихо хихикали и закрывали друг другу рот, чтоб не услышала. А теперь там кто-то жил. Когда я проходила мимо, он тяжело ворочался и хрипло дышал, от этого, закрытые снаружи на щеколду, дверцы дрожали. Я жалась к противоположной стенке, старалась не смотреть и быстро проскочить мимо.
Сегодня мама встретила меня из школы. Почему-то кружок по рисованию нам сделали вечером. И нам, бедным второклашкам, раз в неделю приходилось ходить в школу два раза – утром и вечером. Шёл дождь. От низких туч было уже темно, но фонари почему-то не горели. Мы пересчитали почти все лужи, которые встретились нам по пути, и промокли не только сверху, но и снизу. Уже в подъезде начали хлюпать носиками.
Дома, автоматически включая все лампы на своём пути, я побежала одевать тёплые сухие вещи. Мама ушла на кухню делать горячий чай и открывать банку малинового варенья.
– Дочь. Всё готово, идём пить чай. – Раздался мамин голос из кухни.
Проходя мимо чулана, по привычке жалась к противоположной стене. Дверцы были приоткрыты и что-то там двигалось. «Малиновое ва…» Дверца резко распахнулась, в меня крепко вцепились и, больно зажав рот, втащили внутрь, сильно-сильно прижав к себе. Над ухом я услышала еле слышный испуганный мамин шёпот:
– Доченька моя, не двигайся. Я тоже это слышала…
Часть 2. Кошмары
Отходил после случившегося я долго: всё-таки, неизвестность – одна из мучительных вещей в нашей жизни. Тень в пустой улице. Незнакомые звуки тёмного леса. Неожиданный стук в дверь. Скрип о ночное окно. Звуки, видения, тени, движения… Превеликое множество всего. Нас заставляют замирать в неподвижности, настороженно вслушиваться, напряжённо вглядываться, с бешеной скоростью вспоминать и анализировать, пытаться объяснить и задвинуть в обычные рамки известных понятий – что это могло быть. Кошка ли пробежала? Заухала сова? Соседка пришла за солью? Ветка от ветра царапнула стекло?
Ничто не страшит и не пугает нас так, как что-то неизведанное, необъяснимое, непонятое, но существующее в нашей обычной повседневности.
Любая биологическая система стремится захватить максимальное пространство для своего обитания. А неохваченное, незахваченное, оставшееся за гранью внимания, за линией освоенности, за пределами сознания, – и есть неизвестное. Страх, как результат побуждения исполнить природную функцию, – расширить область обитания. Избавиться от неохваченности, избавиться от неизвестности. Мы пугаемся неизвестности для того, чтобы избавиться от неё.
Видимо, так устроен человек: схватить неизвестное, понять, изучить, объяснить, разложить по полочкам. Закрепить границами, словами и картинками. Познать… Познание мира – одна из главных задач человека. Чем шире наши знания о мире, тем больше он принадлежит нам. Познавая, расширяя мир, Александр Великий дошёл до Александрии Эсхаты, Колумб «открыл» Америку, Бруно Ноланец был сожжён на Campo dei Fiori, Мария Склодовская-Кюри сгорела от лучевой болезни, Юрий Гагарин совершил 108-ми минутный полёт. Афанасий Никитин, Марко Поло, Фернан Магеллан, Николай Пржевальский, Семён Дежнев, Витус Беринг, Михаил Ломоносов, Дмитрий Менделеев, Николай Жуковский, Николай Лобачевский… Список бесконечен. От открытий Великих, до микроскопических. Да, вы и сами изо дня в день, раз за разом, открываете небольшие тайники Вселенной. Не всякий, правда, способен заметить эти открытия. Изучать мир – сложный и трудный путь. Отбросить страх перед неизвестным, разглядеть в серости житейских буден искорки нового может не каждый. И не потому, что слеп, трус и слаб.
Но есть и другой путь. Не лезть на рожон, не кидаться с копьями на неизвестность, не пытаться захватить весь мир и не прогибать Вселенную под себя.
Вполне достаточно один раз и, возможно, навсегда – открыть Бога.
Познание Бога – это божественное приобщение к жизни самого Бога: «сия есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа».3 «Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое».4 Вера возносит нас к уразумению тайны происхождения мира от неявляемых, то есть от вечных Божественных предначертаний, к действительному бытию мира. Мир возник отнюдь не случайно, но в соответствии с Божественным замыслом. Этот замысел вечен, ибо нелепо допускать, что мысль о мире когда-то вдруг возникла у Бога. Бог – неизменяем и всеведущ. Ведомы Богу от вечности все дела Его. Проще простого произнести «творение видимого мира и человека является осуществлением во времени вечной мысли Божией. Вселенная есть Откровение вечных божественных идей».5 «Пути Господни неисповедимы». «Бог дал, Бог взял». И всё. Этого достаточно: всё неизвестное в краткую секунду становится известно божественным.
Но моя ситуация не была божественной. Любимое место, притягательное и зовущее, в том числе и своей таинственностью, теперь наполнилось страхом – таинственность превратилась в холодную чёрную неизвестность.
Страшную…
Не до бога…
В ночь после происшествия будучи, машинистом, я пытался затормозить состав, с огромной скоростью летящий на девушку. До неё было метра три. За окнами вихрем проносились деревья и столбы, воздух влетал в раскрытое окно, трепал волосы и одежду. Но поезд приближался к ней лишь на пару миллиметров. Я орал, чтобы она спрыгнула с рельс, но не мог шевельнуть даже пальцем. С обжигающим мозг вопросом «Получилось помочь?» проснулся в липком поту с закостенелыми от страха мышцами…
С тех пор каждую ночь я окунался в кошмар. Каждый раз оказывался в том самом месте, в тот самый момент. Был и машинистом, и поездом, и самим собой, и стрелочником, и столбами, и шпалами, и девушкой, и парящим ястребом, беспомощно взирая с высоты на происходящее. Просыпаясь в самый последний момент, я пытался поймать стремительно ускользающие картинки. И когда сон почти стирался из памяти, появлялся страх: «Помог или не помог?».
Каждый в борьбе с кошмарами идёт своей дорогой. Алкоголь, психиатр, медиумы, экстрасенсы, церковь…
Часть 3. Маша
Она сидела и уже в сотый раз перечитывала расплывающиеся перед глазами строчки. «Наша клиника приносит свои извинения. Мы перепутали Ваши анализы с анализами другой клиентки. Все причастные и виновные в случившемся будут строго наказаны».
«Нифига не будут! Это я наказана».
В этой школе она училась не с самого начала. Семья переехала в этот город летом, родители отдали документы в новую школу. Поэтому первого сентября в девятый класс, как в первый класс. Родившись и прожив, где почти никогда не бывает снега, и купаться можно чуть ли не до декабря, где солнце начинает палить в марте и до самого октября бурлит плодово-ягодный рай и где повышенный радиационный фон был нормальным состоянием, уже пройдя пубертатный период, она очень эффектно выглядела, особенно среди сверстниц. Хорошая грудь, плавные очертания фигуры, волосы в почти взрослой причёске, пытливый взгляд. Это её пока смущало –немного стыдилась своей пробудившейся женственности. Скромно сторонилась одноклассниц.
Она ещё никого не знала ни в школе, ни в своём классе. Первый день в новом коллективе. Первый урок в новой школе, первое занятие «взрослой» физики. Она села за последнюю парту у окна – точные науки ей вообще не давались. Сквозь стекло наблюдала за движением причудливого на небе облака. Загляделась, задумалась. «Здравствуйте, садитесь» – пропустила. Загрохали стулья. Повернула голову к доске. Высокий светловолосый красавец с достающими, аж, до последней парты зелёными глазами, в костюме, галстуке и в светло-зелёной, под цвет глаз, рубашке.
Это было последнее, что она запомнила в этот день. Другие предметы, перемены, знакомства с одноклассницами и одноклассниками, куча скучных однообразных историй на тему «как я провела лето», обычная суета ещё не вошедшей в отлаженный ритм школьной жизни, – всё прошло мимо. Очнулась вечером. Дома. Стоя в ванной, оперевшись на стиральную машину, она хохотала и не могла остановиться. Каждый раз, увидев себя в зеркале, заливалась смехом с ещё большей силой. Парадоксальная мысль – «я влюбилась в учителя-физика…» заразительно смеялась вместе с ней – «… с первого взгляда». Воодушевлённая, она села за свой стол, открыла учебник физики. «Системой отсчёта в физике называют совокупность тела отсчёта, системы координат, связанной с телом отсчёта, и часы или иной прибор для отсчёта времени. При этом всегда следует помнить, что всякая система отсчёта условна и относительна. Всегда можно принять другую систему отсчёта, относительно которой любое движение будет иметь совершенно другие характеристики». «Практически всякое тело можно считать материальной точкой либо когда расстояние, преодолеваемое телом велико в сравнении с его размерами, либо когда все точки тела двигаются одинаково».6 Этого вполне хватило, чтобы погасить воодушевление. Технический кретинизм, кажется, так это называется, когда любое описание математических, физических, химических, компьютерных и тому подобных вещей вызывает мгновенную каталепсию и столбняк. Ну, не дружила она с точными науками, не дружила. И чувствовала, как подкрадывается ненависть к школьному предмету физике. «Блин, не стать мне отличницей по физике, не завладеть сердцем любимого». Она ради приличия ещё полистала страницы учебника. Но чем больше она сидела перед книгой, тем сильнее в ней просыпалось желание увидеть его снова.
Никогда ещё у неё не было такого сильного желания, и никогда не было оно связано вот так с конкретным человеком. Рука предательски скользнула вниз.
Последующие дни являли собой балансирование между ненавистью и любовью. Изо всех своих скромных сил она пыталась понять эту дурацкую физику. Всё сильнее и сильнее понимала, что это невозможно. Раздражение, которое испытывалось к предмету, превращалось в ненависть. И чем больше она ненавидела, тем сильнее влюблялась в Него. Она выжидала после уроков, выстаивала возле учительской, крутилась вокруг кабинета физики – лишь бы только ещё раз увидеть. Она не рискнула сесть ближе, но это совсем не мешало слушать его голос и любоваться им с последней парты. В первые минуты каждого его урока она пыталась вникнуть в смысл услышанного. Но потом мысли улетали в апельсинового цвета мир, где были только Он и она. Несколько раз Он вызывал её к доске ответить домашнее задание. Несколько раз, заметив, наверное, её отстранённый вид, просил повторить только что им сказанное. Она получала двойку, и сияющая садилась на своё место, довольно улыбаясь.
После всевозможной кучи юношеских девичьих дел, вечером, она бралась за домашние задания. Раньше любимые предметы она всегда откладывала на потом. Сейчас последней очереди дожидалась ненавистная физика. Несмотря на то, что физика была два раза в неделю, учебник она открывала каждый вечер. Эта книжица лежала поверх других учебников. Как символ другого мира, как связующая точка двух вселенных, её глянцевая обложка поблёскивала в люминесцентном свете настольной лампы. Наполняла душу предвкушением, тёплым ожиданием, светлой нежностью. Сердечко трепетало, сжимались коленки. История, география, биология, русский язык, литература – проносились на высокой скорости мимо. И наступал момент, когда с левой стороны лежала стопка тетрадок и книг с выполненными уроками. А справа – единственная отвратительная физика. Она на миг замирала. Затем, затаив дыхание, неторопливо, словно в чайной церемонии, касалась книги, аккуратно приподнимала. Осторожно положив перед собой, делала несколько вдохов, и медленно открывала. Не читала, не всматривалась в формулы и картинки. Просто листала, и уплывала.